Автор: Liliana - Admiralcurzee
Сериал: CSI: Miami
Название: «Границы допустимого»
Пейринг: ДюКейн
Жанр: романтика
Рейтинг: R
В тот миг, когда впереди идущая машина, вильнув капотом, сшибла ограждение и буквально рухнула с невысокого моста в залив, Келли крутила настройку радиоприемника. Эдит Пиаф, как всегда, ни о чем не жалела, впрочем, Келли тоже.
Громкий хлопок, визг тормозов, скрежет, ужасный всплеск - едущий впереди черный представительский Мерседес исчез, лишь жаркое июньское солнце освещало довольно пустынный мост, по которому с огромной скоростью удалялся в сторону центра серебристый Ниссан.
Ударив на тормоз, Келли выскочила из Форда и глянула вниз - черная, похожая на кита, туша Мерседеса с утробным бульканьем погружалась в прозрачные воды залива.
Дальнейшее помнилось с трудом: сработал служебный рефлекс, и она ласточкой нырнула в воду - в машине были живые люди, Келли видела искаженное от ужаса лицо мужчины, смотревшего на неё сквозь заднее стекло автомобиля.
Келли помнила, как пыталась открыть пассажирскую дверь, а она никак не поддавалась, помнила, как вытаскивала тяжеленное мужское тело из кабины, помнила страшный, почти безголовый труп на водительском месте, потоки крови, разбавленные океанской водой, хлынувшие на нее из распахнутой дверцы. Вот и поверхность, судорожный вздох, и она потянула пассажира на себя. Мужчина, молодой, бледный как смерть, с нелепо вывернутой рукой был без сознания. Оно и к лучшему! Вспомнив приемы спасения на воде, Дюкейн подхватила несчастного за плечи и, перевернувшись на спину, что есть сил, поплыла к берегу!
Над ними кружил вертолет береговой охраны, с трассы слышался вой сирен, где-то на помощь спешили катера…
Келли показалось, что прошла целая вечность - ну где же спасатели? Мужчина совсем обмяк, она хрипела, пытаясь удержать над водой его тяжелую, как медный котел, голову. Берега все не было, но она плыла, не оборачиваясь, сконцентрировав себя на том, чтобы любой ценой удержать пострадавшего на поверхности воды…
- Кейн, - поднес я телефон к уху, - это ты, Делко?
- Горацио, беда! – завопил он, оглушив меня, - Келли тонет!!!
- Что?!
- Только что позвонили из диспетчерской береговой охраны, ее узнали, автомобиль рухнул с моста – она и еще кто-то!
- Что с ними?
- К ним вышла помощь, но катеров поблизости нет, вертолет вызвал полицию…
Делко на ходу запрыгнул в Хаммер. Мы, не разбирая дороги, понеслись к месту аварии.
Несколько полицейских в насквозь мокрых униформах (видимо, ближайший патруль), как раз выносили из воды пострадавших – нашу Келли и молодого, черноволосого мужчину со сломанной рукой. Келли была в сознании и всё пыталась вырваться, еле слышно говоря задыхающимся голоском, что с ней всё в порядке, что она в состоянии идти сама.
Мы с Эриком бросились к ней, и буквально отобрав у молодого патрульного, поставили на ноги. Ее колени тут же подогнулись и она села на песок. Эрик, считая себя, по-видимому, более близким другом, подхватил ее и, осторожно поддерживая, повел к дороге.
Келли не позволяла себе проявить слабость, тем более в присутствии коллег. Я видел, насколько тяжело дается ей каждый шаг, но она упорно отстраняла от себя Эрика, сжав зубы, пыталась твердо ступать по земле.
Я не понимал, как с ней могло такое произойти! Мысль о том, что моя возлюбленная Келли была на волосок от гибели, превратила меня в разъяренного зверя! Не помня себя от гнева, я в очень резкой форме высказал командиру патруля всё, что я думаю об его нерасторопности!
- Сэр, - оправдывался он, без вины виноватый,- уже через 5 минут мы были с леди! Тут до берега совсем недалеко, она, конечно, молодец – вытащила из машины и буксировала того парня из последних сил, но клянусь, она пробыла в воде одна не более 5 минут!
Я молча отвернулся от растерянного от такой черной неблагодарности копа, и подошел, сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не подбежать, к своему баллистику.
Захлебываясь словами, моя девочка быстро рассказала нам о произошедшем.
- Наверное, нападение, - предположила она, - хотя выстрела я не видела и не слышала, я отвлеклась в тот миг…
- Запомнила номера Ниссана? – услышал я собственный деловитый голос, - сможешь сказать?
Келли посмотрела мне в глаза особенным взглядом, «моим» взглядом, взглядом влюбленной женщины – я тут же захотел встать на колени и целовать землю, на которой она стояла.
- Да, Эйч, - нежнейшим голоском прошептала она, - записывай…
- Горацио, - лицо у подошедшего Триппа (который приехал на место происшествия за секунду до нас) было настолько удивленным, будто бы он только что увидел дьявола, - ты заешь, кого спасла Келли?
- Внебрачного сына президента?
- Поднимай выше! По документам наш утопленник - подданный испанской короны, племянник посла Испании, который сейчас отдыхает во Флориде, Мануэль дель Соло, герцог де Медина-Сидониа, первейший аристократ Старого Света!
Кстати, Ниссан мы нашли, но он был ни причем - водитель герцога, вздорный юнец, поссорившийся накануне со своей девушкой, покончил с собой выстрелом в голову из крупнокалиберного пистолета, видимо, решив забрать на тот свет и своего знатного пассажира. Дело было раскрыто, Мануэлю наложили гипс, а Келли даже насморка не подхватила!
А на следующий день в лабораторию принесли розы. Огромный букет белоснежных свежих роз с запиской "Мисс Келли Дюкейн - от посла Испании в благодарность за спасение племянника". Секретарши торжественно вручили Келли букет, и всё выспрашивали, каков из себя молодой герцог.
Розы принесли и на следующий день, и через день - все от людей из окружения посла. Но особенно роскошный букет принес строгий молодой человек с армейской выправкой - служба безопасности резиденции, невольно определил я.
- От его светлости дона Санчеса дель Соло!
- Но, кажется, герцога зовут Мануэль? - в замешательстве проговорила Келли.
- Дон Санчес - старый герцог. Он немедленно прилетел в Майами, узнав о несчастье, и расположился в летней резиденции посла.
- Я не могу принять их, - покачала головой Дюкейн, которую уже достали веселые подтрунивания коллег, - передайте дону Санчесу, что он мне ничем не обязан...
- Герцог де Медина-Сидониа родственник короны, - веско произнес офицер, - отвергнув его дар, вы тем самым оскорбите королевскую семью!
Покраснев, как вишня, Келли схватила цветы и унеслась в баллистическую лабораторию. Вслед ей несся громовой хохот детективов, призывавших прелестницу не обострять и без того не простые международные отношения США.
Меня радовали знаки внимания, оказываемые моей девочке - она совершила героический поступок, и должна пожать лавры, это справедливо…
Вечером я позвонил ей, чтобы назначить свидание, но Келли растерянно сообщила, что ей придется быть сегодня в посольской резиденции, ибо посол желает видеть и говорить с ней. И сопровождать ее должен Сам Шеф!
- Я не могу отказать послу, правда? - спросила она.
- Конечно, дорогая, конечно.
В трубке раздались гудки…
На следующий день история повторилась. С той лишь разницей, что Келли должна была быть официально представлена старому хрычу-аристократу, как будто он не видел ее накануне!
За ней заехал Мануэль собственной персоной. Красивый брюнет тридцати пяти лет от роду, безупречной наружности, с перебинтованной рукой - он расцеловал мою Келли, все время повторяя: "Ангел, ангел".
Она было оглянулась на меня - я, стоя в окружении Райана и Эрика, помахал рукой.
- Счастливо, Келли!
- Благодарю, босс.
- Келли, мы поужинаем сегодя?
- Ох, Эйч, вечером приём в резиденции, я приглашена…
- Ты будешь с Мануэлем, детка?
- Да, Горацио, с герцогом де Медина, - в ее голосе послышался вызов.
- Он нравится тебе, дорогая?
- Ты знаешь, кто мне нравится, Горацио!
Ого! А ее зеленые глаза могут метать молнии, да какие грозные молнии! Отец очень и очень ошибался, прозвав свою дочь "овечкой"!
- Келли, мы договорились, что будем свободны в выборе своего досуга…
- И вы предлагаете мне воспользоваться этой свободой? - она была абсолютно спокойна, как всегда, но за годы совместной работы я уже раскусил эту маску, скрывающую бурю чувств, - так идти мне на прием?
- Это решать тебе, Келли!
- Иногда мне хочется, чтобы вы указывали мне путь! Горацио, - ее голос был тих и странен, - тебе не приходило в голову, что свобода опасна? Что свобода выбора не дает человеку опоры в его действиях? Что запреты иногда играют роль надежной каменной стены, о которую мы можем опереться, идя сквозь хаос жизни? Как я смогу узнать, насколько нужна тебе, если ты не очертил границы моей свободы, за которые я не смею удаляться, чтобы не причинить тебе боль? А ведь я хочу знать эти границы! Ты, как истинный криминалист, позволишь мне экспериментировать с тобой? А ты не боишься пожалеть об этом?
Я молчал, потрясенный глубокой страстностью ее слов.
- Я прошу тебя провести этот вечер со мной, моя дорогая!
- Я подумаю, босс.
Это было уже слишком - любовь не даёт ей право на дерзость, и я немедленно поставил ее на место:
- Нет, Келли! Или сегодня вечером, или больше никогда!
Я не стал дожидаться ответа, развернулся и ушел прочь.
Она не смотрела на меня. Целый день, бок о бок - и не одного прямого взгляда… Что же ты делаешь со мной, Келли? Неужели я был только мимолетным эпизодом? Неужели ты забыла слова, что шептала мне каждую нашу ночь?
Твоя грудь в вырезе белоснежной блузки бурно вздымается, и стоит мне приблизиться к тебе, ты густо краснеешь, твои руки дрожат и роняют на пол улики…
Ты что-то скрываешь, Келли?
Какую же боль ты мне причиняешь! Даже погрузившись на нижнее днище ада – в свою работу, даже в лаборатории, даже на задержании я неизменно думаю о тебе! О твоих глазах, о твоих вздохах и всхлипах, о твоей чистоте и гордости.
Ох, Келли, ты причиняешь мне боль одним своим существованием!!!
Но я не откажусь тебя!
Мадонна! Ты останешься со мной даже против своей воли!
В наше обычное время, в 8 вечера, она не пришла…
Стрелки часов медленно подползали к римской девятке, а я расхаживал по ковру гостинной, как по раскаленным углям, и размышлял над ее утренней тирадой.
Границы личной свободы…
Природа кладет предел нашим чувствам – огонь обжигает пальцы, вскипающая кровь не позволяет без акваланга опуститься на дно океана… Но только небо может положить предел вольностям нашего ума, или государственные законы, или запреты ближнего…
Выходка Келли могла означать лишь одно – сознательно причиняя мне боль, она искала пределы моей любви к себе. Ее не удовлетворяют слова, она хочет на деле узнать, до какого предела я дойду показывая, как она мне небезразлична!
Меня всегда удивляли и вызывали негодование женщины, искренне защищающие избивающих их мужей, считающие насилие признаком любви, даже радующихся этому! Однако, доля истины в этом, на первый взгляд нелепом объяснении есть: как утешительно знать, что тебя любят настолько, что берутся самыми крайними способами определить пределы твоей личной свободы!
Она все же пришла, опоздав на полтора часа. Гордая и прекрасная, Келли Дюкейн стояла на пороге моего дома, в роскошном вечернем платье, с замысловатой прической, в драгоценностях – сказочная принцесса, отправляющаяся на бал.
- Ты не позвонил мне вечером, и раз тебе нет до меня никакого дела, я решила идти на прием - ее глаза подозрительно блестели, на щеках горел нездоровый румянец. Келли плакала, рыдала еще полчаса назад…
- Ты пришла сюда, чтобы сказать мне это? Ты могла просто позвонить, дорогая…
У нее было такое лицо, будто я дал ей пощечину. Она медленно развернулась и пошла к своей машине…
Ну, хватит. Мне надоел этот глупый спектакль. Ты хочешь знать границы дозволенного, Келли? Что ж, сейчас ты их узнаешь!
Я втолкнул ее в комнату, на ходу срывая платье, заломив за спину руку. Волна белокурых волос рассыпалась по плечам, скрывая ее рассерженно-изумленное лицо. Я грубо толкнул Келли на кушетку, судорожно сорвал с себя футболку, навалился на нее, сдергивая остатки кружевного белья. Келли царапалась и кусалась, как пойманная в капкан лисица. Чёрт, я не оставался у нее в долгу!
- Эйч! Отпусти меня, что ты себе позволяешь?!
- Молчи…
Она что-то пыталась сказать, вывернуться, но я вдавил ее всей тяжестью в подушки, не обращая внимания на ее протесты. Я чуял янтарный запах ее волос, исходящие от нее флюиды чувственности и страха, смотрел в потемневшие от ярости и желания зеленые глаза, чувствовал на губах трепет золотых ресниц…
И как всегда, когда я видел ее под собой – невыносимое вожделение овладело моим существом! В тот миг я мог думать и хотеть только одного - овладеть этой женщиной, войти в нее, заполнить до отказа сладостную глубину, довести до бесчувствия, так, чтобы она забыла даже свое имя, растворить в себе, зацеловать, замучить …
Я буквально впечатался в ее мягкий рот своими губами, высасывая дыхание, играя с ее острым, нежным жалом, наказывая за то, что она посмела говорить с этим испанцем…
Келли стонала, судорожно пытаясь то ли вырваться, то ли еще теснее прижаться ко мне - уверен, в тот миг она сама не понимала свои желания. Стройные ноги, взлетев, легли на мои плечи, язык продолжал бороться с моим языком, руки судорожно вцепились в затылок. Распаленный страстью, а еще больше ее неповиновением, я всё же осознавал границы, до которых могу дойти в своей грубости, так что когда мои пальцы наконец-то достигли жаркого лона, они вошли в него мягко и бережно. И я с изумлением почувствовал, как бешено и горячо пульсирует ее кровь, капли сладостного сока оросили ладонь, стоило мне лишь чуть-чуть прикоснуться к распухшим от истомы, нежнейшим лепесткам. Мадонна! Моя страстная девочка давно была готова к соитию! Моя бесстыдная нимфа, совершенство моё - как же распаляла ты себя, какие картины рисовала в своем воображении, пока не постучала в мою дверь? Как же сильно ты хотела меня, Келли?! Зачем заставила саму себя ждать?!!
Я оторвался от ее губ, взглянул в любимое лицо – и она поняла этот взгляд, поняла, от чего я просто разрываюсь от гордого торжества, и залилась алой краской, отвернула личико стыдясь, что не смогла скрыть от сурового любовника своей физической зависимости…
Взяв за подбородок, я вновь повернул ее лицо к себе:
- Не вздумай отворачиваться, Келли!
- Господи, что ты делаешь! – стонала она, - Эйч, что ты делаешь со мной?!!!
- Тебе нравится, дорогая? А так?
Я пытал ее, не позволяя ей достигнуть вершины, распаляя и отступая в тот самый миг, когда она уже была готова воспарить. Я хотел, чтобы она до самого дна поняла, что значит жажда обладания. Келли извивалась под моими безжалостными пальцами, тянулась к моему члену, как пилигрим к заветной святыне, но я не разрешал ей прикасаться к нему. С меня довольно было того, что я чувствовал напряженной, раскаленной плотью нежную, влажную ее кожу - и боялся не выдержать, выплеснулся прямо на ее мягкий живот!
- Эйч, любимый, прошу тебя – всхлипывал нежный голосок у моего плеча, - прости, сделай это, пожалуйста, я не могу больше! Пожалуйста!!!
И я вошел в нее одним долгим движением, вложив него всю мою любовь, всю силу, утверждаясь в ней, ставя на ней свою печать! Моя девочка с долгим, счастливым стоном подалась навстречу - хрупкая бабочка, насаженная на железный стержень. Жаркие врата охватили мой член, вобрали в себя, нежно сжали, и повинуясь ритму, отпустили в предвкушении нового удара. Келли дрожала, цепляясь за мои плечи, обвивая меня, как виноградная лоза. Нависая над ней, беспрестанно целуя ее, я отдавался упоительному ритму, чувствуя, как нарастает в нас обоих блаженство – все разногласия, все обиды, нелепое выяснение отношений, всё было отринуто и забыто. Мы были созданы друг для друга! Мое сердце билось только для нее, ее глаза с кротостью и любовью смотрели только на меня, она шептала мое имя, а я – ее, мы сплетали свои тела и души, свои жизни, свои губы и пили, пили, пили друг друга! И когда, наконец, мы достигли экстаза, он был похож на смерть!
На следующий день Мануэль дель Соло получил от мисс Дюкейн вежливое сообщение о нежелательности каких либо контактов между ними. Его светлость просили впредь не беспокоить мисс Дюкейн подарками, звонками или посещениями.
Данное решение женская половина лаборатории не одобряла, объясняя несговорчивость молодой женщины единственно временным помрачнением разума. Данное помрачнение, по всей видимости, как считали лабораторные дамы, обуяло бедняжку в результате непомерных служебных нагрузок, взваленных на ее хрупкие плечи известным бессердечным тираном Горацио Кейном.
Мужская же половина лаборатории Майами Дейд решение Келли восприняло с энтузиазмом, решив, что, видимо, красавица настроена найти спутника жизни не за рубежами родины, а дома, и может быть, даже на работе…
Что думала по этому поводу сама Келли – никто не знал. Она молчала, улыбалась и усердно работала.
Лейтенант Кейн был доволен – его преданная команда, все живые и здоровые, трудились на благо общества и между собой не ссорились. Ну а вне лаборатории, его люди могли делать всё, что угодно. В пределах допустимого…