Автор: straykat.
Бета: Eichhörnchen.
Название: «Аддикция»
Дисклеймер: Крейг Бартлетт/Nickelodeon/straykat.
Статус: Завершен.
Персонажи: Хельга, Брейни.
Рейтинг: R (Т)
Жанр: Драма, Нуар (Даркфик)
Размер: Мини.
Варнинг: Нецензурная лексика, ООС, косвенный слэш.
От автора: Своеобразный постфанфик к «Покойникам никто не пишет». Возраст персонажей около тридцати лет.
Я никогда больше не полюблю.
Это все равно что заиметь две души одновременно.
Габриэль Гарсия Маркес.
«Генерал в своем лабиринте»
Должно быть, у каждого в жизни есть определённая сводка правил или принципов, которые следует выполнять неукоснительно. Вот и недавно Брейни обещал себе, что больше ни за что не станет ночевать в посторонней квартире, но над его головой возвышался потолок точно не его жилья. Раньше у него были только вредные привычки, вроде курения или чашки кофе натощак, и он попытался выработать для себя хоть одно правило, которому нужно следовать. И нарушил его в первый же вечер. Забавно. И еще любопытно, а можно ли чувства считать дурной привычкой? Или только в том случае, когда тебя отшили не меньше сотни раз?
Голова разламывалась на части, во рту образовались зыбучие пески Сахары, и тело отказывалось принимать вертикальное положение. К тому же если закрыть глаза, то в насыщено-бордовой темноте мелькали яркие цветные сполохи. Это рядовой побочный эффект от излишне долгого пребывания в клубе и слишком хмельного времяпрепровождения. Хотя было бы удивительно, если бы утро воскресенья началось не с этого. Во всяком случае, Брейни слишком долго лежал в чужой постели в состоянии бодрствования, и нужно было уже думать над тем, как бы побыстрее удалиться.
Часы на прикроватной тумбочке показывали почти полдень, а его вчерашний партнер по-прежнему дрых без задних ног. Брейни, превозмогая головную боль, всё же поднялся и кое-как придал себе вид пристойного человека. Застегивая последние пуговицы рубашки, он бесстыдно разглядывал парня, всё ещё спящего сном ребёнка, случайно спутавшего виски с колой. С утра тот уже не выглядел таким уверенным, каким пытался казаться вчера. Его светлые волосы разметались по подушке, а руки неловко сжимали одеяло, пытаясь спасти обнаженное тело от осенней прохлады, пробравшейся в комнату сквозь открытое окно. Парень был довольно… Миловидным. Брейни подумалось, что ему вряд ли удастся забыть его лицо, как только он покинет эту квартиру. Юноша-с-именем-на-букву-Эйч.
Брейни тряхнул головой, и на смену этой глупой мысли пришла еще более безумная. Наступила пора отправиться в чистилище, которое находится отсюда в получасе езды на метро. Оно расположилось на пятом этаже старого здания в небольшой квартирке, из окон которой открывается чудесный вид на старую кирпичную кладку, потолок расписан переплетением трещин, а из мебели — полдесятка предметов. У этого странного места еще более необычная хозяйка, которая наверняка сейчас сидит, склонив голову над полупустой кружкой, пока Брейни отчаянно колотит в дверь уже без малого десять минут. Он был уже готов отказаться от своей изначально дичайшей затеи, но она внезапно появилась на пороге, с такой резкостью отворив дверь, что чуть не сбила парня с ног.
— Мне стало жаль соседей, — сухо пояснила девушка. — Ты же всё равно не свалишь, да?
Ее взгляд обдал таким морозом, что Брейни невольно съежился под ним сильнее, чем от сегодняшнего ледяного душа. Ей не к лицу хладнокровие, она страстная натура, порывистая и горячая — такой он ее помнил. Девушка отступила в сторону, пропуская незваного гостя. Тот, прошел несколько ярдов и чудом не свалился, запутавшись ногами в какой-то куче хлама. Куча при ближайшем рассмотрении оказалось сваленными вперемешку старыми газетами и клетчатыми рубашками. Его рубашками. Она сама же предстала перед ним в плачевном виде: тощая, бледная, в растянутой длинной футболке с потрескавшимся принтом, явно мужской. Длинные волосы закрывали лицо почти полностью, но это не мешало ей с дихотомичной смесью безразличия и раздражения сверлить Брейни глазами. От нее вообще, как и от этого унылейшего из жилищ веяло упадком и дымом. Парню подумалось, что в словаре возле слова «Декаданс» для наглядности следует поместить ее фото.
Над его кружкой возносился пар, а над ее — нет. Она мелкими и частыми глотками допивала свой остывший кофе, а Брейни пялился в ёмкость со странным варевом, которое девушка назвала зелёным чаем. Он поднес кружку ко рту, решив про себя, что кто не рискует, тот… Тот не приходит домой к Хельге Патаки без благовидного повода. Вроде Апокалипсиса или того, что мертвецы ожили — те, что в могилах и те, что нет.
Глаза Брейни бегали по убогой обстановке, аскетичность которой удивляла его каждый раз как в первый. Он не мог не приметить шеренгу из разномастных флаконов с пилюлями, заботливо выставленными на прикроватном столике, и ряд пустых бутылок около плиты.
— Ну, и зачем ты здесь? — спросила она, пригвоздив его к месту тяжелым взором.
Хельга заправила волосы за уши и, откинувшись на стуле, с наслаждением закурила. Ведет себя так, словно ее ничего не заботит. Если ей это так хорошо удается, так почему она безвылазно сидит в этой дыре, давясь сигаретным дымом, мешая антидепрессанты с алкоголем и складируя газетные вырезки о пропавших без вести путешественниках?
— Чтобы… Чтобы…
Они еще толком беседы не начали, а Брейни уже стушевался. Еще бы, куда ему? Ледовитый океан ее глаз бесконечно мог выдерживать только Арнольд Шотмэн. Он был просто рекордсменом, и это было так ему к лицу.
— …Помочь? Чтобы помочь? — резко спросила Патаки, с какой-то сумасшедшей силой вдавливая окурок в пепельницу с горкой ему подобных. — Мне не нужна сиделка, уясни это, наконец!
Пожалуй, это было самое длинное предложение, которое Брейни от неё услышал за последние несколько лет. Но разве он в силах прекратить ее преследовать? Это прелестное занятие среди его увлечений без малого четверть века. Возможно, еще одна попытка и Хельга сможет, наконец, уразуметь, что на страдания способна не только она одна. Брейни часто заморгал и снял очки, чтобы протереть линзы, хотя с ними все было в полном порядке, а это для него самого было сигналом о том, что сейчас он станет нести какую-то сентиментальную чушь, ни на что особо не рассчитывая.
— Прошу, прислушайся к тому, что я сейчас говорю. Ты не одна, я готов поддержать тебя.
Он знал, что это не подействует, слова не возымеют должного эффекта, но все равно протянул свою руку через стол, чтобы сжать ее холодную ладошку. Странно, но Патаки не сопротивлялась, а только посмотрела на Брейни так, что тот невольно отпрянул. Чистейшее безумие, как оно есть.
— Этому учат на каких-то психологических тренингах? — она изогнула бровь. — Или в твоем чёртовом сообществе для педиков?
Неплохая попытка, Хельга, весьма неплохая. Вот только она не учла того факта, что у Брейни на эти колкости давно иммунитет, еще с тех самых пор, когда юная и вспыльчивая Патаки несколько десятков раз переломала ему нос и в придачу — не меньше пар очков. Так что она может отбросить свое оружие, ровно, как и щит, ведь никто не собирается на нее нападать. Патаки смотрела на него внимательно, лихорадочно сверкая глазами, выжидая реакции, на которую последняя реплика была рассчитана. Её губы даже сложились в некое подобие улыбки, на которую та была, вроде бы, давно не способна.
Брейни покачал головой, с достоинством и готовностью приняв удар, но это раззадорило Хельгу еще больше. Она вскочила на ноги, опрокинув стул, весь ее облик был искажен гневом, которого не сдержать даже избытку успокоительного.
— Да что с тобой такое, мать твою? Тоже мне святоша!
Патаки с размаху стукнула кулаком по столу, от чего емкость с кусковым сахаром, стоящая на самом краю стола, свалилась вниз. Глубокая тарелка разлетелась вдребезги, и кусочки белой кристаллической материи разбросались по темному полу кухни. Лицо Хельги мгновенно переменилось. Края губ опустились вниз, рот слегка приоткрылся, обнажив белый влажный ряд зубов, брови поползли вверх, словно было что-то особенно удивительное и странное в том, что предметы падают вниз, если их спихнуть со стола. Она хлопнула глазами, точно маленькая беспомощная девочка.
В тоже время от внимания Брейни не скрылось, что Патаки называла «святошей» лишь одного человека на все белом свете, а теперь так «обозвала» его самого. Наверняка идея о кощунственности незамедлительно пронеслась в ее безалаберной головке. Парень поднялся следом за ней, но медленно и осторожно, чуть ли не сложив руки за голову. Вдруг Хельга опустилась на колени, и ее руки стали шарить по полу, точно выискивая целые кусочки сахара. В полумраке крошечной квартиры это было нелёгкой задачей. Несколько секунд Брейни завороженно наблюдал, как ее тонкие пальцы мелькали, сгибались и разгибались, бессмысленно сгребая в кучу все, что попадалось на пути. Казалось, в эти мгновения из Патаки испарились даже холодность и отчужденность; она позабыла о дистанции, на которой до этого держалась безотчётно. Склонив голову набок, заняв себя, казалось, самым бесполезной деятельность на свете, Хельга выглядела обескураживающе несчастной, самой что ни на есть «арнольдолишенной».
Вот тут-то в голове у Брейни вышла из строя какая-то шестерня. Спустя доли секунд его лицо оказалось рядом с ее лицом в устрашающей близости. Парня била крупная дрожь, когда он неловко притянул Хельгу за плечи ближе к себе и прикоснулся губами к уголку ее рта. В голове колотилась только одна мысль — он должен ее защитить: от депрессии, которая не тонет даже в спиртном; от этой треклятой квартиры; от сквозняков; от сахарного крошева, что вонзается в ее худые колени, от навязчивых мыслей и чувств; от самой себя, в конце концов. Патаки ни на миллиметр не сдвинулась с места, ни от Брейни, ни к нему навстречу, а он продолжал в исступлении осыпать поцелуями все, до чего мог дотянуться, не разрывая объятий.
— Прошу тебя, — чуть слышно прошептал парень, целуя ее высокую скулу. — Он мёртв… Прошу тебя.
В груди Хельги забилось чаще, Брейни это почувствовал. Её ком жизни почти вошел в ритм с его, но пока сердце девушки ретиво отсчитывало удары, внешне она оставалась такой же безучастной. Больше никакого сумасбродства. Такая невозможная интимность заставила замедлиться и вызвала непреодолимое желание заглянуть Патаки в глаза. Брейни мягко отстранил девушку, все еще удерживая ее достаточно близко. Она передернула плечами, не поднимая взгляда с пола.
— Нет, нет, нет! — промолвила Хельга, всхлипнув. — Это не... Он не мог погибнуть, это не правда!
— Прошло пять лет, Хельга. Он не мог выжить.
Патаки энергично замотала головой, и ее волосы, разлетевшись, хлестнули Брейни по лицу. Она пробормотала что-то несвязное тихо, но запальчиво, а парень снова привлек ее к себе и сомкнул руки у нее за спиной. Он в сотый раз сказал, что испытывает к этой несчастной девчонке, в сотый, наверное, раз убедительно доказывал, что Шотмэн мёртв и что вернуть его не представляется возможным. Хельга не отвечала, не дёргалась и не сопротивлялась, просто в один миг, когда Брейни коснулся губами ее ключицы, между их телами возникла преграда в виде ее рук. Она с силой толкнула его в грудь, так, что учащенное дыхание на секунду сбилось.
— Убирайся! Вон!— последнее, что Брейни расслышал четко.
Кто-то в теле Патаки, наделённый недюжинной силой потащил его за шиворот к выходу и вытолкал прочь. Дверь хлопнула громко и театрально. Слишком, пожалуй, для такой жалкой деревяшки. Было отлично слышно, как Хельга мечется по квартире, пинает стены и проклинает весь мир; слышно как звенят стаканы, откупоривается новая бутылка, и позвякивают таблетки во флаконе. Окно ее квартиры выглядело одиноким, если смотреть на него со двора; чрезвычайно сиротливым, если глядеть со станции подземки и чудовищно унылым среди множества других светящихся точек на фоне вечернего неба за полчаса езды на метро.
/15.04. —19.04.13/