– Какой славный! Угостим его яблоком! – Джиллиан открыла дверцу клетки.
– Тебе надо, ты и угощай. У меня пальцев лишних нет, – Лайтман опасливо покосился на важно восседающего на жердочке краснохвостого жако и добавил: – Ты посмотри на него, не птица, а мутант!
– Кэл, как тебе не стыдно, – возмутилась Фостер, протягивая попугаю кусочек яблока. – Во-первых, серо-розовая пигментация выведена искусственно и встречается довольно редко, во-вторых, ты прекрасно знаешь, что Жак укусил тебя не нарочно.
– Угу. Шесть раз, и все не нарочно. Я отдал четыре тысячи долларов за блохастую курицу, которая постоянно пытается меня сожрать.
– У него нет блох, Кэл, Жак просто перебаливал. И, судя по всему, от общения с тобой.
– Вот и чисти тогда клетку своему любимчику сама, – надулся Кэл, хотя в душе от такого удачного избавления все пело и плясало… Ровно до тех пор, пока за спиной не раздалось пронзительное птичье:
– Лайтман - дур-а-а-ак!
Фостер прыснула от смеха.
Уткнувшись носом в прутья, Кэл хищно оскалился:
– Птичка, ты же скажешь доброму дяде, кто тебя этому научил?
Успокоившаяся Джиллиан попыталась за локоть оттащить Лайтмана от клетки:
– Отстань от Жака. Ты надеешься разглядеть у него какое-то микровыражение или будешь определять преступника по клюву?
– Лайтман - дура-а-ак! – не сдавался жако. Фостер снова расхохоталась.
– Только подумай, птичка: вкусный, сочный, зажаренный до хрустящей корочки попугай с розмарином, – продолжал угрозы Кэл.
Оценив ситуацию и внимательно уставившись на него своим желтым глазом, Жак многозначительно изрек:
– Ила-а-ай, нам конец!.. Не дока-а-ажет, не дока-а-а-жет…
– Ха! – с возгласом триумфа Лайтман умчался из офиса. Мгновение спустя из холла послышалось вкрадчивое: – Дети, у папы есть к вам пара вопросов.
Для Локера и Торрес этот день ничего хорошего не предвещал.