Фаворитка
Автор: Плакса Миртл
Бета: Helen
Инволвинг: Палпатин, Роганда Исмарен, Ирек Исмарен, Даала, Квай Ксакс, Траун, Гален Марек, Мара Джейд и другие имперцы
Рейтинг: R
Жанр: General, стеб
Ворнинг: Фанфик антиповстанческий. События высосаны из пальца. Канононаплевательство, петросянство, андерсонопоклонничество.
Посвящается памяти Анны Николь Смит.
Дисклеймер: Я не хочу торговать дурью.
Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться.
И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю, и ходила за ним, и лежала с ним – и будет тепло господину нашему царю.
И искали красивой девицы во всех пределах израильских, и нашли Ависагу-сунамитянку, и привели ее к царю.
Ветхий завет, Третья книга Царств
Глава 1 – Донос
Гранд-адмирал Траун вошел в кафе «Литературное». Сел за стол, обводя ищущим взором алых очей жующую публику. Его взгляд на мгновение остановился на извивающемся на сцене миме с зонтиком – но того коллекционера, с которым эстетствующий адмирал договаривался встретиться – и, возможно, обменяться экспонатами, – не было. Траун позвонил ему и узнал, что тот не придет – его задержали гаишники и везут составлять протокол.
И тут Траун заметил настоящее произведение искусства. Крошка-куколка, томная, скучающая, разрисованная, одиноко сидела за столом, и во всей ее грациозно-прихотливой позе, в сонном, с поволокой взгляде подведенных глаз, читалась пресыщенность.
К Трауну приблизился официант в галстуке-бабочкой. Траун изучил меню, заказал себе и маленькому другу обед и велел принести вон той красивой даме розу в бокале вина.
Гунган приволок Трауну тарелки и бутылку, после чего, совершив недолгий вояж на кухню, направился к нарядной даме и вручил ей бокал с розой:
– Вам от того синего господина!
Малютка поправила бретельку на обнаженном плече и неторопливо начала посасывать крупную удлиненную виноградину, не сводя призывного взгляда с адмирала.
Траун дал знак официанту переместить поднос с его уже тронутым обедом, схватил маленького друга в охапку и устремился к красивой даме.
– Мадам! Вы нравитесь моему исаламири!
– Ах, какой милый зверек! – Красавица протянула руку и погладила адмиральского питомца. Исаламири перебрался с коленей Трауна на нее, встал на задние лапы и стал обнюхивать ей ухо, губы и декольте.
– Ай! Куда ты лезешь, – засмеялась девушка.
– Потому что он мужчина, – сказал Траун, – а какой мужчина не был бы вами очарован… Можно узнать ваше имя, мадам?
– Роганда Исмарен, – томно глядя из-под полуопущенных длиннющих ресниц, выдохнула кокетка, и адмирал, в свою очередь, назвался.
Из кафе Траун повез Роганду к себе – показать ей свою коллекцию бесценных шедевров живописи, собранных со всех уголков галактики, и восторженно растекался мыслью по древу, с какой планеты прибыли вот эти три бесформенных цветовых пятна в раме, к какой школе, какой эпохи развития принадлежал художник. Девушка вежливо слушала, пропуская мимо ушей, а Траун плавно подводил к просмотру пары-тройки полотен, висящих у него в спальне.
После просмотра оных Траун поднялся с кровати, совершил экспедицию в ванную. Исаламири, привычный к рукам, глубоко и искренне уверенный, что все люди – его хозяева, видевший в своей жизни только любовь и ласку, спрыгнул с кресла, подбежал к Роганде, встал на задние лапы и подставил ей шею – «Погладь меня!»
– Хороший мальчик, хороший, – проворковала Роганда, баюкая и почесывая адмиральского питомца. Исаламири привычно полез ей на плечи, обвернувшись вокруг ее шеи, как горжетка. Из ванной вернулся Траун, ревниво отнял питомца и заявил, что пора и прощаться. Роганда сидела на краю кровати, кусая накрашенные губки, и думала, что ей даже выпить не предложили.
Потому что она – исаламири. Потому что у нее тоже есть хозяин, который ее кормит, надевает на нее расшитый стразами ошейничек и на ночь кладет к себе под одеяло. И множество людей и не очень готовы при виде нее воскликнуть: «Какой милый зверек!» и протянуть загребущие руки, погладить и потискать ее, но кормить, холить и лелеять ее согласен только один. А за это исаламири должны мириться со своими хозяевами, какими бы они ни были.
Х Х Х
Даже неведомо, что было одиознее – новый бюджет Пестажа или его «Концепция примата человеческой культуры». Разница была только в том, что «Концепцию примата…» император с удовольствием подписал (что послужило большим и жирным поводом для приписывания монарху лютого расизма, хотя сам Палпатин никогда не был ксенофобом и с готовностью мирился с таким недостатком своих приспешников, как, к примеру, рога, если те были ему полезны), а вот бюджет…
Помимо повышения налога на воздух (для Корусанта – очень актуально!), правительство Пестажа планировало пополнить бюджет за счет еще нескольких налоговых инициатив. В минфине пересчитали налог на недвижимость, который отныне составит не менее 20 имперских кредитов за квадратный метр и будет платиться при строительстве или покупке жилья площадью свыше 300 кв. м. Повысили пеню за просрочку оплаты коммунальных услуг и налог на излишки площади. Уровень ставки акциза на алкоголь планировали увеличить в текущем году на на 36%. Минимум вдвое с нынешних 3 кредитов за 1 куб. см двигателя увеличится акциз при импорте любых, совершенно всех транспортных средств. Также обсуждалась возможность повышения стоимости патентов для заправочных станций. И, конечно же, первым делом урезаются социальные выплаты, пенсии по возрасту и по инвалидности, пособия по безработице и зарплата бюджетникам – и сокращается финансирование здравоохранения.
Одним словом, крайне непопулярные меры.
Визирь Сет Пестаж – такой же старый, горластый, упертый набуанец, как и его босс – явился с папками, с докладами, и невозмутимо возвестил:
– Расходная часть бюджета превышает доходную на 185 миллиардов... Единственный выход – взять займ 185 млрд под 45% у вонгов!
Его величество посмотрел на визиря, как на гунгана, и рявкнул:
– Никогда у соседей в долг не брал!
– Но если вы этого не сделаете, вы – банкрот. Вас тут линчуют.
– А я объявлю, что эти деньги украл ты, – злобствовал император.
– Да, – сказал бесстрастный Сет, – вы можете это сделать, но деньги от этого не появятся.
– Главное, что я от себя отведу удар. А для тебя лучшим выходом будет выйти на пенсию… и вообще покинуть пределы нашей галактики.
– К вонгам, сир? – переспросил Сет.
– Ну ты же с ними уже подружился, – страшно осклабился Палпатин. – Они тебе не откажут.
Слышать это от автора «Концепции примата человеческой культуры», предписывавшей гнобить всех нелюдей в Империи, было странно и нестерпимо. Но была у Пестажа еще одна черта, затмевавшая даже его лютую, бешеную ненависть к нелюдям – ЖАДНОСТЬ. За копейку Пестаж был готов облобызать сапоги и вонгу.
Визирь откланялся и удалился – собираться в свое заранее подготовленное убежище, на базу «Призрак» на Татуине.
Х Х Х
Мара Джейд шла в тренировочный центр императорской Алой гвардии, в котором также занимались агенты-форсъюзеры. Предъявив пропуск и будучи впущена во двор, на подходе к зданию центра Мара резко остановилась. Ей навстречу шла любимая игрушка престарелого императора Палпатина, профессиональная содержанка, из тех, что садятся на шею обеспеченному любовнику и ножки свешивают. Полупрозрачный сиреневый шарф – метра два, а то и с половиной – развевался вокруг нее, каблучки стучали по плитам. Зашкаливающее количество драгоценностей, приобретенных на карманные денежки, полученные за полночный разогрев дряхлого императорского тела, блистало и переливалось. Ее ушлое личико, ее миниатюрное гибкое тело, ее соблазнительная походка дышали ароматами и отблескивали отсветами оргий, через которые она прошла. Мара бросилась наперерез куртизанке и воскликнула:
– Интересно – с синим?
Густой вульгарный раскрас только подчеркнул развращенную ухмылку на ее хитрой и наглой мордашке. Мара продолжала:
– А что ты мне дашь за молчание, что я владыке Сидиусу ничего не скажу?
О, Мара бы с удовольствием завладела многими игрушками проклятой нахалки. Ее элитной горничной БД-3765 – дроидом с женской фигурой и даже имитацией прически, или одним из ее спидеров, которые она меняла под цвет платьев. Во имя Дарта Бейна, агент Джейд бы не отказалась всего лишь от браслетика наложницы.
Роганда расхохоталась ей в лицо.
– Мара, дай пройти, – только и сказала она.
Она открыла дверь и, кивнув дежурному, проследовала в направлении спортзала. Мара плелась следом.
Х Х Х
Не удалось продать компромат Роганде – отнесем лицу начальствующему, страстно заинтересованному в ее дискредитации в глазах Палпатина!
Директор Имперского разведуправления, поджав алые, накрашенные в тон кителю губы, устремила на Мару пронзительный взгляд пугающе разноцветных очей.
– Мадам директор – у меня отличный компромат. Извольте взглянуть!
Айзенн приняла датапад, в котором была запечатлена грязная историйка про развесистые рога его величества.
– Откуда? – строго, но небезрадостно уточнила начальница.
– Купила у одного папарацци. Болтался у центрального офиса. Когда я выходила, подошел ко мне – «Хотите клубничку?» Говорит, пытался продать нескольким газетам свою сенсацию про похождения любвеобильного адмирала – хоть и синий, а пользуется успехом у белых женщин! – но редакторы отказывались. Свобода слова приказала долго жить вместе с республикой… Я просмотрела его товар, – не в силах сдержать широкой улыбки, поведала агент Джейд, – и вот!
Айзенн была глубоко уверена, что форсъюзеры ничего не покупают: «Ты хочешь отдать это мне бесплатно!» – или, как вариант, вручают три кредита и отводят продавцу глаза, уверяя, что это триста. Потом продавец приходит в себя, а покупателя уже след простыл.
Айзенн захотелось посмотреть на ламинированное, с вензелем фаллиенского королевского дома, приглашение на день рождения Ксизора, которое она получила сегодня утром, только вот дома оставила. Не подобало прийти unchaperoned, но единственный кавалер, который был ей нужен, придет под руку не с ней, а с Рогандой, ей же придется, как всегда, брать с собой наперсницу. Исард перевела взгляд на Мару: у той было одно-единственное вечернее платье, голубое, на одной бретельке, морально устаревшее три года назад.
– Как же это ты не попыталась возместить расходы на приобретение этого датапада, – протянула Исард. – Сразу понесла мне и не предложила Роганде?
– Вы проницательны, мэм!
– И сколько она тебе заплатила? – осклабясь, Исард добавила: – Если не секрет.
Другими словами: Мара, надо делиться! Но делиться было нечем!
– Она расхохоталась мне в лицо!
– То есть?
– Она не стала выкупать!
– Ее уверенность в собственной незаменимости, в непоколебимой благосклонности Палпатина, – медленно проговорила Исард, сложив руки на столе и наклоняясь вперед, – должна быть чем-то подкреплена, Мара. Она ему не жена. Она должна быть заинтересована в том, чтобы компромат не попал к нему. – Указательным и средним пальцами держа сигарету, Исард щелкнула зажигалкой и пододвинула к себе пепельницу.
– Мэм, – моргая в дыму, уверяла Мара, – она даже не стала со мной разговаривать. Цены себе не сложит, думает, он ей простит.
– Или выполняет задание Палпатина.
– ?
– Шпионит за Трауном, Мара. А тогда мы вот этим, – короткий алый ноготь постучал по пачке фотографий, – не разрушим их отношения, а, наоборот, выставим себя в дураках.
Мара представила, как на ней отыграется патронесса, оказавшись по ее вине в дураках. Но все же ей не удалось представить Палпатина в роли сутенера.
– Но как же это он станет подкладывать свою собственную любовницу всяким там… Чего ради он будет делиться? Он поселил ее у себя, он ее озолотил… Что же получается, он ее держит не для себя, а для других?
«Как же это! Да точно так же, как подослал меня к Сунтиру Фелу», – зло подумала Исард. К счастью, Сунтир не рискнул связываться с приближенной императора, да и у самой Айзенн актерские способности были на нуле, и заметить ее неискренность было несложно. Когда она отчиталась, император только пожал плечами: «Я не сомневался, что Фел откажется». Айзенн тогда подумала, что Палпатин таким способом решил сбить с нее спесь.
– Их ребенку уже восемь лет, мордашка Роганды утратила прелесть новизны.
Мара переступила с ноги на ногу, неотрывно глядя на пачку фотографий.
– Так, найди этого папарацци и выясни, он ее подцепил или она его.
– Будет сделано, мэм. Но, если даже и он ее… Возможно, она использовала Силу.
– Приворожила, как говорят в простонародье. – Исард невесело усмехнулась. – Нет, Мара. Видишь трауновского питомца?
– Ну, – с недоумением отозвалась агентша.
– Ты когда-нибудь подходила к Трауну на расстояние бластерного выстрела?
– Нет, мэм. – Недоумение возрастало.
– А если бы подошла, Мара, ты бы почувствовала, как исаламири нейтрализует Силу. С этим зверьком он неуязвим против вас, форсъюзеров. Так что, на будущее, если встретишь человека с исаламири… – Исард опять невесело растянула губы, взглянув в округлившиеся глаза помощницы, и вновь посерьезнела. – Не могла она его привлечь Силой, Мара. Не могла. Иди, выясняй, от кого исходила инициатива.
Джейд никуда не стала бегать, вынула комлинк, позвонила.
– Райфал, это Мара. Я насчет Трауна и той белой женщины. Скажи мне, это она к нему клеилась или наоборот?
После недолгого монолога на том конце канала, зачехляя передатчик, Мара поведала:
– Это он. Он передал ей розу в бокале, представляете, какая пошлость!
– Адмирал же у нас эстет, – Исард едва не рассмеялась, слыша неприкрытую зависть в голосе Мары, с которой явно никто так не знакомился. Последней затяжкой она докурила до фильтра и раздавила окурок в пепельнице.
– Значит, это не задание?
– Просто самонадеянность. Или здоровая мысль, что тебе никто не мешает размножить фотографии, которые все равно попадут к Палпатину. Невзирая на то, заплатит она тебе или нет. – Исард сгребла злополучные снимки в ящик стола. – Свободна.
Под вечер директор ИРУ явилась с докладом пред грозны очи его величества, уверяя, что ее привело дело чрезвычайной срочности и важности. Пришлось заставить ждать записанного на аудиенцию Ишин-Иль-Раза.
На пороге алого императорского кабинета Айзенн преклонила колено, так низко согнувшись, что вымела мелированной гривой пол:
– Да пребудет с вами Сила, ваше императорское величество, рада видеть вас в добром здравии!
– Давай без подхалимажа, – отмахнулся Сидиус, откидываясь в кресле и переплетая унизанные кольцами нервные пальцы. Его обширный стол был завален отчетами и доносами. – По делу.
Айзенн подняла голову, не распрямляясь из выражающей крайнее почтение позы, и, минуя взглядом испещренный морщинами и старческой гречкой бледный лик его величества, мертвеющий на фоне багровых стен кабинета и тяжелой, расшитой, многослойной черной мантии с высоким жестким воротником, скрадывающим дряблую шею, смотрела в панорамное окно, на проплывающий за его массивным креслом аэротрафик.
– Ваше величество, получена информация о предательстве гранд-адмирала Трауна. В папке детально о его махинациях с государственным имуществом, но помимо того… Ваше величество, вы рогоносец! И наставил вам именно Траун!
Палпатин встретил ее заявление совершенно без эмоций. Помимо повстанцев и дыры в бюджете сегодняшний день принес ему еще и кадровые проблемы. «Сет продался вонгам, – думал монарх. – Влезть в долги – означает, что в случае задержки выплат наши воинственные соседи начнут интервенцию и разграбление наших владений…» На фоне все этих проблемищ степень ветвистости рогов не тронула его душу.
– С каких это пор вы занимаетесь подсматриванием в чужие замочные скважины? – проскрипел Палпатин. – Займитесь делами, более важными для Империи, а не этими сплетнями кухонными.
Исард предъявила развесистый донос на гранд-адмирала Трауна: якобы он не утратил связи с чиссами и планирует продать своим синим соплеменникам пару-тройку казенных флотилий – впрочем, данные были противоречивы: по словам других осведомителей, Траун намеревался отдать их бесплатно, чтобы его снова приняли в Гегемонию Чиссов. Донос был подкреплен протоколами допросов свидетелей, а вот голографические записи переговоров и компрометирующая документация – отсутствовали как класс. В объяснительной записке Исард утверждала, что злокозненный адмирал прилагал все усилия, дабы не оставить улик.
Поэтому не было смысла бездоказательно обращаться в суд. Из предоставленного Исард материала даже при участии пары десятков компетентнейших крючкотворов можно было бы составить только голословные обвинения. А Палпатин не был склонен отстранять и сажать своих людей без суда и следствия, поверив сомнительным доносам.
Х Х Х
Оперевшись на локоток и блистая драгоценностями в приглушенном свете лампы, Роганда полулежала в постели и читала статью о том, что в айвхарии умерла айвха – либо отравили, либо просто от недоедания. Это дорогостоящее развлечение считалось еще и целебным, и мамаши при деньгах водили в айвхарий своих отпрысков, страдающих даунизмом и ДЦП. Роганде было ужасно жаль голодающих крыланов, день и ночь ишачивших под седлами такого контингента. Построить бы себе личный айвхарий, но во сколько же тысяч в день обходится кормление такого огромного животного?
В этот момент порог переступил ее хозяин. Она подняла увенчанную тяжелой конструкцией из волос головку и обворожительно улыбнулась, выискивая на сморщенной физиономии патрона признаки раздражения.
– Девочка моя, – прошамкал любовничек, – я ожидал от тебя большего благоразумия.
– Я раскаиваюсь, мой господин! – бесстрастно произнесла Роганда, плохо понимая, чем навлекла на себя недовольство владыки.
Палпатин кинул ей пачку фотографий.
– Ты даже не заметила, кто тебя запечатлел – агент или разведдроид.
А если бы и заметила – что же, выхватывать бластер и при всем честном народе палить в дроида? Роганда была не столь могущественна в Силе, чтобы, продолжая флиртовать с Трауном, одновременно нащупать абрис фотографа и заставить его стереть все снимки.
– Совместишь приятное с полезным, – очень тихо сказал Палпатин. – Постарайся выяснить его благонадежность. Мне доложили, что Траун ведет переговоры с Гегемонией Чиссов и собирается переправить на родину наши суда. Целыми флотилиями. В скором времени жду от тебя подтверждения или опровержения.
И сказано это было таким тоном, что Роганда поняла: она не вправе спрашивать: «Но как?» Как втереться в доверие и вызнать о его махинациях, отношении к монаршей особе и планах на будущее?
Палпатин не стал развивать эту тему. Она раздела, уложила спонсора, сделала ему массаж. Больно дергая ее за волосы, он снял каркас с обручами, и их обоих накрыл ливень из черных прядей. Девочка стала вылизывать своего повелителя, всего, с головы до ног, покрывая его жадными поцелуями.
У изнемогающей Роганды нестерпимо болели руки, шея и челюсти. Язык уже отказывался слушаться. Покачивающиеся в такт ее движениям маленькие груди бились об тощее бедро ее повелителя. Сморщенный крючок по-прежнему вяло висел. Унизанная кольцами августейшая длань с выпирающими над пятнистой скукоженной кожей венами неумолимо направляла ее голову.
– Дитя мое, тебе осталось совсем недолго ждать, когда подрастет клон, который сможет оказывать тебе надлежащее внимание, – утробным голосом сказал Сидиус, сжав ее маленькую упругую ягодицу и больно шлепая.
– Отшлепайте меня, сир, я такая неумеха, – кокетливо сказала Роганда, прекрасно зная, что и это ему не поможет.
Роганда точно помнила то утро, когда проснулась рядом с самым плюгавым, омерзительным старикашкой, какого только видела в своей жизни, и первые несколько секунд соображала, где она вчера подцепила этого мафусаила. Временами сразу после пробуждения ей все еще казалось, что она должна находиться в своей утлой келье, но тут же возвращалась память – как штурмовики громили укрытие джедаев на Белсависе, вырезая мастеров и рыцарей и выволакивая падаванчиков, как немногих, прекративших сопротивляться, сдавшихся, пообещавших выполнять все, что им скажут, загоняли в трюм; как нескольких подростков с косичками отправили в центр подготовки Алой гвардии; как сам его величество император удумал ради собственного увеселения проинспектировать, как прошедшие курс молодого бойца на Корусанте и Йинчорре кадеты дерутся на финальном смертоубийственном испытании, а также – сколько доставили новобранцев-форсъюзеров; как, недобро блеснув ввалившимися, окруженными мешками, водянистыми глазами на исполосованном морщинами остром лице, сюзерен проскрипел: «А почему так мало?» Государь был – не до негодования, вяло – возмущен и разочарован: так мало падаванов проявили благоразумие и остались его верными слугами – а что поменялось, кроме вывески, кроме того, что он водрузил корону на свою морщинистую лысину? Роганда рассматривала кутающегося в долгополую черную мантию старца и искренне думала, что канцлер Палпатин со следами былой красоты и этот коронованный ссохшийся сморчок – два разных человека. Это же двойник, думала Роганда, и старше лет на тридцать! Подменили! В этот миг повелитель поманил ее узловатым, с большим перстнем, пальцем. Она подошла. Носитель скипетра спросил, как зовут, помацал за щеку, подозвал лакея и вполголоса распорядился вымыть, переодеть девочку и – к полуночи препроводить в его спальню!
Вскоре сюзерен заявил, что не может заснуть без нее, и Роганда из казармы окончательно переселилась в его багряные апартаменты. Она ходила по квартире в вечернем платье и макияже, с прической и на шпильках. Он целыми днями был на работе, и со стороны завистницам вроде Мары Джейд могло бы показаться, что фаворитка круглосуточно лежит на диване, скучает, плачет, повторяет себе, что ее жизнь тяжела и неказиста, и думает только об украшательстве своей внешности. А на самом деле день у Роганды был расписан: курсы эротического массажа – курсы стрип-пластики – спортзал – голокрон и учебный транс – тяжкий труд по расслаблению и увеселению владыки Сидиуса.
Заснул наконец.
Роганда вышла на балкон, оперлась на перила, вдыхая непривычно свежий воздух и подставляясь порывам ночного ветра, сдувавшего с нее запах палпатиновского одеколона.
Она смотрела в сверкающую бездну улиц, на озаренную ночными огнями мегаполиса громадину перестроенного Храма. Можно сказать, повезло – после перебранки со своим визирем старпер решил не метать в нее молнии, вопреки надеждам и угрозам скудоумной Мары. Какие они странные, эти миряне. Придают несоразмерное значение такой нелепице, как верность и ревность. Храмовники никогда не заморачивались такими глупостями. В Храме не существовало самого по себе понятия «мой парень», был только сегодняшний сексуальный партнер – тот, кто рядом, кто подходит по размеру и тоже испытывает аналогичный зов плоти, столь же естественный и не стоящий ломаемых мирянами вокруг него копий инстинкт, как потребность в пище и кислороде. А если он – на боевом задании в очередной горячей точке, то кто же будет его ждать – и еще не известно, вернется ли он целым и вернется ли вообще. Не вернется – не с чего плакать. Постоянство и любовь выдуманы мирянами для оправдания своей алчности, а в Храме, где все были чисты помыслами и свободны от привязанностей – к личному имуществу – живя на всем казенном – не существовало забот о быте, квартирного вопроса и потребности в деньгах, вымогаемых мирянами у более обеспеченных спутников. Неужели владыка Сидиус, с его умищем и широтой взглядов, опустится на уровень примитивного, зашоренного мирянина, бесСильного бездаря, и начнет мстить своей девочке за то, что она обедала за одним столом с другим мужчиной? Неужели это такая стоящая внимания проблема, соизмеримая с дефицитом бюджета? За такую дыру в госбюджете, которую сам же император и сделал, прихватив 180 миллиардов на оборудование фабрики собственных клонов, – согласно имперской конституции, старичку-бодрячку может грозить импичмент. Впрочем, Роганда не слишком страшилась перспективой возможной детронизации ее покровителя. Отмыли же как-то миллиарды, в свое – еще республиканское – время позаимствованные им на производство клонов на Камино.
В этот момент перед ней из воздуха соткалась полупрозрачная фигурка костлявой плоскогрудой девушки с недоросшими полосатыми монтрелами и лекку. В груди привидения зияла пропаленная дыра.
– Предательница, – прошипело привидение. – Ты процветаешь! – Покойница с силой опустила прозрачный бесплотный кулак на голову Роганды, беспрепятственно прошедший насквозь, до самых плеч.
– Вы отказались исполнять свои же собственные функции, ту же работу, под руководством того же человека, только под другой вывеской.
– Мы за идею полегли, – прошипела джедайка.
– За название и герб, – поправила Роганда, кутаясь в прозрачный пеньюар, сквозь который в свете ночных огней просвечивали маленькие упругие груди и темные соски. – Вы отказались выполнять приказ начальства, а мы – те немногие, кто остались ему верны – как раз мы и должны называть вас предателями. Что ему еще оставалось, как не репрессировать вас.
– Мы присягали республике в целом, как демократическому государству, институты которого предполагают сменяемость должностных лиц, а не лично вот этому, данному-конкретному канцлеру. – Асока уселась на перила в позу лотоса. Сквозь нее просвечивали огни окон и вывесок и фары проносящихся мимо спидеров. – Посылавшему на бессмысленную бойню – организованную им же – нас и вверенные нам отряды клонов.
Роганда пожала плечами, села на скамейку, по обеим сторонам которой стояли вазы с терпко пахнущими цветами, и открыла прихваченный из комнаты журнал, всем своим видом давая Асоке понять, что не заинтересована в ее сварливом обществе. Света с улицы хватало. К ней снова вернулась мысль о тяжелой и неказистой жизни айвх, голодающих в варварской эксплуатации у людей.
Асока подслушала мысли, чем вовсе не отличалась при жизни.
– Слушай, попроси у твоего! Глядя, как он тебя наряжает, я поняла, что он вовсе не так скуп, как прикидывается перед широкой публикой, ежедневно появляясь в одном и том же черном плащике, изображая из себя неимущего круглосуточного радетеля народного блага!
– Откуда столько пафоса, Асока!
– Так говорит призрак мастера Дуку!
– Общаешься с Дуку, как не стыдно! Вы же с ним воевали!
– Сидиус его предал. Точно так же, как и всех нас.
Роганда устроилась с ногами на скамье, и перстни на пальцах крошечных ножек поймали и отразили блики света. Фаворитка перевернула страницу желтой прессы и стала читать, как КОМПНОРовцам не заседается в здании бывшего Храма. Говорят, страшно находиться. Призраки являются. И вопиют об отмщении. БесСильные труженики НИИ, проинтервьюированные корреспондентом, пожимали плечами и уверяли, что никаких призраков в природе нет и быть не может!
– Роганда, с кем ты там разговариваешь? – выполз на балкон пробудившийся узурпатор.
– О! Канцлер! – Асока помахала рукой, широко и зубасто улыбаясь.
– Сгинь!
– Ладно-ладно, владыка Сидиус! Пойду мастеру Скайуокеру явлюсь!
Мертвая Асока сделала стойку на руках, дрыгая воздетыми ввысь ногами, открутила обратное сальто с перил балкона и растворилась.