Фанфик по сериалу «Тюдоры», не имеет никакого отношения к реальной истории и ее персонажам. Описывает события конца третьего – начала четвертого сезонов. Внешность, характеры, взаимоотношения героев имеют своим источником только и исключительно сериал. Представляет мою версию того, как это должно было бы происходить. Повествование от первого лица.

Никогда не писала ничего подобного, извиняюсь за возможные недочеты и пр.

Жизнь не бывает легкой

Глава 1

Сегодня я узнала потрясающую новость! Моя дорогая фрау Марта сообщила ее мне задыхающимся от волнения голосом, таким тихим, что это больше походило на шепот, как будто сказать это вслух означало выдать какую-нибудь государственную тайну. Оказывается, послы короля Англии, что уже две недели находятся у нас при дворе, приехали не только заключить торговый договор, как думали мы все. Они ищут невесту своему государю. А это значит, значит… У моего брата нас двое, две сестры, я и Амелия, но так как я старшая, то… Я, обычно слушающая болтовню моей няньки вполуха, теперь стараюсь не пропустить ни слова. «Его высочество дал аудиенцию и весьма продолжительную», - слышу я. «Продолжительную» это сколько? Минут пять – десять, ибо брат считает ниже своего достоинства говорить с кем-либо дольше, пусть это будут послы хоть самого Папы Римского. Речь шла о портрете. Когда господа послы узнали, что наш живописец болен, они тотчас же предложили прислать личного портретиста самого короля Генриха. Вот как?

«Портрет – это серьезно», - говорит моя фрау Марта и смотрит на меня значительно. Бедняжка, она уже почти потеряла надежду когда-либо увидеть меня идущей под венец. И немудрено, ведь мне уже двадцать четыре года. Мои фрейлины говорят, это потому, что отец умер слишком рано и не успел пристроить нас с Амелией, а брат, ну, у Вильгельма всегда полно неотложных дел и вообще, устроить выгодный брак особам королевской крови всегда непросто. Но я знаю еще одну причину, почему я до сих пор не замужем. Мне никто ее никогда не скажет, но я знаю. Мне достаточно посмотреть в зеркало и затем перевести взгляд ну хотя бы на стоящую рядом горничную. Я не очень-то красива. Нет, не уродлива, упаси боже, но и красавицей меня не назовешь. А для мужчин, я знаю, это имеет большое значение. Хотя для монарших браков отсутствие красоты у невесты никогда не было преградой, достаточно взглянуть на мою мачеху и еще кое-кого из нашей родни.

«Но почему, - решаюсь я спросить, - королю Генриху понадобились именно мы? Почему не Франция и не кто-нибудь из родственниц императора?» «Ну, - протягивает моя нянька и легонько треплет меня по руке, - наверняка у него есть на то свои причины. Где же и искать невесту доброму протестанту, как не в Германии?» Да конечно, Англия порвала с Римом, как и многие в наших землях, и это только естественно нам искать союза. «Да и кроме того…» - фрау Марта вдруг испуганно замолкает. Я жду продолжения, но она лишь нервно теребит подол передника. Затем, увидев мое недоумение, она берет себя в руки и улыбается. «Мое милое дитя, моя дорогая, дорогая девочка. Я ежедневно молюсь, чтобы господь послал тебе счастье, как же может он не услышать мои молитвы?»

Вечером, оставшись одна, я долго думаю и наконец понимаю значение ее слов. У этого короля Генриха, моего предполагаемого жениха, не самая лучшая репутация. Он уже схоронил трех жен, и не все умерли своей смертью. Конечно, эта Анна Болейн ему изменяла - скандал был таким громким, что его эхо докатилось и до наших краев и даже проникло в мои отгороженные от всего света покои - так что никто не осудит короля, что он вырвал из сердца любовь, что питал к ней, и отправил предательницу на эшафот. И все же. Немногие девушки согласятся выйти за женоубийцу, если у них есть возможность выбирать. А я? Каков будет мой ответ? Я было погружаюсь в раздумья, но затем вздрагиваю, будто пробудившись от наваждения, и не могу удержаться от смеха. Что это я себе вообразила? Как будто кто-то спросит мое мнение!


Я долго не могла уснуть сегодня ночью, а когда наконец задремала, мне снились странные сны. Вот я сижу рядом с братом в нашем тронном зале, и к нам медленно приближаются послы его величества короля Англии. Они преклоняют колени и один из них, самый старший и величественный, говорит: «Ваше высочество, дозволено ли мне будет просить руки вашей сестры для моего государя?» Вильгельм смотрит на меня, и весь зал смотрит на меня, а я важно восседаю на своем троне и не знаю, что мне следует говорить. Вдруг я замечаю, что это уже не наша скромная зала, а нечто куда более великолепное – Уайтхолл, резиденция английского короля – и меня окружают незнакомые лорды и леди. Они кланяются и делают реверансы передо мной. И тут я вижу его, короля Генриха. Я знаю, что это он, хотя никогда его не видела. У кого же еще может быть такой властный профиль, такая величественная осанка, такой великолепный стан! «Моя леди, - говорит он, и его голос звучит как музыка в моих ушах, - моя сладчайшая леди!» И все исчезает – тронный зал, придворные, Уайтхолл – мы остаемся одни в саду, у фонтана. Нас освещает луна, тихо журчат струи воды, откуда-то доносится прелестная музыка. И вот передо мной уже не грозный повелитель, но нежный возлюбленный, молящий подарить ему один только взгляд. Он берет меня за руку и почти шепчет: «смею ли я надеяться?» И как только я собираюсь ответить, из-за спины его вдруг выступает женщина, за ней еще одна, за ней еще. Они угрожающе смотрят на меня, они готовы испепелить меня взглядом, они шаг за шагом приближаются ко мне. Я теряюсь, я покрываюсь холодным потом, я отступаю назад и назад, к фонтану. И вот, когда я уже почти свалилась в него, мой кошмар кончается. Я просыпаюсь, вся дрожа. Я знаю, что значит мой сон и кто были эти женщины.


Прошло три месяца со дня отъезда английских послов, и о моем бракосочетании ни слуху, ни духу. Очевидно, из этого ничего не выйдет. Ну и к лучшему! Мы с фрау Мартой больше не заговариваем об этом, как будто нашего разговора никогда и не было. Жизнь снова вошла в свою колею.

Оказывается, я рано поставила крест на своем «английском браке» (как я мысленно его называла). Сегодня Вильгельм вызвал нас с сестрой к себе в личные покои и более торжественным, чем когда-либо тоном объявил: «С завтрашнего дня вы обе будете брать уроки английского языка. Я нанял самого лучшего учителя, какого только можно найти. Возможно, случится так, что вам придется воспользоваться этими знаниями». Мы с Амелией переглядываемся. Она, конечно, тоже наслышана о сватовстве короля Генриха. Моя сестра более непосредственная, и пока я мысленно перевариваю в голове, что только что услышала, она выпаливает: «Значит, Вилли, мы выйдем замуж в Англии?» Брат холодно смотрит на нее и не удостаивает ответом. Он лишь провозглашает свое неизменное «в должное время вы все узнаете» и затем прибавляет «занимайтесь хорошенько». Как же я не выношу его напыщенность! И неужели он до сих пор считает нас маленькими девочками, с которыми нельзя поговорить серьезно? И все же он и Амелия все, что у меня есть. Это моя семья. Правда, вдруг осеняет меня мысль, если (нет, нет, когда) я выйду замуж, у меня будет другая семья, совсем-совсем другая.


Посланцы короля Генриха снова у нас. Вильгельм решает, что пришло время представить нас, двух девиц на выданье, из-за которых и идут все эти хлопоты. Правда, понимает он это весьма своеобразно. «Оденьте длинные вуали и не вступайте в беседу», - наказывает он. Брат особенно настаивает на этой детали туалета. Протестовать бесполезно. «Этот английский король с чудачествами, - слышу я его недоуменные восклицания, - ему, видите ли, необходимо получить ваш портрет. Ничего, пусть удовольствуется вашим приданым и моей дружбой». Я понимаю, чем объясняется такое поведение моего обычно столь сдержанного брата. Он не хочет выглядеть незначительным князьком, потерявшим голову от знаков внимания могущественного европейского государя. Он должен сохранять достоинство. Он должен держаться на равных с ним и произвести впечатление на его послов. Лучший способ достичь этого – сохранять отстраненность.

Когда мы с сестрой показываемся из своих покоев, английские джентльмены лишаются дара речи. Но не от созерцания нашей красоты, а совсем по другой причине. Мы так плотно закутаны в свои одежды, что турчанки могут позавидовать! Бедняги, они ведь должны написать своему государю, каковы мы во плоти, но Вильгельм явно не намерен облегчать им задачу. Напротив, он еще и подливает масла в огонь. На их сбивчивые протесты он громогласно вопрошает: «Что? Может, вы бы еще хотели увидеть моих сестер обнаженными?» На мой взгляд, это уже чересчур. Один из посланцев осмеливается возразить: «Но, ваше высочество, мы даже не можем понять, кто из них кто!» Тут я решаюсь прийти к ним на выручку. «Я – Анна», - говорю я из-под своей вуали. «Я – Амелия», - вторит мне сестра. Англичане переводят глаза с меня на нее и обратно, но это им не очень помогает. Брат решает поставить точку в этом представлении. Он дает нам знак, и мы удаляемся к себе.

За ужином Вильгельм все еще продолжает кипятиться. «Он что, считает мою страну мясным рынком, а вас товаром?» - это он о короле Генрихе. Я мысленно возражаю ему, что для жениха вполне естественно желание знать, хороша ли собой его будущая жена. Я тоже была бы не прочь порасспросить кого-нибудь о своем нареченном, но об этом и речи нет. Впрочем, могу ли я считать себя помолвленной? Король вполне может счесть себя оскорбленным подобным отношением к своим посланникам и отказаться иметь с нами дело. Поэтому, перед тем как уйти к себе, я набираюсь храбрости и спрашиваю брата: «Скажи, Вильгельм, какой ответ ты дал англичанам?» Я почти ожидаю привычной грубости и нравоучений, но вместо этого он смотрит на меня так, как будто увидел впервые и затем отвечает: «Сестра, возможно уже раньше Рождества ты станешь королевой Англии!»

Глава 2

Брат не солгал. Это первое Рождество, которое я встречаю не дома, а по дороге в мою новую страну, Англию. Я – ее будущая королева. Королева… Мне нравится произносить это слово про себя, когда я дремлю под мерный стук колес моей повозки, гляжу на серое зимнее небо, расчесываю волосы перед зеркалом, готовясь отойти ко сну. Оно ласкает мне слух, будоражит воображение, щекочет самолюбие, да, я обнаружила, что у меня есть самолюбие. Я – без пяти минут королева Англии. Конечно, это положение влечет за собой большую ответственность и мне придется нелегко, особенно поначалу. Ну что ж, это моя судьба, и я принимаю ее.


Я еще не видела своего будущего мужа или кого-либо из его приближенных. Шторм не дает нам пересечь канал, и мы сидим здесь в Кале, ожидая, когда утихнет буря. Кале – английское владение, так что можно сказать, что я уже нахожусь на своей новой родине, в своем королевстве. Мои дамы обескуражены этим неожиданным препятствием и говорят, что это дурное предзнаменование. Дурное предзнаменование? Почему? Разве плохая погода не обычное дело в это время года? Как бы то ни было, я получаю небольшую передышку и возможность освоиться со своей новой ролью.

Герцог Саффолк прибывает в Кале, чтобы отдать мне почести. Это первый вельможа Англии, и король Генрих посылает его узнать, как прошло мое путешествие и приветствовать меня на английской земле. Герцог очень симпатичный и галантный человек. Он учтиво осведомляется о моем благополучии и с сожалением замечает, что нам придется пробыть здесь еще пару дней. Мой английский все еще несовершенен, но я не хочу прибегать к услугам переводчиков. Пускай все видят, что хоть я и иностранка, но не собираюсь быть им чужой. Так что на своем ломаном английском я приглашаю милорда Саффолка отужинать со мной сегодня вечером. Я хочу узнать как можно больше о здешних обычаях.

- Каковы любимые развлечения короля?

Мы сидим в окружении моих дам и джентльменов, ведя светскую беседу. Мое лицо по-прежнему скрыто вуалью, и это слегка тревожит его светлость. Но он настоящий придворный, чтобы это показать.

- Его величество любит охотиться, играть в карты, любит музыку и другое приятное времяпрепровождение.

- А его двор?

- Мадам, вы увидите, что наш двор изысканен и элегантен. Каждый день устраиваются танцы и другие забавы, приличные благородным леди и господам. Вы не будете разочарованы.

Музыка, танцы, карты. Боже мой, я ничего этого не умею! Я буду выглядеть белой вороной. А герцог продолжает живописать мне их изысканность и утонченность.

- Его величество сам любит в часы досуга поиграть на лютне или сочинить небольшой сонет. Он прилично музицирует, так же как и леди Мэри, его старшая дочь.

Я вдруг представляю себе Вильгельма, держащего лютню и выводящего своим фальцетом любовную балладу, в то время как мы с Амелией подпеваем ему. Это так уморительно, что я с огромным трудом удерживаюсь от смеха. Милорд чего доброго подумает, что я смеюсь над ним или, упаси боже, над королем.

- В моей стране дамам не принято играть в карты, - как будто извиняясь, говорю я. –

Может быть, ваша светлость расскажет мне правила?

Уж играть в карты, по крайней мере, я могу научиться.

«Если вам не повезет, придется расстаться с деньгами, - замечает герцог, посвящая меня в премудрости игры. - Но это неважно, когда они есть, такое можно себе позволить». У меня на языке вертится вопрос и, наконец, я набираюсь храбрости: «Всегда ли король выигрывает?» Милорд Саффолк на миг лишается дара речи. Он стремится проникнуть взглядом через мою вуаль, чтобы понять скрытый смысл моего вопроса. Не преуспев в этом, он отражает вызов: «Мадам, его величество не любит оставаться в дураках. И в конечном счете он всегда получает то, чего хочет».


Мой кортеж медленно продвигается к Лондону. Со всех концов сбегаются люди посмотреть на нашу процессию и на меня, их будущую королеву. Я любезно улыбаюсь и раскланиваюсь направо и налево. Мне нравятся их приветствия, их знаки внимания, я ведь нечасто имела возможность у себя на родине насладиться любовью толпы. Герцог Саффолк уехал вперед, чтобы доложить королю о выполненном поручении. Меня же сопровождает господин Эрлекен, наш посол в этом королевстве. Он знакомит меня с запланированными торжествами в честь моей свадьбы и с деталями придворного этикета, которые мне необходимо знать. Я рада, что в этой стране у меня есть друг, который всегда будет блюсти мои интересы.


«Его величество король желает засвидетельствовать свое почтение ее высочеству». «Его величество король». Я слышу эти слова, но не понимаю их. Король хочет меня видеть? Но как это возможно, он же в Лондоне? «Мадам, государь не смог дождаться часа вашей встречи и хочет лично приветствовать вас». До меня наконец доходит – король здесь, рядом с моими покоями, он сейчас зайдет сюда. Боже мой, я ведь не готова его принять! Я думала, нет, я была уверена, что разработан целый ритуал нашего представления друг другу. Что накануне этого торжественного события мои горничные потратят несколько часов, убирая мои волосы и подбирая подходящий наряд, что нас при встрече будут окружать первые люди королевства, что строгие правила этикета помогут нам преодолеть естественную неловкость первого свидания. Вместо этого я одета в самое простое из всех моих платьев, и в покоях со мной только наш посол и несколько фрейлин. Я бросаю панический взгляд на господина Эрлекена, но он обескуражен не меньше моего. Но у нас нет времени даже на недоуменные восклицания. Открываются двери, и входит король.

Он вовсе не такой, каким я его воображала в своем сне. Он ниже ростом и не такой величественный. Встреть я его где-нибудь случайно, ни за что бы не догадалась, кто это. Впрочем, нет. В его взгляде есть что-то, что приковывает внимание. Властность, уверенность в своем праве на… праве на что? «Его величество всегда получает то, чего хочет», - вспоминаются мне слова милорда Саффолка. Король спешит мне навстречу, но вдруг внезапно останавливается, как будто натолкнувшись на неожиданное препятствие. Улыбка сходит с его лица, он молча смотрит на меня. Я стекленею под его взглядом, от волнения все английские приветствия вылетают из моей головы. Я вновь оборачиваюсь за поддержкой к господину Эрлекену, но он лишь кивает головой – да, все правильно, это ваш будущий супруг. Тут я наконец прихожу в себя и делаю то, что полагается. Я низко склоняюсь в поклоне перед моим государем. Теперь он должен поднять меня и сказать несколько приличествующих случаю слов. Но он не торопится сделать это. Я почти физически ощущаю охватившую всех неловкость. Наконец король справляется с собой и подает мне руку. Я жду, что будет дальше. Должна ли я приветствовать его первой? Нет, я не имею права заговаривать раньше его. И тут я окончательно лишаюсь дара речи. Король берет мои лицо в свои руки и целует, целует в губы. Так принято у супругов, но ведь мы еще не муж и жена. И я не вижу, чтобы он был охвачен страстью. Проходят еще несколько томительных минут, и, наконец, он заговаривает со мной: «Мадам, я счастлив приветствовать вас в своем королевстве. Надеюсь, вы всем довольны?» «Благодарю ваше величество, вы очень добры», - лепечу я в ответ. «Мы скоро увидимся», - и с этими словами он покидает мои покои. Он уходит так быстро, как будто за ним кто-то гонится.

«Мне следовало бы побольше расспросить герцога об английских обычаях. Они так отличаются от наших». Я и не замечаю, что говорю это вслух.


Я недовольна тем, как я вела себя с его величеством. Что-то пошло не так, и все из-за моей неловкости. Если бы у меня было больше времени, чтобы подготовиться, собраться с мыслями. Если бы его визит не застал меня врасплох! Я выглядела и вела себя как провинциалка, как деревенская дурочка. Что-то мямлила себе под нос, не сумела поддержать беседу. Конечно, он разочарован. Мало того, что бог не наделил меня красотой, так еще и манеры мои оставляют желать лучшего. Светская утонченная дама, каких полно при английском дворе, держала бы себя по-другому. Она бы учтиво осведомилась о его здоровье, сказала бы, как счастлива наконец-то его увидеть, предложила бы бокал вина или еще чего-нибудь вместо того, чтобы стоять столбом. И он бы не сбежал от нее как от чумы. О боже мой, что же теперь будет? Но я надеюсь, что смогу загладить произведенное мной невыгодное впечатление. В конце концов, я пока еще новичок здесь, и король должен это понимать.


Сегодня день моего официального представления ко двору, и я полна решимости больше не допускать промахов. Дворцовый церемониал – это совсем - совсем другое дело, и здесь я чувствую себя в своей тарелке. Играют трубы, герольды провозглашают мое имя, и я торжественно вхожу в тронный зал. Все склоняют головы в знак почтения, а мой супруг (я ведь имею право так его называть?) спускается со своего возвышения, чтобы приветствовать меня. Ничто в нем не выдает его недовольства мной, напротив, он любезно улыбается и снова целует меня. Я облегченно вздыхаю и улыбаюсь ему в ответ.

Все идет как надо. Волнение слегка отпускает меня, и я обвожу взглядом собравшихся придворных. Кроме герцога Саффолка мне здесь никто незнаком, но я не сомневаюсь, что в этот день в Уайтхолле собралась вся знать королевства. Под маской учтивых манер они скрывают жгучее любопытство, какова-то их новая королева? Один лорд особенно привлекает мое внимание. Он стоит немного в отдалении от всех, прямо рядом с троном и не спускает с меня глаз. Наверняка, это главный королевский советник или кто-нибудь в этом роде. Почему-то он сильно нервничает, так что даже отсюда я ощущаю его волнение. Ну разумеется, ему уже доложили, как глупо я себя вела при первой встрече с его величеством, и он боится, как бы я снова не опозорилась. Что ж, вам незачем волноваться, милорд как вас там, я приехала не из деревенской глуши и знаю правила этикета. По правде говоря, ни при одном дворе не было такого строгого этикета, как при нашем. Так что я расправляю плечи и выше поднимаю голову, чтобы казаться еще величественнее.

А тем временем мне представляются дочери короля – леди Мэри и леди Элизабет. Принцесса Мэри – девушка примерно моего возраста, очень красивая и грациозная. Ее манеры безупречны, но довольно холодны. Она явно не в восторге от встречи со своей новой мачехой. А вот Элизабет просто чудо. Никогда не видела такого прелестного ребенка. И она протягивает мне букет цветов, как это мило. «Я уверена, что полюблю их обеих», - улыбаюсь я его величеству. Я говорю так, чтобы сделать ему приятное, но на самом деле я действительно хочу этого. Хочу, чтобы они меня приняли и привязались ко мне. С Элизабет, я уверена, у меня проблем не будет, она уже не скрывает своего ко мне расположения. А вот что касается Мэри, мне придется постараться, чтобы завоевать ее симпатию. Ну и что же, теперь это моя семья, разве нет?

Мы с королем, держась за руки, идем к тронному возвышению, и весь зал аплодирует нам.


Я беседую с господином Эрлекеном в своих покоях. Мне многое нужно выяснить, и я забрасываю беднягу вопросами, не даю ему опомниться. Я все еще нахожусь под впечатлением от сегодняшнего вечера, так что не сразу замечаю, что мой собеседник слегка не в своей тарелке. Но я не хочу, чтобы что-либо омрачило мое приподнятое настроение и инстинктивно обхожу все острые углы. И что важнее всего, я боюсь задать главный вопрос: каковы чувства короля ко мне, с каким сердцем он пойдет под венец через несколько дней. В любом случае, это единственный вопрос, на который я не получу ответа.

«Обе королевские дочери большую часть времени проводят в своих загородных резиденциях, - говорит господин посол. – Они приехали на свадьбу вашего высочества и по окончании торжеств покинут двор». Я слегка огорчаюсь, услышав это. Я надеялась провести больше времени со своими падчерицами, лучше узнать их. Но раз таковы правила, не мне их менять.

Я хочу выяснить, кто обладает наибольшим влиянием при здешнем дворе, к чьему мнению прислушивается король. «Кто тот господин, что стоял рядом с троном, тот, в черных одеждах?» - спрашиваю я как бы невзначай. «Лорд Кромвель, разумеется», - в голосе герра Эрлекена слышится удивление, как, мол, я могу этого не знать. Затем, вспомнив, что, в отличие от него, я только что прибыла в эту страну, да и на родине никто особо не старался посвятить меня в тонкости английской политики, он дает мне необходимые пояснения. «Это первый министр его величества, лорд-хранитель печати, он стоит за всеми важнейшими решениями, которые принимает король». Мое предположение было верным! «Даже брак вашего высочества в значительной степени дело его рук. Лорд Кромвель отстаивает необходимость для Англии теснее связать себя с протестантскими землями в противовес Франции и Испании». «Значит, он наш друг?» - делаю я логичный вывод. «Да, разумеется, - господин Эрлекен говорит немного неуверенно. – Но я хотел бы предостеречь ваше высочество от чрезмерной доверчивости. В политике друзей не бывает, есть лишь временные союзники. Что до лорда Кромвеля, он уже неоднократно демонстрировал свою способность менять друзей. И единственным союзником, которому он никогда не изменяет, является он сам».

Что ж, я предупреждена. Но я не собираюсь вмешиваться в их распри, боже сохрани. Королева должна возвышаться над борьбой придворных фракций, ни в коем случае не связывать себя ни с одной из них. У нее совсем другие обязанности. И если король меня любит, какое мне дело до всех политиков мира. Если король меня любит…


Я больше не могу себя обманывать. Король испытывает ко мне лишь отвращение. Чем же еще объясняется его поведение? Я ему не нравлюсь, это очевидно. Он уже раскаивается, что заключил эту помолвку. Я не ожидала пылкой любви с его стороны, все это глупости, в жизни так не бывает. Но… Но взгляд, который он бросает на меня при наших встречах, красноречивее любых слов. Что же во мне не так? Я с ним и двух слов не промолвила, мы ни разу не оставались наедине, но он уже составил мнение обо мне. Что мне теперь делать? И что я сама к нему испытываю? В последнем ответе я не сомневаюсь. С первой нашей встречи я чувствую невообразимый страх перед ним. Я пытаюсь побороть это унизительное чувство, но оно возвращается вновь и вновь и лишает меня последних остатков уверенности в себе. Мне на ум приходят все обрывки сплетен, которые я когда-либо слышала об этом человеке, о его вспышках ярости, о казнях тех, кто когда-то был к нему близок. Конечно, любой государь должен демонстрировать подданным свою власть, но не каждый отправит на эшафот жену и друзей. И его супругой я решилась стать! Добровольно отдала себя на его милость! Конечно, напоминаю я себе, моего согласия никто не спрашивал, но я могла бы по крайней мере попытаться протестовать, поговорить с братом, упасть на колени перед ним, умоляя избавить меня от этой участи. Но мне это даже в голову не приходило. Я была настолько поглощена переменой в моей жизни, возможностью наконец-то вырваться из домашней темницы, избавиться от этих сочувственных взглядов – «ах, бедняжка, видно ей на роду написано остаться старой девой» - что не думала о возможных последствиях этого выбора. Да у нас его и не было, этого выбора, вдруг осеняет меня. Кто-то, более могущественный, посчитал, что я подходящая кандидатура на роль супруги его величества короля Генриха, и моя судьба была решена. Помоги мне, боже!

Я стою в дворцовой часовне и приношу клятву супружеской верности. Как часто в своих мечтах я обращалась к этому дню, рисовала его во всех подробностях, спрашивала себя, когда же он наконец станет явью. Теперь же я только рада, что никто из близких не присутствует на моей свадьбе. Все они остались в Германии: Амелия, моя дорогая няня, мои подруги. Никто из них не увидит моего унижения. Конечно, все приличия соблюдены, двор сверкает роскошью, но как же тяжело у меня на сердце. И не только у меня. Король стоит мрачнее тучи, а его лорды выглядят так, будто собрались на похороны. Они переглядываются друг с другом, усмехаются, бросают какие-то намеки, смысл которых мне не дано понять. И это моя свадьба, важнейшее событие в жизни любой девушки? Я не хочу быть здесь, я хочу вернуться домой! Я чуть было не говорю эти слова архиепископу, когда он спрашивает, согласна ли я взять в мужья короля Англии.

Глава 3

Он смотрит на меня оценивающим взглядом, человек, с которым несколько часов назад я соединилась на всю жизнь. Мы впервые остались одни и мы еще не сказали друг другу ни слова. Его взгляд проникает сквозь складки одеяла, сквозь мою длинную сорочку, добирается до сокровенных мест моего тела. Он как будто раздевает меня, да, вот подходящее слово. И хотя на мне ночные одежды, кажется, что я лежу перед ним обнаженной. Стоит тишина, которой, наверное, не было со дня сотворения мира, невыносимая, тягучая тишина. Сейчас он сделает то, что все мужья делают со своими женами. Я знаю это, я к этому готова. Но он не торопится заявлять на меня свои права. Он продолжает смотреть и смотреть, как будто не может решить, стоит ли вообще иметь со мной дело. Я не могу больше справляться с волнением и нервно сглатываю, издав какой-то странный звук, что-то среднее между стоном и хрипом. Это приводит его в движение. Он подносит руку к моей сорочке и начинает расстегивать пуговицы, медленно, одну за другой. Его пальцы совсем близко к моему сердцу, слышит ли он, как сильно оно бьется? Когда его ладонь прикасается к моей обнаженной коже, я вздрагиваю. Его руки такие холодные, почти ледяные. Он проводит пальцами по моей груди, животу, спускается все ниже и ниже. Так вот что чувствуешь, когда тебя касается мужская рука. Ничего нежного нет в его прикосновениях, мне даже делается больно. Неужели он этого не замечает? Нет, он продолжает щипать меня, грубо, почти с яростью, всё убыстряя темп. И вдруг он внезапно останавливается и отдергивает руку. На его лице такое выражение, будто он только что наткнулся на слизняка или что-то такое же мерзкое. Совсем как тогда, в нашу первую встречу, когда он почти вбежал в мои покои и вдруг остановился как громом пораженный. И кстати, что это за запах, который преследует меня с момента, как мы легли в постель? Сначала я думала, слуги небрежно убрали наши покои или это какие-то здешние травы издают подобный аромат. Я было уже собралась завтра распорядиться, чтобы этого больше не было. Теперь же я искоса взглядываю на мужчину, делящего со мной ложе, и с ужасом понимаю, что эта вонь идет от язвы на его ноге, кошмарной, незаживающей раны. И что, мне придется каждую ночь вдыхать эту мерзость? Конечно, я ведь теперь его жена. А с его лица по-прежнему не сходит брезгливое выражение. Хватит, с меня довольно. Еще не понимая, что делаю, я отодвигаюсь все дальше и дальше от него, к краю кровати. Единственное, что мне сейчас нужно, это глоток чистого воздуха. Я потеряю сознание, если не получу его. Я поворачиваюсь на другой бок, спиной к своему мужу, и каким-то шестым чувством вижу, что он делает то же самое.


На следующее утро я медленно прихожу в себя. Как ни мало я знаю о подобных вещах, одно мне известно точно. Король так и не сделал меня своей женой. Он не захотел сделать меня своей женой. Я вызываю у него отвращение. По правде говоря (наедине со своими мыслями я осмеливаюсь на эту дерзость), он и сам не больно-то привлекателен, вовсе не прекрасный принц из девичьих грез. Но я бы покорилась ему, стерпела бы его ласки, как и полагается хорошей жене. Так меня учили, такое я слышала с самого детства. Жена да покорится мужу своему. Таков заведенный самим богом порядок вещей. Да, но как ей быть, если ее покорность не требуется, если этот самый муж вовсе не проявляет к ней интереса? В глубине души я не особенно удивлена тому, что случилось. Я знала, что так и будет, знала, что мне не дано пробудить любовь или хотя бы интерес мужчины. Любого мужчины. Все обиды, все тревоги, что поселились в моей душе с того самого дня, как я впервые осознала, что я уже не маленькая девочка, но девушка, готовая разделить брачное ложе, ныне громко заявили о себе. Я почти перешагнула тот рубеж, после которого девица на выданье становится старой девой, и вот, наконец, кто-то проявил ко мне интерес. И не важно, что этот кто-то до меня был уже трижды женат, что его интерес ко мне носил чисто политический характер, что, возможно, это была не самая подходящая для меня партия. Все равно, у меня появился шанс создать семью, стать такой, как все. И с первого часа нашей совместной жизни мой муж дал мне понять, что мне не дано стать такой, как все.

С ужасом я понимаю, насколько я здесь одинока. Мне некому довериться, некому рассказать о томящих меня страхах, не у кого попросить совета. Конечно, у меня теперь целый штат прислуги, фрейлин, капелланов, даже жонглеров и музыкантов. У меня свой двор, какой и полагается иметь английской королеве. Сотни людей специально отобраны для того, чтобы выполнять любой мой каприз, предупреждать малейшее желание. Все они готовы служить мне в надежде получить милость и награду. Но это все не в счет. И склоняются они не передо мной, а перед моей короной.

Горничные убирают мою постель, ставят свежие цветы в вазы вместо старых, уже завядших (недолго же простояли мои свадебные букеты). Я выбираю наряд, в котором сегодня предстану перед двором, перебираю свои новые драгоценности, кивком головы выражаю свое согласие, да, это ожерелье подходит к цвету моего платья, да, эти туфли с пряжками как раз то, что нужно. Знают они или нет? А если не знают, то, может быть догадываются? Что означает их молчание – почтительность перед своей госпожой или скрытое сочувствие? Или презрение? Как бы то ни было, я скорее умру, чем выдам свою тайну.


Леди Брайан представляет мне моих фрейлин, знатнейших дам и девиц королевства, которые будут теперь всюду сопровождать меня. Всем своим видом они показывают, какая это великая для них честь – находиться здесь, при моей особе, дышать со мной одним воздухом. Разумеется, я ведь теперь первая дама в этой стране. Я должна все время напоминать это себе, потому что на самом деле никакого превосходства перед ними я не чувствую. Леди Брайан – само достоинство, кажется, придворные манеры она впитала с молоком матери. И она выглядит такой надежной, такой… уверенной, знающей, что и как нужно делать. На мгновение у меня возникает искушение во всем ей признаться, откровенно поговорить с ней, попросить совета. Но я вовремя останавливаю себя. Время детских излияний прошло. И господин Эрлекен не зря предостерегал меня от излишней доверчивости. Он знал, что говорил. Эти придворные ведут бесконечные интриги друг против друга, у каждого нож за пазухой. Все мои дамы наверняка принадлежат к какой-либо из этих проклятых фракций. Нет, я не буду такой наивной, чтобы дать им почувствовать свое превосходство передо мной. Я ни перед кем не обнаружу свою слабость. И вообще нужно отвлечься от этих мрачных мыслей, взять себя в руки. Куда только делось мое стремление поскорее освоиться со своим новым положением?

Я любезно улыбаюсь фрейлинам и повторяю про себя их имена, чтобы быстрее их запомнить. «Леди Рочфорд, ваше величество», - высокая белокурая дама приседает передо мной. Рочфорд? Где-то, когда-то я слышала этот титул. «Вдова Джорджа Болейна», - поясняет мне леди Брайан. Того самого, что был казнен со своей сестрой по обвинению в самом ужасном из всех возможных грехов? Эта женщина была его женой, и теперь она снова здесь, чтобы служить мне, как некогда служила той, другой Анне. Я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на леди Брайан. Она чувствует мой невысказанный вопрос и кивком головы отвечает на него. Затем, когда леди Рочфорд отходит в другой конец комнаты, чуть заметно наклоняется ко мне и тихо говорит: «Остерегайтесь этой женщины, мадам». Одно, по крайней мере, ясно, госпожа Болейн - не та особа, на которую можно положиться. Она мне не друг. А кто, интересно, здесь мне друг?


«Лорд Кромвель просит принять его, ваше величество». Я слегка вздрагиваю, услышав это имя. Господин Эрлекен сказал, что это самый влиятельный человек в стране после короля. И еще он сказал, что я здесь во многом благодаря его стараниям. Что же, раз так, мне необходимо разрешить эту аудиенцию, хотя бы, чтобы выразить ему свою признательность и заручиться поддержкой. Взглядом я выражаю свое согласие, и милорд входит в мои покои.

Я немного удивлена, когда он предлагает поговорить наедине. Значит, это не простой визит вежливости, он хочет сказать мне что-то важное. Нехорошее предчувствие овладевает мной. Я предвижу, что наш разговор не несет мне ничего приятного. Почему- то мне очень неловко в присутствии этого важного и серьезного господина. Боже мой, когда же наконец я избавлюсь от своей проклятой застенчивости? Когда же почувствую себя настоящей королевой?

Но господину Кромвелю, кажется, тоже слегка не по себе. Он одаряет меня улыбкой (довольно фальшивой, должна сказать) и наконец приступает к делу. «Мадам, я пришел к вам по довольно деликатному вопросу. Я должен предостеречь вас, чтобы вы ни в коем случае не пытались противопоставить себя его величеству, не пытались идти наперекор его воле. Напротив, вам следует всеми силами стараться заслужить его расположение». Что я слышу? Я пыталась противостоять королю? Оказывала ему неповиновение? Где? Когда? У меня такого и в мыслях не было. В недоумении я смотрю на своего собеседника. «Милорд, я не понимаю, каким образом я могла оскорбить его величество», - начинаю я, но слова замирают у меня на устах. Я понимаю, что он имеет в виду. Этот человек все знает. Знает о моем позоре, унижении, знает, чем закончилась моя первая брачная ночь. Король рассказал ему. Ну разумеется, он же его доверенное лицо. И неизвестно, в каких выражениях, с какими подробностями! Боже мой, какой позор. От стыда я готова провалиться сквозь землю. Огромным усилием воли я подавляю подступающие к горлу слезы. Если в довершении ко всему я еще и разрыдаюсь, это будет конец, полный и окончательный провал.

А Кромвель продолжает говорить, как важен этот брак для нас обоих, для него и для меня, что мы теперь союзники и я должна сделать все от меня зависящее, чтобы король остался доволен своим новым супружеством. И постепенно у меня в душе рождается гнев. Гнев против короля, который так со мной обошелся, против брата, который только и ждал случая поскорее сбыть меня с рук, но прежде всего против этого человека, который присвоил себе право решать мою судьбу и теперь в награду что-то от меня требует. Почему они все считают, что это моя вина, что с самого начала все пошло не так? Видит бог, я хотела как лучше. И я хотела, да, хотела понравиться его величеству. Но мне никто не сказал, как это сделать. И теперь он меня ненавидит, хотя я не знаю, за что. Но хуже всего то, что этому чужому человеку известна моя тайна.

«Если бы ваше величество обнаружили, что беременны…» Очевидно, в моем взгляде было что-то такое, что заставило его замолчать. «Простите, что я говорю о таких интимных вещах, но вы теперь королева Англии, у вас нет и не может быть ничего личного». Я больше не могу сдерживаться. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Мне необходимо выговориться или я сойду с ума. Но что во имя всего святого я могу сказать? И прежде чем хоть сколько-нибудь обдумать последствия своих признаний я говорю: «Как же я могу обнаружить, что беременна, если король так и не лишил меня невинности. Я не дева Мария». Он не очень удивлен, услышав это. Так я и знала, ему все известно. А слова сами срываются с моего языка, прежде чем я могу удержать их. «Я делаю все, чтобы понравиться его величеству. Но раз вы говорите, что у меня теперь нет ничего личного, я отвечу – это не очень приятно. И его нога, она издает такой ужасный запах, мерзкий, она воняет, это отвратительно. Вы меня понимаете?» От волнения я не сразу замечаю, что давно уже говорю на родном языке. Сейчас он в ужасе от меня отшатнется. Как я могу так отзываться о его государе, о своем супруге и господине? Он сейчас призовет меня к порядку. Но он ничего не говорит. Он только молча смотрит на меня с болью во взгляде и затем кивает, очень незаметно, но так, чтобы я поняла.

Мой гнев уже прошел. Теперь я досадую на себя за эту глупую вспышку. В самом деле, как можно быть такой неосмотрительной. Лорд Кромвель чего доброго передаст мои слова королю. Стремясь загладить негативное впечатление, я произношу несколько примирительных слов: «Я сделаю все, чтобы заслужить любовь его величества, который так милостив и добр ко мне». И отворачиваюсь, давая понять, что аудиенция окончена.

Глава 4

Король продолжает каждую ночь делить со мной ложе. Он делает это из чувства долга и потому, что так требуют приличия. Иногда он даже улыбается мне и говорит приятные слова, называет меня «дорогая», желает спокойной ночи. Я улыбаюсь ему в ответ (как же испуганно и жалко выглядит моя улыбка) и тоже желаю приятных сновидений. Но я никогда не заговариваю с ним первой, мне не приходит на ум, что бы я могла ему сказать. И он больше не прикасается ко мне, не делает даже попыток. Чаще всего он просто отворачивается от меня и засыпает. Пока это не произошло, я тихо лежу на своей стороне кровати, стараясь лишний раз не пошевелить матрас. И лишь когда до меня начинает доноситься его тихий храп, я могу немного расслабиться и тоже забыться сном.

Чем дальше, тем больше меня тяготит фальшь моего положения. Я инстинктивно чувствую, что подобное не может продолжаться вечно. Это мучительно и унизительно для нас обоих. Возможно, мне самой надо что-то сказать или сделать, чтобы пробудить его интерес ко мне. Не то, чтобы я этого очень хотела, но я не могу чувствовать себя в безопасности, пока наш брак не завершен. До этого момента я фальшивая жена и королева, лгунья, которая дурачит всем мозги, самозванка, дерзко присвоившая себе чьи-то чужие права. Но не могу же я навязываться мужчине, который явно испытывает ко мне отвращение! И как бы я стала это делать? Почему девушкам ничего не говорят об этом, не предупреждают, как им следует себя вести? И надо же, чтобы именно я оказалась в такой ситуации.

Наверное, мне все же необходимо поговорить с кем-либо из своих фрейлин, из тех, кто уже был замужем, как-нибудь исподволь навести на разговор, с помощью намеков выведать, что надо предпринять. Но при одной мысли, что придется делиться интимными тайнами с одной из этих напыщенных и высокомерных особ, мне делается дурно. Можно только представить себе, каков будет их разговор, когда они окажутся вне моего поля зрения. Конечно, леди Рочфорд просто сгорает от желания услужить мне. Всем своим обликом она показывает мне, какую преданную служанку я получила в ее лице и что стоит мне только захотеть, она станет моей верной наперсницей, пойдет за меня в огонь и воду. Но я почему-то не доверяю этой женщине, а интуиция меня еще никогда не подводила. Да я и не смогла бы разговаривать на эту тему, да еще намеками. Мне придется и дальше плыть по течению, куда бы оно меня ни привело.


Я все чаще и чаще обращаюсь мыслями к своим предшественницам и особенно к одной из них. Ее звали так же, как и меня. Она так же, как и я сидела на этом троне, ходила по этим же залам, может быть спала на тех же самых простынях, что и я сейчас. Даже ее фрейлины, можно сказать, перешли ко мне по наследству. И ее ждал такой ужасный конец. Какой была ее супружеская жизнь? Я раньше как-то не задумывалась, что помимо парадной, так сказать официальной стороны королевских браков есть еще одна, скрытая от посторонних глаз, самая важная их сторона. И от этой тщательно оберегаемой супружеской тайны, от того, что происходит между мужем и женой, когда они остаются одни, и зависит, наверное, судьба самого брачного союза. Интересно, если король вел себя с ней так же, как и со мной сейчас, тогда становится понятным, почему она… Боже, о чем я думаю? Это не просто грех, это хуже того – измена.

Мне не следовало играть с огнем, вызывая призраки тех, кто давно покоится в могиле. Потому что сегодня я ее увидела. Анну Болейн… Я отвернулась от зеркала, перед которым расчесывала волосы, и взглянула ей в глаза. Я уже знала, что она стоит и смотрит на меня, на женщину, которая заняла ее место. И я почему-то совсем не удивилась и не испугалась этому, как будто увидеть ее здесь, в этой опочивальне было самым естественным делом на свете. Я даже обрадовалась, что могу наконец-то поговорить с ней. «Я пришла взглянуть на тебя», - сказала она (разве те, чьи уста навеки засыпаны землей, могут говорить?). «Хорошо ли тебе спится на моем ложе? А мой муж? Он хорош в постели, не так ли? Потому что со мной он был хорошим любовником, божественным, бесподобным любовником. Он сгорал от страсти при одном только взгляде на меня. Я сводила его с ума одним прикосновением руки, одним взмахом своих ресниц. Неужели ты думаешь, что можешь сравниться со мной?» Я медленно качаю головой и жду, какие слова она еще скажет. Больше всего на свете я хочу понять. Но ее лицо становится злобным, почти отвратительным. «Он мой, слышишь ты, мой, и всегда был моим. Я говорила это этой глупой гусыне Джейн Сеймур, и где она теперь?» Она улыбается победно, как женщина, знающая, что последнее слово останется за ней. Разве мертвые могут быть опасны живым? «Прошу тебя, не причиняй мне зла, - молю я. – У меня нет вины перед тобой». Но она меня не слышит. Она погружается в свои воспоминания. «Он меня любил. Он разорвал свою страну на части ради меня. И я его любила. Они говорили, что мною движут лишь тщеславие и корысть, но это неправда. Я любила. Даже там, в Тауэре. И больше всего я страдала не от страха смерти, а от его предательства». «Почему же ты ему изменила?» - не выдерживаю я. Она смотрит на меня с удивлением. «Кто тебе сказал, что я изменила? Ах да, это же был предлог, чтобы от меня избавиться». Она медленно качает головой. «Это он, он мне изменил, а потом послал на смерть». Неправда, этого не может быть. Это слишком невероятно, чтобы быть … ложью. «Ложь. Все, что говорят обо мне, ложь. Ты ничего не знаешь, бедная дурочка. Что ты можешь обо всем этом знать? Зачем вообще ты сюда приехала? Здесь ты никому не нужна». Мне становится страшно. «Не причиняй мне зла, - вновь прошу я, - оставь меня в покое. Что бы ни случилось с тобой, я в этом не виновата. Почему ты меня ненавидишь?» Ее глаза печально смотрят на меня. «Ненавижу? Нет. Мне тебя жаль, несчастная принцесса из чужой земли. Ты ведь сама не понимаешь, куда ты по глупости попала. И теперь тебе не вырваться».

Она исчезает прежде, чем я успеваю это осознать.

Я не верю в призраков. Но мне не легче оттого, что я понимаю – это мой внутренний голос сейчас говорил со мной.

Глава 5

Я совсем потеряла аппетит от всех этих переживаний. И это я-то, которая всегда любила хорошо поесть. Теперь же я равнодушно смотрю на расставленные передо мной изысканные блюда. Разумеется, мое состояние не осталось незамеченным. «Ваше величество почти ни к чему не притронулись сегодня за ужином», - мои фрейлины медленно расчесывают мои волосы и обмывают мне ноги перед сном. «Мне не хотелось есть», - рассеянно отвечаю я, думая о своем. И тут эта леди Рочфорд, которая так и вертится вокруг меня, неожиданно произносит: «Возможно, я знаю, в чем тут дело. А что, если ваше величество беременны?» Что? Какие глупости. Ах да, это то, чего от меня все ждут, ради чего меня и выписали сюда. Их драгоценный принц, еще один наследник. Ну так с принцем придется подождать. Я отрицательно качаю головой. «Это не так, леди Рочфорд». Любая другая на ее месте поняла бы, что этот разговор мне неприятен. Но нет, она продолжает настаивать: «Но как ваше величество могут быть в этом уверены?» Господи, что за глупая женщина. Как можно более холодно я отвечаю: «Я знаю, что не беременна». Теперь-то она от меня отстанет. Но не тут-то было, они все смотрят на меня, затаив дыхание. Затронута тема, которая их интересует. Как же они могут упустить такой шанс? И вот леди Брайан выдает их общую думу: «Я думаю, ваше величество все еще девица».

Что мне ответить? Признаться? Солгать? Или напомнить им их место? Внезапно какой-то бес овладевает мной. Они хотят моих откровений? Ну, так я отучу их совать свой нос в мои альковные дела. Как можно более невинным тоном я произношу: «Как же я могу быть девицей, леди Брайан, если король каждую ночь делит со мной ложе? Вечером он целует меня в губы и говорит – спокойной ночи, милая. А утром, встав с постели, произносит – до свидания, дорогая. И после этого вы утверждаете, что я все еще целомудренна?» И улыбаюсь, обводя их взглядом. Теперь они будут считать меня наивной дурочкой. Пусть думают, что им угодно. Но леди Брайан считает своим долгом просветить меня: «Он должен ввести свой член в ваше влагалище и пошевелить им несколько раз. Иначе мы так и не увидим герцога Йоркского». Право же, леди Брайан, разве я просила сообщать мне эти детали? Уж от кого другого, но от вас я такого не ожидала. «Я получаю столько внимания от его величества, сколько мне угодно. Мне этого достаточно». И иду к постели, всем своим видом показывая свое неудовольствие.

Но на моем ложе страхи вновь овладевают мной. Веселого настроения как ни бывало. Это ведь не шутки, не повод для смеха. И когда леди Брайан подходит ко мне, чтобы задернуть полог, я робко спрашиваю: «Скажите, миледи, если я так и не смогу понравиться королю, он меня убьет?»


Сегодня король пришел в нашу опочивальню полный решимости наконец-то лишить меня невинности. Он не тратит времени на предварительные ласки или любовные слова. Он крепко сжимает меня в объятиях и наваливается всем своим весом, так что мне становится трудно дышать. По правде говоря, я не ожидала, что он так внезапно на меня набросится. Мне в ноздри опять ударяет этот отвратительный запах, и я не могу пошевелиться под его тяжестью. Господи, как же это больно и неприятно. Неужели все замужние женщины должны терпеть подобное? Я чувствую его член между своих ног, сейчас он войдет в меня, только бы это кончилось поскорее. Да сделай же это уже, в конце концов! Но он внезапно разжимает свои объятия и отпускает меня. Что-то не так со мной, с ним, с нами обоими. Он смотрит на меня таким взглядом, господи, я знаю, что в эту минуту он меня ненавидит. И затем он делает то, что уже делал раньше. Он спасается от меня бегством. А я лежу одна на своей огромной кровати и беззвучно плачу. От страха, от боли, от своей поруганной женской гордости.


После своего провала король больше не приходит ко мне в спальню. Теперь он ночует в своих покоях, и мне это даже нравится. На свободе я могу перевести дух и обдумать свое положение. И, видит бог, мне над многим следует поразмыслить. Этот брак явно нельзя считать самым счастливым из всех возможных супружеских союзов. Какие бы надежды король не питал по отношению ко мне, я их очевидно не оправдала. Что же он теперь предпримет? Разведется, как со своей первой женой? Но для развода нужен какой-то мало-мальски подходящий предлог. В случае с Екатериной этим предлогом послужило ее первое замужество с его родным братом. И в самом деле, что за ужасная идея – взять в жены вдову старшего брата, она ведь ему все равно что родственница. Неудивительно, что у них так и не родился наследник. Впрочем, одергиваю я себя, не мне в моем положении судить кого бы то ни было. И в любом случае, ко мне все это не имеет никакого отношения, мы с ним не связаны даже отдаленными родственными узами. Но если не развод, то что? На мгновение я покрываюсь холодным потом. Ведь леди Брайан так и не ответила тогда на мой вопрос. Неужели же он решится… Надо унять эту предательскую дрожь в руках, иначе я разобью бокал с вином, который взяла, чтобы подкрепить силы. А силы, я предчувствую, мне скоро понадобятся.

Поразмыслив, я прихожу к выводу, что король вряд ли решится меня убить. И не только потому, что никакой вины перед ним у меня нет. В конце концов, я ведь не просто его подданная, какой была Анна. Я – особа королевской крови, пусть даже наше герцогство нельзя назвать очень значительным. Таких как я не отправляют на эшафот, не казнят публично. Впрочем, есть ведь и другие способы. Нет, надо перестать терзать себя подобными мыслями. Если бы король что замыслил, мне бы это уже было известно. Наверное. И господин Эрлекен меня бы предупредил. Но он ничего не говорит, напротив, всегда радостно раскланивается со мной при встрече. Может быть, король вообще не станет ничего предпринимать, а просто махнет рукой на свой неудавшийся брак и оставит меня в покое. Это было бы самое лучшее. Теперь, когда мне не надо делить с ним ложе и разыгрывать комедию счастливого супружества, я не так остро чувствую фальшь своего положения. В конце концов, многие супруги так и живут друг с другом, каждый сам по себе, в своих покоях, встречаясь лишь тогда, когда требуют приличия, и всегда на людях. А наследник, что ж, один сын у него уже есть.


Я понемногу осваиваюсь при дворе. Теперь я уже лучше говорю по-английски, значительно лучше. Я начинаю брать уроки игры на клавесине, и у меня получается, правда, получается. Я присутствую на всех приемах и увеселениях, которые здесь устраиваются. Правда, я стараюсь по возможности не быть в центре внимания, насколько это возможно в моем положении, конечно. Когда я прохожу вместе со своими фрейлинами по залам и коридорам дворца, мне всегда предшествует этот клич: «Королева, королева, дорогу ее величеству». Все знатные господа почтительно склоняются передо мной. Иногда я ловлю на себе тревожный взгляд лорда Кромвеля. Он как будто хочет выпытать у меня, как теперь обстоят мои дела с королем. Естественно, что это его волнует, ведь мой брак – дело его рук. Мы с ним больше не говорили после того, первого разговора. Когда я обращаюсь мыслями к нашей тогдашней беседе, мне делается немного неловко. Зачем я была такой резкой с ним, как будто в чем-то обвиняла? Можно подумать, это его вина, что у короля язва на ноге, и мне было неприятно делить с ним ложе. Мне хочется загладить эту резкость, показать, что я вовсе не сержусь на него. Поэтому, когда я прохожу мимо, я ему улыбаюсь.

Глава 6

Мой кузен Филипп приезжает в следующем месяце. Как же я рада услышать это! Наконец то я увижу кого-то из членов своей семьи. Я, конечно, обмениваюсь письмами с Амелией и другими, но это все не то. Письма идут так медленно, и их так мало. Я уже начала бояться, что родные меня забыли, бросили, так сказать, на произвол судьбы в чужом королевстве. К счастью, это не так. И особенно приятно, что это будет Филипп, с которым я всегда была близка, особенно в детстве. Поскорее бы прошел этот месяц.

Есть еще одно важное обстоятельство, связанное с приездом кузена. Господин Эрлекен сказал мне сегодня, что, когда шли переговоры о моем замужестве, одновременно затрагивался вопрос о браке королевской дочери, леди Мэри, с кем-либо из моих родственников. Это необходимо, чтобы прочнее укрепить союз наших стран. И теперь, когда король дал согласие на приезд Филиппа, он тем самым показал, что вовсе не забыл об этом втором пункте договора. Несмотря на его отношение ко мне, он не отказался от мысли о союзе. Мы ему нужны, и это хороший знак. Филипп может жениться на леди Мэри? А почему бы и нет? Он образован, хорошо воспитан, у него прекрасная репутация. Он уже успел отличиться на полях сражений. И он хорош собой. Он вполне достоин руки английской принцессы. И для нее это будет партия, прекрасная во всех отношениях. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта идея. Этот брак теснее свяжет меня с падчерицей, с которой, говоря по правде, мне пока не удается по-настоящему сблизиться. И самое главное, если Филипп женится на Мэри, он останется в Англии, и я уже не буду так одинока.

Но для того, чтобы все получилось, необходимо заручиться согласием принцессы, хотя бы поставить ее в известность. Предвижу, что камнем преткновения может оказаться вопрос религии. Мэри упорно держится за старую веру, веру своей матери, и ничто на свете не заставит ее отказаться от своих убеждений. Но что гораздо хуже, она заранее предубеждена против всех, кто, как мы, например, принял новое учение. И все равно, попытаться стоит, тем более что она как раз находится при дворе. Так что я приглашаю ее в свои покои и осторожно завожу разговор о своем кузене. Я вижу, что она заинтересовалась, хотя изо всех старается этого не показать. Разумеется, она задает свое неизбежное: «он ведь лютеранин, как и вы?» Господи, почему для некоторых людей это имеет такое значение? «Он хорош собой, - улыбаюсь я, - и он хочет с вами познакомиться. Что мне следует ему написать?» Бедная девочка, если бы она знала, как я ее понимаю. Из всех людей на свете я – та, кто лучше всего может ее понять. Потому что я сейчас смотрю на нее и вижу себя, какой я была еще год назад. Я так же, как она стремилась освободиться от своего постылого девичества и так же страшилась неизвестности, которая сопровождает любую перемену в жизни. И так же как и у нее, у меня не было матери, с которой можно поговорить о том, о чем нельзя поговорить ни с кем другим. Вот только (я не могу удержаться от вздоха) ее жених отличается от того, за кого мне пришлось выйти замуж. «Так что же мне ему написать?» - повторяю я. «Скажите ему, - она колеблется, - скажите, что он может приехать, если на то будет согласие короля. Но пусть не рассчитывает на многое». Ну что же, полдела сделано.


Я очень жду этого приезда Филиппа. Он единственный, с кем я могу поговорить откровенно. Я расскажу ему о своих тревогах, поделюсь переживаниями. Я не буду ничего от него таить. Пусть выскажет свое мнение, как мне следует держать себя с королем. Со стороны всегда виднее. И он – мой близкий родственник, у кого нет и не может быть какого-либо тайного расчета, связанного со мной, как у многих при здешнем дворе. Да, он даст мне нужный совет.


И вот он приехал, и мы сидим с ним в моих покоях. Он очень изменился, возмужал за те месяцы, что я его не видела. Он очень рад нашей встрече. «Ваше величество», - то и дело повторяет он с особой интонацией, как мол это так получилось, что его неприметная кузина вдруг сделалась королевой Англии. Он полон самых радужных надежд относительно своего пребывания здесь. И он уже успел познакомиться с Мэри, сам решил ей представиться, когда она проходила по дворцовой галерее. Что ж, прекрасно, мой кузен даром времени не теряет. «Она очаровательна. Настоящая леди, полная красоты и достоинства». Он расхваливает ее как будто с таким расчетом, что я обязательно передам ей его слова. Может быть и передам, там видно будет. Мне становится легче в его присутствии, словно я помолодела лет на десять. Вот сейчас я ему все расскажу, только соберусь с духом. Но нас окружают мои фрейлины, слуги, как возможно говорить при них? Конечно, я могу в любую минуту выгнать их вон. Я ведь имею право остаться с кузеном наедине? Но даже в этом случае, печально понимаю я, я ему ничего не скажу. Мы уже не те дети, что некогда играли в прятки в сумрачных галереях нашего старого замка. Мы выросли и незаметно отдалились друг от друга. И он сейчас смотрит на меня иными глазами. Я – государыня чужой страны, пусть и его сестра. Я – замужняя дама, у меня другая семья. А он, он слишком поглощен своим собственным сватовством. Я ему ничего не скажу.


Филипп и Мэри танцуют в парадном зале. Они нравятся друг другу, это очевидно. Они подходят друг другу по возрасту, положению, это будет прекрасная пара. Дай бог, чтобы у них все сложилось.

Я, как обычно, сижу на своем возвышении и смотрю на танцующих. Я стесняюсь танцевать сама, но мне нравится смотреть на пары, очаровательных дам и галантных кавалеров, многих из которых я уже знаю, других помню только в лицо, а третьи мне вообще пока не знакомы. Это самые интересные пары. Мне нравится воображать, в каких отношениях они могли бы быть друг с другом за пределами паркетного зала, придумывать разные истории. Что ж, это тоже может быть развлечением. Можно жить чужой жизнью, пусть и вымышленной, если собственной у тебя нет. Разумеется, я милостиво улыбаюсь своим подданным, иногда заговариваю с кем-либо. Я ведь королева, я должна одарять всех своим вниманием.

Короля нет в бальном зале. Обычно он тоже присутствует на подобных увеселениях, но сегодня его не видно. Наверное, он занимается важными государственными делами, беседует с послами, подписывает какие-нибудь бумаги. Честно говоря, это к лучшему. Я ведь по-прежнему чувствую страшную скованность в его присутствии, хотя со времени моей свадьбы прошло почти полгода. Но рано или поздно я привыкну, перестану дрожать перед ним. Как-никак, я ведь его жена.


Сегодня я это услышала. То, что мне ни при каких обстоятельствах не полагалось слышать. Но разве можно долго прожить в башне из слоновой кости? Сплетни слуг проникнут и туда. Я стояла у окна, рассеяно глядя вдаль (мое любимое времяпрепровождение), и услышала разговор в соседнем помещении, за занавеской. Меньше всего мне хотелось бы подслушивать чужие откровения, но воистину, надо быть святой, чтобы в данном случае устоять перед искушением.

- Так ты говоришь, король в ярости?

- Еще бы, он рвет и мечет. Он постоянно кричит на Кромвеля, почему тот никак не избавит его от жены. А пару раз даже ударил, честное слово, я сам видел.

- Вот так дела. Впрочем, удивляться нечему. У них с самого начала все пошло не так. А моя Джейн так вообще мне говорила…

Тут они перешли на шепот. Затем снова:

- Вот это да.

- Ну, он сам сказал, что вы мне всучили эту кобылу. Фламандская кобыла, так он называет свою милую женушку. Ласковое прозвище, правда?

- И где же сейчас король?

- Где же ему быть, как не у леди Кэтрин Говард.