Пурпурная обитель в сфере чистой пустоты1
«Глаза – раскрытые ворота души, и они сообщают ее тайны, открывают ее сокровенные помыслы и изъясняют открытое в ней, и ты видишь, как взор не мигая движется с движениями любимой, поворачивается, когда она повернется, и направляется туда, куда она направлялась».
Ибн Хазм
Глава 1. Вторя гласу ветра.
Она падала вниз с молниеносной скоростью навстречу беспощадной смерти. Но почему-то ей не было страшно. Ночная сорочка была почти неосязаемой из-за буйствующего в вышине ветра, а обволакиваясь в пористые облака, она ощущала, как на коже застывают крупицы хрустального льда и холод, словно тысячи игл протыкали каждую клеточку тела. Темные, как ночные сумерки волосы покрылись инеем, и затвердевшие кончики больно хлестали по лицу. Несясь сквозь ветряные вихри, агатовые глаза всматривались в небесную высь, окрашиваемую отблесками рассветных лучей, воздымающих на лезвие горизонта. Карин попробовала перевернуться в воздухе, и краем глаз заметила, как перед ней раскрывается во всей красе белоснежный город с высокими стенами костяного оттенка и строгими прямыми линиями улиц, с восходящими вверх пиками череды башен. Город завораживал, и, смотря на его очертания, ей все больше хотелось приблизиться к нему: разглядеть причудливые фасады домов и пройтись по изящным садам и аллеям, увитых цветущими яблонями и деревьями сакуры; постоять под могучими раскидистыми корнями баньяна, вгрызающимися в старые постройки храмового комплекса; коснуться догорающего огня в факелах, висячих на белесых стенах; сыграть на китайской цитре сэ с изображениями парящих золотых дракона и феникса на плоской черной деревянной поверхности с рядом серебристых струн. Она раскрыла руки и ноги в разные стороны, пытаясь сдержать собственное тело от неравномерного падения, чувствуя как лучи восходящего рассветного диска обнимают ее своим теплом, а земля становится все ближе. В мгновение она представила себе свою сплюнутую фигуру и разбитые черепки головы, с винно-багряной лужей крови, растекающейся по безупречным кремовым гранитным плитам, и страх обуял ее. Карин пыталась дышать, но не могла, задыхаясь в пучине безжалостного кислорода, готового разодрать легкие в клочья. Горло больно сдавили невидимые тиски, словно накаленная толстая цепь сжимала ее трохею, в попытке оторвать голову от тела. Она камнем падала вниз с невообразимой быстротой, разве может статься так, что сон обернется реальностью? Вот уже показались винтовые алые черепицы крыш, и отблески холодного металла высоких врат со знаком вечности, казалось, сейчас ее жизнь оборвется.
Находясь в нескольких десятках футах от земли, она сжалась, прижимая локти и ноги к груди, закрывая уши ладонями, но не почувствовала удара о землю. Приоткрывая свои серые, как грозовые тучи глаза, она огляделась. Ее окружала мягкая теплая сфера воздуха, осторожно опустившая ее посреди пустынного переулка, огражденного белыми, как только что выпавший снег стенами. Как только кончики пальцев ног коснулись каменного основания, воздух, искрящийся переливами лазурного и голубого вокруг нее, растворился. Сила гравитации вернулась на круги своя, отчего она не удержалась на месте, а шелковая черная ночная рубашка не позволяла дать волю движениям, отчего она больно ударилась лицом, оцарапав в кровь ладони и кисти рук, услышав звук рвущейся ткани.
- Проклятье, - шипела она, с трудом поднимаясь на ладонях, чтобы принять сидячее положение. Все тело словно лишилось всяких сил, ей с трудом удавалось сделать полный вдох, чтобы насытить жадное тело желанным и спасительным воздухом. С подбородка стекала прозрачная струйка пота, и несколько кристальных капель упали на чистую дорогу. Ее глаза расширились в изумлении, а брови сконфуженно сошлись на переносице, когда она тихо, едва слышно прошептала:
- Что, черт возьми, происходит?
Мир вокруг нее расплывался, диагональю рассекая пространство перед глазами надвое, голова была тяжелой, а на плечах будто лежал необъятный, непосильный для смертного груз, веки наливались свинцом. И разум кричал – не закрывай свои глаза. Рассвет еще только занимался, и огонь в светильниках не затихал, освещая полутемные улицы. Карин собралась с силами, устало прислонившись к стене, и дотронулась пальцами до длинных шелковистых волос, сливающихся с причудливыми тенями, отбрасываемые светом игривого янтарно-бурого огня. Теперь они доходили до самой поясницы, резинка сцепляющая волосы разорвалась, пока она падала с оглушительной высоты. Девушка посмотрела в высокое небо, все еще с трудом веря в происходящее. Она несколько раз сжимала и разжимала правую руку, вглядываясь в ее очертания, стараясь убедить себя, что происходящее не фантомное видение, пришедшее в злополучном кошмаре, посланное разгневанными духами. Место, где она находилась, было похоже на пустынный длинный коридор с открытым небом над головой, небеса были пронзительно-синими, и ее глаза были отражением далеких лазурно-изумрудных граней с курчавыми островами пенных облаков, и стая амадин с легким сизо-карим оперением пролетела у самой кровли. А потом неподалеку она услышала топот быстрых шагов, и ее окрикнули:
- Эй ты, что здесь делаешь?
Карин испуганно обернулась на группу людей в черном одеянии традиционного шихакушо, приближающихся в ее сторону. Они надвигались как черные и беспросветные грозовые тучи, скрывающие лучистое солнце, а плетенные сандалии отстукивали ровный ритм их бега, будто отмеряя ее смертный приговор. Лидер команды из пяти человек вытащил из ножен, заправленных за пазуху, средний длины меч с прямым острым наконечником, направляя заостренный клин ей прямо в лицо, когда другие окружили ее со всех сторон.
- Что? – эхом отозвалась она вопросом на вопрос, шокировано разглядывая темные ножны из слоновой кости, покрытые чернильной краской, сильно развитую грудь и широкие мускулистые плечи, такой человек сломает ей кости одной рукой. Мужчины были старше средних лет, и с виду представлялись умудренные опытом бойцами с хищными и самоуверенными улыбками, готовыми пожрать ее в сей же час.
Карин попыталась опереться о стену, чтобы на дрожащих ногах подняться, и несколько локонов черных, как полог ночи волос, упали ей на лицо, а тонкая бретелька спала с оголенного плеча. Но не успела она поднять свой взор и дать вразумительно объяснение, как ее голова больно уперлась в стену, а длинные волосы схватили в охапок, больно натягивая их на здоровенный кулак. В живот ей уперся локоть, и от боли, она позабыла, как правильно дышать и оставаться в сознании. Ее рот открылся в прерывистом вдохе, когда она ощутила всю мощь удара, и просачивающуюся сквозь кожу жгучую энергию, от которой вскипала кровь, а виски поддались жгучей агонией, яростно отзывающейся во всем теле.
- А ты хороша для нарушителя всеобщего спокойствия, - пролепетал сквозь пелену страсти главарь, сплевывая ей слова у самых губ, которые она стискивала, чтобы сдержать боль, разгорающуюся с каждой секундой все больше, все яростнее.
- Не прикасайся ко мне, мерзавец, - огрызнулась она в ответ, тщетно пытаясь вырваться из стальной хватки пальцев, скрепивших ее руки над головой, не смея выносить более ни чужих прикосновений, ни зловонного дыхания, исходящего от мужчины с темными сальными волосами и проседью седины, ни огрубелых рук, испещренных тонкими паутинками шрамов от самых кистей. Его острые как у ястреба глаза недобро сузились, отчего в уголках глаз появилось еще больше морщинок, словно разрезающих его лицо на мелкие осколки.
- Может, прежде чем мы доставим тебя начальству, мы позабавимся с таинственной рекко в казармах нашего отряда. Что ты на это скажешь, красавица? – поинтересовался мужчина, попутно обращаясь к своими сотоварищам, двое из которых с неприязнью и отвращение наблюдали за развернувшейся перед ними сценой, но чтобы попытаться остановить своего руководителя даже не двинулись с места, то ли от страха, то ли от неуверенности, других же, процесс занимал с не меньшей силой, как и того, кто выбивал из нее последние крупицы разума.
- Отпусти, - умоляла она, сломанным голосом, шепча заветные слова не ее убийцам, а себе, дабы отыскать в себе достаточно воли, чтобы разрушить оковы призрачного сновидения.
Человек в ответ лишь оскалился, и на мгновение, ей почудилось, что она заглядывала в глаза хищному зверю, изголодавшемуся по сочной добыче, мечтая изодрать ее в клочья. И когда его рука коснулась ее лица, ощутив на кончиках пальцев гладкость и нежность ее идеальной ровной кожи, он отпрянул, мгновенно отпустив девушку. Карин повалилась на землю у их ног, сглатывая и громко кашляя, держась за ушибленные ребра, и оставленные ушибы, после которых наверняка останутся пурпурно-красные отметины. Но от собственных страданий и сожалений ее отвлек обезумевший крик, раздавшийся эхом по всей округе. От крика в жилах стыла кровь, тело пробил озноб и небывалый ужас возгорался в сердце, таких криков не издавало ни истерзанное чудовище, ни мать, смотрящая на гибель собственного чада, ни волк, умирающий от потери звериной гордости. Мужчина взревел, держась за руку, которая начинала тлеть и расщепляться от соприкосновения с кислородом, а потом разрушительный процесс перекинулся на все остальные конечности, и кровь развеялась рдяным фонтам, замарав чистые белые половицы, которые мгновенно иссыхали, испаряясь под горячим давлением воздуха.
Она не слышала рваных обезумевших криков других мужчин из-за своего собственного, который раздирал ей горло в кровь, а потом и их бесконечно долгий плач оборвался, когда ветряные смерчи располосовали их сильные и статные фигуры, оставляя после себя лишь рубиновую жидкость, поблескивающую в лучах солнца. И только клинки со звоном упали наземь, возвещая о гибели своих мастеров. Карин осторожно сделала шаг вперед, очерняя ступни ног в свежее покрывало багрянца, делая мучительный вдох. Горло по-прежнему сдавливала мертвая хватка, но теперь, то была боль, полная сожалений и раскаяния. Она ничего не сделала, это не она стала виной их смерти. Тогда почему ей кажется, что ее руки погрязли в чужой крови?
- Хватит, - воскликнула она, смотря в чистое утреннее небо, - уже же нужно просыпаться…
Вдалеке на противоположной стороне раздались чьи-то голоса. Карин поглубже вздохнула, разорвав до колен темный шелк сорочки, чтобы было удобнее двигаться, а потом побежала вперед, пытаясь вспомнить, какого чувство усталости и боли в ногах от бега и отдышки? Если ее поймают, то убьют, даже не выслушав ее объяснения. Да и что может объяснить тот, кому реальность кажется глубоким сновидением? Она бежала через бесчисленные арки бесконечных коридоров, улицы, с высоты казавшиеся шедевром архитектурного искусства, теперь же стали адским лабиринтом. Все пути были похожи друг на друга и повсюду ей мерещились странные и надрывные от паники голоса или удивляло внезапное затишье, в коем она улавливала звук биения собственного сердца. Вымотанная и измученная она прошла через арку небольшого здания, укрываясь в тени от беспощадного зрачка ослепительной звезды, воспарившей к самому зениту. Если ранним утром ей приходилось дышать на ладони из-за легкой измороси, покрывшей часть стен прослойкой инея с крупицами талых кристалликов льда, то теперь жара снедала и прожигала сам воздух. Она недолго отсиживалась в укромном месте, знала, что останавливаться нельзя, скольких уже людей ей пришлось повидать в этом таинственном городе, и от скольких зорких очей смогла спастись. Ее снедали жажда и голод, с самого утра во рту не было ни крошки съестного, а навалившаяся тяжесть с тела так и не спала, ноги распухли и покраснели от долгого утомительного бега, головная же боль попеременно, то утихала, то возвращалась с более неугомонной силой, чем прежде. Подняв голову наверх, она посмотрела на осколок синего неба, к которому вела длинная мраморная белая лестница, хотя проход между высокими стенами был такой узкий, а потому, не то, что двое, а даже один хорошо слаженный и ладный мужчина не сможет здесь пройти, распрямившись во всю ширину плеч.
Карин решила, что ей просто нечего терять, и лучше попытать удачу на верхних платформах светлого града, нежели бесцельно блуждать по одинаковым путям, от которых у нее в глазах уже двоилось, хотя она подозревала, что виною тому неблагоприятное приземление. Когда она добралась до верхних ступеней, то увидела перед глазами широкую площадь, окаймленную двухметровыми чистыми стенами на которых висели черные флагштоки с расправленными белоснежными флагами с вышитыми символами цифры десять и цветка нарцисса, расположенного ниже. Впереди распахнутых деревянных врат из плотной древесины темно-каштанового отлива, открывался вид на внутренний двор с цветущим садом: красные всполохи хризантем, желтые цветки гибискуса и ажурные нежно-розоватые облака сирени и лаванды; неспешное течение журчащей струйки искусственной реки, впадающей в зеркальный пруд, отражавший пенистые облака, гонимые неистовыми ветрами. Подходя ближе к вратам, она увидела за ними фасады деревянного двухэтажного строения с многочисленными ответвлениями и просторными холлами, разъеденными седзи. И быстро прошмыгнув внутрь, она подумала, что может, ей удастся спрятаться в одной из комнат и дождаться темноты, пока все снаружи не утихнет. Она остановилась возле сверкающей глади воды, осматривая себя со всех сторон и дивясь своему растрепанному виду, а главное одежде, в которой она прибывала, девушка была почти обнажена: открытые плечи, облегающий хладный шелк, подчеркивающий изгибы ее тонкого и высокого тела, растрепанные длинные волосы, вспухшие губы, которые она постоянно теребила и смачивала кончиком языка от волнения, персиковый румянец на щеках от будоражившей ее лихорадки. Но ступив на территорию комплекса, Карин поняла, что головная боль отступила, она чувствовала невероятную легкость и даже былые скованные движения улетучились прочь, словно по мановению ветра. А еще на кончике подбородка красовалось пятно засохшей крови, чужой крови, выплеснувшейся из разрубленных тел.
Карин огляделась, видя вдалеке высокие башни, уходящие к вершине неба, моргнула пару раз, а потом звонко ударила себя по щеке, да так сильно, что от пят до макушки ее пробила вибрирующая дрожь, а щека разгоралась, как огонь от малейшей искры зажигает сухие ветви деревьев и пожухлую листву.
- Да, где я оказалась, черт возьми? – вопрошала она саму себя, но потом ощутила небольшую пульсацию на затылке. Такое у нее бывало, когда она чувствовала на себе посторонний взгляд, и резко обернувшись, она встретилась глазами с миловидной девушкой своего возраста. Она была чуть ниже ростом Карин, с короткими темными волосами, и на свету мягкие пряди ее отсвечивали аметистом, завораживающие карие глаза, оттенка карамели, спокойные, и от их взгляда теплело на душе, та же безликая темная одежда, что и у остальных людей, которых она успела повстречать, а на предплечье была повязана шевронная нашивка с надписью – лейтенант пятого отряда. В руках у нее красовалась небольшая стопка книг с золотой тесьмой и кожаным оформлением. Они какое-то время молча смотрели друг на друга, изучая образ противоположной стороны, черты и постараться найти ответ в глазах другого.
Завидев испачканное кровью лицо, девушка в черной униформе переступила с ноги на ногу и неуверенно разломила тишину, окутавшую их обеих:
- А ты не…, - в ее глазах плескались растерянность и смущение, но не успела она договорить, как лицо Карин перекосило от ужаса, и перед глазами предстали растерзанные неведомой силой тела. Она метнулась в сторону додзе, резко свернув в соседний коридор, мчась со всей скоростью, на которую только была способна и, скользя на чистых половицах, смогла услышать спокойный, уравновешенный и мелодичный голос девушки, произносящей странные слова, от которых внутри нее что-то содрогнулось, отозвалось.
- Кидо номер пятьдесят три – «Клыки рассветного тумана» - поймать! Девушка вытянула руку, выставляя вперед указательный и средний пальцы, из которых золотым свечением вырвались огромные львы с раскрытыми пастями и стальными когтями на мощных лапах, врезавшимися в землю, отчего та пошла монолитными трещинами. Их пленительные шафрановые зрачки на фоне всепоглощающего мрака, сузились, и, провозглашая звериный клич их материализовавшиеся образы стали монотонными янтарными вспышками, несшимися навстречу своей благолепной добычи. Карин бежала вперед, беспорядочно открывая то одну, то другую комнату внутреннего убранства, спотыкаясь и швыряя в сторону небольшие чайные столики или архивные записи, взметавшиеся вверх до самого потолка, а те сгорали во всплеске пламенной энергии, исходящих от зачарованных зверей. Она смогла вовремя уклониться, когда металлические когти разрезали ярким светом воздух, перевоплотившийся в могучую взрывную волну, опаляющий все вокруг. Апартаменты подделись грязным туманом и пылью, деревянные щепки полетели во все стороны, но Карин не закрывала глаз, зная, что в любую секунду лишиться жизни. Переступая через боль, пронзающая само сердце каждый раз, когда она опиралась на правую ногу, она в очередной раскрыла двери, ведущие в просторный зал с начищенным кафелем и возвышенными колоннами, поддерживающими купольный потолок из прозрачного цветного стекла, а многочисленные высокие арочные окна, впускали внутрь благословенный теплый свет. Чувствуя приближение невероятной духовной силы, Карин резко нагнулась, выставляя ногу назад и пропуская сквозь себя собственную энергию, удар стопой пришелся прямо в разинутую пасть огромному берсерку, отлетевшему от силы атаки к каменистому пласту стены и растворяясь в золоченых искрах. Падающие искрящиеся крупицы походили на снег, и двое других существ, злобно оскалившись, пригнулись в наступающем прыжке, раздвигая и утолщая смертоносные когти. В отблесках мягкого злата глаза Карин походили на утренний туман, растекающийся по миру влажным полотном пробуждения.
- Не подходите, - грозно заявила Карин, выставляя вперед руку, уже и забывая, когда в последний раз прибегала к запретной силе, могуществу, в которое едва верила. К силе, отнявшей у нее нормальную человеческую жизнь, объяснимую и рациональную. Демонические создания оттолкнулись от каменных плит, и на долю секунды Карин взмолилась, чтобы юношеское бесстрашие ее отроческих лет вернулись, дабы противостоять несуществующим призракам. Духов не существует, как и нет потустороннего мира, а страх перед иллюзорным, придуман теми, кто страшился настоящего мира. – Сгиньте в ту же тьму, откуда прибыли! – огрызнулась она сквозь стиснутые зубы, словно разъяренная кошка.
И яркий свет озарил залы, заиграли мифические сцены на витражных окнах, разрушенные полы восстанавливались, впитывая выпущенную наружу энергию, как если бы она стала водой, ушедшей в холод древних камней. То был благодатный свет чистой и неприкаянной души, очистивший плененных магией призраков. Они исчезли, ослепленные сиянием, и когда Карин остановила нескончаемый поток, хлеставшей из нее духовной энергии, она сникла на колени, тяжело дыша, и от смеси ярости и страха, в жилах клокотала разгоряченная кровь. От боли и слабости, она готова была прокусить себе язык, чтобы протрезветь и возвратить остатки разума.
Из зала, в котором велась кровопролитная бойня, она выползла на четвереньках, не имея возможности подняться, но обернувшись, она не узрела никаких повреждений: ни каменистой впадины, оставленной, прожигающими все на своем пути когтями, ни лопнувших из агатовых рам стекол – тишину священной обители нарушали лишь ее частое дыхание и болезненный кашель. Кое-как она встала, вспоминая, как упорно отрабатывала удары в спортивной команде по тайскому боксу, преодолевая по две, а порой и три сотни ударов на каждую ногу, и падала на мягкий матрац, полностью обессилив, мечтая о глотке освежающего ледяного стакана воды. Ей почему-то чудилось, что если она сможет пройти определенное количество шагов в неизвестном направлении, то обязательно найдет успокоительную прохладу, убаюкавшую ее, и тогда она сможет расслабиться и закрыть глаза, и тогда…
И тогда деревянные двери раздвинулись, и она столкнулась с человеком, от красоты которого у нее перехватило дыхание. Назойливый звон в ушах продолжал клокотать, смыкались удушливые объятия смерти, но все то пустое – остались лишь его глубокие аквамариновые глаза, такой цвет появляется у вздымающихся морских волн, когда лунный свет прокладывает тропу сквозь сумрак беспроглядной ночи, изящные линии бровей, удивительный девственно-белый оттенок волос, как если бы она узрела покрывало нетронутого снега на вершине непокорных гор. Он смотрел на нее восторженно и раболепно, с толикой недоверия и внутреннего сомнения, должно быть, именно так и она вглядывалась в его нежные, незабываемые черты.
Впервые за долгие годы, после смерти любимой мамы, после стольких весен выдержки и упорства, волею фатумы, стены ее неприступного бастиона пали, а душа раскрылась перед незнакомцем, которого она знала всю свою жизнь, и слишком долга ее метущаяся душа ждала этой встречи. И он тоже ее ждал, все эти бесчисленные ночи и дни.
Она подняла на него свои глаза, чувствуя, как предательски скатывается по щекам первая кристальная слеза, и Карин тихо прошептала, вкладывая в голос всю ту веру и мольбу, которую смогла сохранить по достижении двадцати лет:
- Помогите мне…Прошу…
Она снова падала, но на этот раз ее подхватили сильные руки, надежные и крепкие, которые смогут защитить и подарить блаженство вечности. Уткнувшись в хлопковую ткань его косодэ, она уловила пряный аромат трав и солнца, слабый аром мускуса, и его истинный запах. Она слышала голоса и разгневанные крики, поступь быстрых шагов, но прислушивалась она лишь к биению его сердца, отзывающегося эхом в ее груди.
1 В даосизме – место, где обитают бессмертные.