БЕЗДЫХАННОСТЬ
или
ГИЛБЕРТИТЬКИ: В КАДРЕ.
Автор: FanSlewFantasy
Переводчик: Рэй_Ко ака Линд.
Бета: klaris
Разрешение на перевод: получено
Ссылка на оригинал: .net/s/7302993/1/Breathlessness
Фандом: Hetalia Axis Powers
Пэйринг: Пруссия/Австрия
Рейтинг: NC−17
Жанр: Юмор, роуманс. Стеб, наверное, тоже.
Предупреждения: крэк, петтинг, сиськи, яой, фетиш, крэк.
И еще много-много крэка.
Глава первая
Гилберт Байльшмидт перекатился по кровати, поскреб пятерней зад, потянулся и удовлетворенно вздохнул, зарываясь глубже в мешанину простыней и одеял. Часы на прикроватном столике утверждали, что было пятнадцать минут двенадцатого. На этот день он не запланировал ничего интересного, и, если бы его спросили, он бы ответил, что будет валяться так до пяти вечера. Ну, или пока брат не придет его будить.
Зависит от того, что из этого произойдет раньше.
Вчера у него был трудный день: ему пришлось соответствовать своему великолепию от рассвета до заката. Благодаря его участию, собранная Англией конференция стала значительно интереснее. А Вест еще считает, что ему не обязательно присутствовать на встречах Большой Восьмерки, поскольку он уже не является нацией! Ха, пусть скажет это паре миллионов британцев, которых он спас от жажды, «случайно» опрокинув стакан воды Артуру на рубашку.
Всегда к вашим услугам.
Лениво пошарив вокруг в поисках еще одной подушки (у него их было штук шесть или семь, расшвырянных вокруг словно ураганом, вперемешку со свалявшимися одеялами), он обнаружил ее возле бедра, подтянул ближе, подсунул под голову и попытался перевернуться, чтобы уткнуться в нее носом.
Но что-то ему помешало.
Он перевел взгляд на свою грудь. И, внезапно обнаружил себя уставившимся в глубочайшую, темную (и, черт побери, совсем непривлекательную!) ложбину между двумя самыми огромными грудями, которые он когда-либо видел.
За всю свою жизнь.
А ведь он был знаком с Украиной.
Передвинув руку, покоившуюся на животе, он обхватил левую грудь и чуть приподнял. Она была тяжелой, твердой, но в то же время приятно колыхалась под рукой. Круглая и слишком большая для одной руки, она туго натягивала черный хлопок.
…
И она была плотно прикреплена к его груди.
Так же, как ее напарница.
Боже всемилостивый.
У Гилберта выросли ТИТЬКИ.
…
– Твою мать! – Он стартовал с кровати в прыжке, но тут же об этом пожалел, потому что его новое приобретение подпрыгнуло вместе с ним. С содроганием потирая поясницу, он проковылял к большому зеркалу на внутренней стороне входной двери, попутно задирая футболку.
Умереть – не встать.
Не, ну правда.
Он даже не был уверен, чего в нем сейчас больше – отвращения или возбуждения.
Налитые, упругие, белоснежные, с дерзко торчащими вверх роскошными сосками, затвердевшими от холода, украшенные россыпью бледных веснушек, таких же, как и на плечах (веснушки были его слабым местом)
– Твою мать, – повторил он Гилберт уже тише. Осторожно положив руки на грудь и слегка сжав пальцы, он подпрыгнул от этого ощущения – они были чертовски чувствительны. И соски, как он заметил, налились румянцем, становясь еще темнее. Он повертелся, оценивая вид с разных сторон, даже повернулся спиной и посмотрел через плечо. Даже в таком положении краешки грудей отражались в зеркале. Благодаря им, его талия казалась тоньше, а шея – длиннее. Чтобы проверить свое открытие, он извернулся под углом в три четверти и приподнял подбородок.
Определенно, длиннее. И это ему удивительно шло.
В голову закралась пугающая и неприятная мысль.
А вдруг я всегда был женщиной, но просто не замечал?
Быстрый взгляд на перед своих боксеров убедил его, что это не так. Его так называемый «челнок» был в нерабочем состоянии, что, понятное дело, ему совсем не понравилось.
Это, должно быть сон, отрешенно подумал он, подергав плечами, и наблюдая за колыханием. Самый извращенный сон, какой он когда-либо видел. Он сейчас просто запрыгнет обратно в постель и заснет, чтобы проснуться свежим, бодрым и плоскогрудым.
Великолепный план.
Натянув на них футболку обратно и бормоча себе под нос «Чего я только не видал, мой Бог, мне что теперь, вообще не спать? И не стоило оно такого беспокойства, ну прям как эти чертовы крестовые походы», он протопал обратно к постели и забросил обратно съехавшие покрывала, собираясь залезть следом.
– Гилберт!
До отвращения жизнерадостный голос на ножках в плохо зашнурованных ботинках донесся из коридора, постепенно приближаясь к его двери.
– Чего тебе, Италия? – простонал он в ответ, глянув украдкой через плечо, чтобы убедиться, что дверь закрыта. Сон это или нет, Италия его новые причиндалы увидеть не должен. Он может захотеть их потрогать. Что, согласно слегка покосившейся гилбертовой системе взглядов, все еще расценивалось, как гейство.
Геем быть не хотелось, ведь это означало уподобиться брату, вечно сюсюкавшемуся с одним тощим итальянцем, и, что еще хлеще, пьющему вино за обедом вместо пива.
Серьезно, вино.
Если бы Гилберт был мертв, он бы завертелся в своем гробу.
– Людвиг попросил меня, тебя разбудить. Он хочет, чтобы ты помог передвинуть рояль Австрии.
С тяжелым вздохом удостоенный такого внимания человек сел на край кровати (стоять с этими штуками было тяжеловато), и пропустил пальцы сквозь растрепанные серебристые волосы.
– Почему Австрия сам не может? Ну, или ты?
– Потому что никто из нас и вполовину не так силен, как ты. Ве…Гилберт, я вхожу.
Гилберт подпрыгнул, словно ощутимо приложенный током.
– Нет! Италия, нет! – Судорожно нашарив простыню, он подтянул, пытаясь прикрыть все, что должно было быть прикрытым. Определенно, приснившийся Италия мог быть не меньшим надоедой, чем настоящий.
– Почему, Гилберт? У тебя что, там опять Франция?
– Нет! Фели, это было только один раз! Это вышло случайно, и я…ЗАКРОЙ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ! – С силой прижав простыню к груди, он добился прямо противоположного эффекта – груди выпрыгнули наружу с двух сторон от его напряженных рук. – ТВОЮ МАТЬ, ПАЦАН, ТЫ ВООБЩЕ СЛЫШАЛ О ПРАВЕ НА ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ?
Но Италия его уже не слушал.
Будучи итальянцем, он, разумеется, был знаком в разное время с толпой итальянских баб (ни одна из которых, к сожалению, не дала ему даже потрогать) и повидал на своем веку всевозможные сиськи.
Будучи нацией, он также встречался с Украиной.
А правда состояла в том, что хоть вид смущенного и шокированного Гилберта, укомплектованного парой грудей, был более чем непривычным, Феличиано даже под угрозой пыток не смог бы отрицать, что это была самая потрясающая пара из всех, что он видел.
– Вау! Гилберт, господи, у тебя… – Он сделал хватательные движения обеими руками. – Такие большие…
– Да, да, я знаю! – Покраснев до термоядерного оттенка, он отмахнулся от итальянца. – Теперь исчезни, я пытаюсь заснуть!
…
Но Фели, увы, уже завис.
Завороженный колыхающимися холмами, он все приближался. Это у него сосок там виднеется, под слоями простыни и одежды? С каждым вдохом бывшей нации, все это чуть шевелилось. Из выреза гилбертовой футболки застенчиво выглядывали прелестные веснушки.
– Вау, Гилберт. Они и правда изумительны. – Он распахнул сияющие возбуждением и простодушием глаза еще шире. – А можно потрогать?
…
Врачом Людвиг Байльшмидт не был.
Зато он побывал на множестве войн и повидал множество интересных вещей.
Чего стоил только парень, получивший пулю в живот, и проживший двадцать следующих лет с огромной дырой в пузе. Последнее, что он о нем слышал, ученые использовали его для опытов, заглядывая в его дыру, чтобы узнать, как переваривается пища. А солдат, отрастивший зуб на ноге? Со всеми вытекающими неприятными последствиями.
Но такого он еще не видел.
Хотя диагноз был так же ясен, как его собственное имя. Убрав стетоскоп от бюста своего брата, он прочистил горло.
– Как я и подозревал. Это, несомненно, грудь.
– Да ну, доктор Очевидность! – заорал Гилберт, тыкая средним пальцем Людвигу в лицо. – Боже мой, а это что, неужели ПАЛЕЦ? Я, черт возьми, знаю, что это, идиот. Я спрашиваю, откуда они взялись!
Ну, если так…Людвиг этого точно не знал.
Пожав плечами, он стащил одну из своих экономичных универсальных хирургических перчаток шестого размера, и бросил на крышку родерихова рояля. Безжизненно повиснув, она напомнила Гилберту сброшенную шкурку. Насупившись, он поднялся.
– Вообще говоря, мне плевать. Я собираюсь вернуться в постель, а когда я проснусь, их уже не будет.
– Это не сон, Гилберт.
– Да ну? Докажи!
Людвиг на миг задумался. Гилберт скрестил руки под грудью, капризно выпятив вперед нижнюю губу.
– Ну…если бы это был твой сон, Родериха не существовало бы, так?
Рубиновые глаза прищурились.
– Да…
– Эй, Родерих, иди сюда!
– Что? – Из кухни донеслось бренчание и звяканье, Гилберт в ужасе распахнул глаза и прыгнул за спину Людвигу, пытаясь спрятать свои груди. Хороший братишка Людвиг, не моргнув глазом, проигнорировал прижавшуюся к спине выпуклость и постарался не вздрагивать от странного ощущения.
– Я пытаюсь сделать торт. Вы уже передвинули рояль?
– Нет, я просто проверял, ты ведь существуешь?
– Дааааа…, – задумчиво протянул Родерих, удивленно разглядывая Людвига и его старшего брата (который по какой-то необъяснимой причине спрятался за ним, словно страшась Родериха и его замасленной лопаточки, обладающей разрушительной силой)
– Видишь, он существует, значит, это не сон. – Триумфально скрестив руки на груди, Людвиг вздохнул.
– Кесесесе…тогда это кошмар, вот, – прошипел Гилберт.
– Ве…если это кошмар, мистер Родерих бы их увидел, да, Гилберт?
Принеся с собой плохую новость, а также один из старых бюстгальтеров Венгрии, в комнату прискакал Италия в своих недошнурованных ботинках.
– Они такие красивые, Австрия. Ты должен на них посмотреть.
– Нет! – Если бы он не думал, что Германия его за это закопает, то с удовольствием до смерти забил бы мелкого шатена одной только людвиговой перчаткой. – Родерих, НЕ СМЕЙ ко мне подходить! Богом клянусь, если ты сделаешь хоть шаг, я тебя убью.
Изрядно растерянный Австрия поднял лопаточку.
– Я всего лишь хочу сделать торт, – сообщил он, исчезая в кухне.
Ему правда, правда было все равно.