Свет, которого не видно

by PrinceBlya

Иноуэ ослепла.

Название: Свет, которого не видно.

Автор: Ichirin no Hana

Бета: Amaryllis

Рейтинг:R

Жанр: Angst, Drama, Romance.

Пары/Персонажи: в основном - Ичиго, Иноуэ, Гримджоу, Улькиора, Тацки, Где-то Рукия, Даже Маюра есть. Общество душ… В общем всех понемногу…

Статус: --Закончен--

Предупреждение: -- Найдутся совпадения с кадрами манги. Совпадение действий до момента где будет побежден Гримджоу и не успел появится Ноитора… Ну еще и до того момента где говорится о тяжести веса и злится Нэл xd Дальше все мое.

Содержание:Можно не буду писать? Я ж запарюсь объяснять... только одно скажу. Смерть героя. Какого, узнаете, когда прочтете.

Дисклеймер: Все принадлежит Кубо.

От автора: Долго думал, о чем писать. Понял, что нужно испробовать все. Но это захотелось в меру реальности и совпадения. Хотя получилось как всегда. То бишь опять никакой любви не наблюдается кроме Иноуэ которая как всем известно и так с первых серий показала всем свои чувства… Хотя… Что-то я пожалуй передумал… Смотрите в общем. Всего 4 Момента.

Пролог

Когда вспыхнули золотом эти глаза…

Взгляд хищника, нашедшего жертву. Неужели он может быть таким? Янтарно-желтые глаза в прорезях белой маски.

Иноуэ никогда вплоть до этого момента не видела его таким.

- Прости. Испугалась?

Быстрый взгляд через плечо – Ичиго удостоверился в своем предположении и снова отвернулся. Как только его сила изменилась, он почувствовал напряжение со стороны девушки. Пугать ее в планах точно не было. Видя ее лицо, он испытал что-то сродни вины. Но времени извиняться нет. Он пришел не извиняться, а спасти ее. Какое же он испытал облегчение, когда первое, что он увидел, когда очнулся – это была Иноуэ. Чувствовать, что она жива и невредима и видеть ее целой без единой царапинки – абсолютно разные вещи.

Когда он открыл глаза с пониманием, что еще жив, и ощущением духовной силы Иноуэ очень близко, а потом увидел ее лицо, такое растерянное… Он думал что забыл, как она выглядит, хотя прошло очень мало времени… Ичиго был удивлен, увидев ее склонившейся над ним, излечивающую его раны. Он в самый последний момент подумал, что спит, что Улькиорра его не победил, что невозможно, чтобы он умер, когда сознание покидало его.

Но испугалась ли Иноуэ? Так ли это? Нет, она не испугалась. Скорее, это был шок. Шок оттого, что впервые увидела Ичиго таким.

Его некогда карие глаза теперь были цвета погасшего золота, окутанные тьмой. Они были жуткими, его глаза, в которых не видно своего отражения.

Эта странная белая маска с темно-красными полосами только на левой стороне. И эта духовная сила. Совсем иная, чем раньше. Девушка и раньше чувствовала изменения в его духовной силе, но всего лишь на расстоянии, теперь же она стоит почти рядом и с уверенностью может сказать, что его сила просто невероятна… Немного похожа на силу арранкаров. Странно, ведь она действительно должна была испугаться. Впервые почувствовать такую сокрушающую мощь со стороны Ичиго, давящую на воздух до такой степени, что, казалось, вместе с этим давлением она сама прогибается к земле, не в силах вынести напора. Немой всплеск духовной силы, еще впервые секунда Иноуэ думала, что вместе с этим угнетающим давлением что-то словно яростно воет. И хотелось крепко прижать ладони к ушам, чтобы не слышать этого безумного и немого воя, от которого можно было оглохнуть. Его духовная сила буквально утопала в воздухе, предвещая ужас… Только помимо этого девушка отчетливо могла различить какое-то радостное возбуждение, нетерпение, жажду действий, крови и битвы, исходящие от маски, и катаны, и духовной силы. И это наводило панику, но не было. Потому что прекрасно чувствовала, что сам Ичиго такого не испытывал, это всего лишь витало вокруг него. И больше всего это исходило именно от маски, которую Иноуэ прежде не видела.

Она помнит, что обещал ей Ичиго. Да и не только ей, он обещал это всем, твердил на каждом шагу, словно молитву, и, в конце концов, добился этого. Ичиго хотел стать сильным, и он им стал. Он всегда легко давал обещания, словно в момент приношения своих клятв не понимал, насколько тяжело будет их исполнение. А когда же он понимал, то готов был перевернуть все с ног на голову лишь бы исполнить их. Точно так же он перевернул для себя весь мир, чтобы спасти Рукию.

И теперь перевернул мир еще раз, чтобы спасти ее.

И это было невероятно. То, что он добивался своих целей, с завидным упорством жирным крестом перечеркивая путь назад. Куросаки словно вообще не знал что такое – отступить. Он знал лишь то, что надо всегда идти вперед и не останавливаться ни перед чем. Иначе все рухнет в один момент, все надежды и желания.

Она же пришла сюда, чтобы защитить тех, кто дорог ей, пришла без права выбора. Ведь если смотреть на предоставленные варианты – смерть или защита, то получается, что никакого выбора нет. Она просто не перенесет смерть кого-то, кто дорог ей. Но в итоге все равно осталась виноватой. Она надеялась, что они не пойдут за ней, хотя думала об этом. Ведь Ичиго… Он же никогда не оставит своих друзей в беде. И они пришли. Все, пришли рискуя своими жизнями… Ради нее.

И Иноуэ стояла позади, в нескольких шагах от Ичиго, и боялась лишний раз вдохнуть, словно в противнои случае может не выдержать давления и рухнет на землю. Потому она стояла, стояла до тех пор, пока Ичиго не рванул вперед, к обезумевшему от предвкушения предстоящей битвы Гриммджо, только тогда она могла вздохнуть посвободнее, окружив себя защитным полем по просьбе Куросаки.

Стоять и чувствовать колебания воздуха от соприкоснувшихся двух духовных сил, ничем не уступающих друг другу - это все, что она могла делать. Хотя нет. Еще она могла наблюдать за битвой. Наблюдать и надеяться, что Ичиго победит. А он победит, она была в этом уверена, хотя не так сильно, как в самом начале их битвы. В какой-то момент Гриммджо сумел отбросить Ичиго. Он оказался прямо перед девушкой, лицом к лицу. Горящие злобой и раздражением глаза. Он выглядел устрашающе, он был решителен в своих действиях… Он выражал свою ненависть, ненависть своего пустого. И их глаза встретились. Иноуэ могла поклясться, что видела в них еще и отчаяние. Именно в тот момент, когда она увидела его прямо перед собой, когда он позволил случиться тому, что Иноуэ видит его, хотя не хотел этого. В тот момент он выглядел совсем другим. Чужим… Вот этого и стоило бояться, но она отгоняла эти мысли.

«Бояться нельзя. Это же все тот же Куросаки-кун».

И чтобы отогнать от себя этот страх, она последовала примеру малышки и закричала, почти не сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы.

- Не умирай!

И вслух прокричала его имя. И почувствовала, как ей самой стало легче. А потом он победил. Потому что обещал сделать это, и Иноуэ ему помогла своими слезами на отчаянном лице. Никакого страха. Она не позволит себе бояться, как сильно бы страх себя не проявлял.

И Иноуэ вновь увидела его глаза. Добрые глаза цвета луча солнца, просвечивающегося через янтарь, и усталую улыбку в них.

Только Куросаки может так улыбаться. Только он, потому что больше никто на него не похож. Ничто не могло заставить ее сердце забиться так, как его искренняя, пускай и усталая, улыбка.

И эта улыбка…

Последнее, что она видела…

Момент первый. Это не правда.

Что-то не так. Почему-то все вокруг кажется странным. Нереальным. Словно все это не настоящее, а чья-то выдумка. Злая шутка.

Эта нереальность наводит страх.

Кажется, что весь мир навис над тобой, словно дерево, которое вот-вот рухнет, а ты стоишь и смотришь. И не в силах двинуться с места, потому что страх парализовал, забрал все силы. Эта нереальность… Кажется, что уменьшаешься, становишься ничтожным, словно песчинка. А их миллионы, миллиарды. И ты одна из них, только не в гармонии с ними. Тебя отторгают, не принимают к себе, от тебя отворачиваются. А почему? И ты не знаешь этого. И это страшно, находиться в неведении, стоять в стороне и чувствовать на себе невидимые взгляды.

Что случилось?

Словно она лист, который вырвали из огромного тома книги. Словно сон, который позабыли после пробуждения. Больно смотреть на это все. Ведь она-то видит это гнетущее безразличие, оно давит со всех сторон, и она словно задыхается.

Помогите…

Она так не может, ее разрывает на части, а чувства не скрываются в глубине самой ее сущности. Не может их спрятать, воет, словно волк на полную луну.

Но только, ни звука не вырвалось. Эта тьма поглотила все, даже тишина устрашает. Только если прислушаться, можно что-то услышать. Да, точно. Слабый отголосок, звук. Голос. Кто-то зовет? Но так тихо, почти не разобрать. И она потянулась на этот звук. Но словно что-то держало, как будто цепи. Словно ее заковали по рукам и ногам. А голос, еле слышимый, снова пропал. И страх накатил с новой силой, давил, утопал вокруг. Словно она находилась в вязком болоте, пыталась выплыть, но движения давались с трудом, хотя вокруг была только пустота. Но эта пустота впитывалась в нее. Этот запах страха впивался в тело, проникал внутрь. Эта пустота, в которой она сейчас находилась, она была соткана из страха. Своими нитями он окутал ее с ног до головы и не отпускал, спутался, чтобы выбраться было еще сложнее.

Но еще был другой страх. Страх потери. Он проникал сквозь остальные чувства, словно помогая выбраться. Это страх остаться одной. Это страх был оружием для борьбы с одиночеством. И только благодаря нему она смогла вырваться из пут. Слиться с мертвой тишиной, с мраком…

Но даже когда она попыталась открыть глаза, тьма все равно была с ней. Пустота не ушла. Но реальность наступила. Она почувствовала, что находится уже в другом мире, но все равно было темно. Так темно, что собственных рук не было видно. Только чувство, что они есть, и что она шевелит пальцами. Ну да. Она попыталась подвигать рукой, согнула ее в локте. Приблизила ладони к самому лицу, снова пошевелила пальцами… Все равно… Есть лишь чувство что тело двигается. Но пустота.

- Иноуэ? – совсем рядом раздался взволнованный голос. Судя по всему женский, и до боли знакомый. Девушка почувствовала, что рядом кто-то садится, и повернулась в том направлении. Тут же ее схватили за руку и до боли сжали. Эта ладонь была не намного больше ее собственной, мягкая и теплая. Иноуэ машинально сжала в ответ чужую руку.

- Кто это? – робко спросила она, не узнавая собственного голоса. Он дрожал, казалось, что еще немного, и она расплачется.

- Это я, я. Тацки, – тут же ответил ей женский голос. Иноуэ вздрогнула и еще сильнее сжала руку, до такой степени, что почувствовала, как самой становится больно. Иноуэ всхлипнула, протянула левую руку вперед, нащупала плечо Тацки и тут же уткнулась ей в это плечо. Как она не догадалась, это действительно была Тацки, это была ее духовная сила.

- Тацки… - прошептала Иноуэ, прижимаясь к подруге. Почему-то она заплакала. И понимает, что не может остановиться. Подруга утешающе гладила ее по спине, перебирая рыжие волосы. Она уже не верила в это чудо. Каждый день, сидя возле кровати, на которой лежала Иноуэ, засыпая в кресле и просыпаясь в нем же… Она молилась за Иноуэ, она надеялась, что все наладится. Она отказывалась подпускать к рыжеволосой кого-либо. Возненавидела всех. Это Ичиго виноват в том, что случилось!

- Тацки… - повторила Иноуэ сквозь всхлипы. – Мне снился сон, Тацки… Я думала, что это реальность, все было так реально. Настоящее. Я испугалась!

- Все в порядке, Иноуэ, – успокоительным тоном начала Тацки. Она часто утешала свою подругу. Она научилась ее утешать за долгие годы знакомства. – Это был сон. Ничего страшного, ты уже проснулась. С возвращением, родная, – ласково ответила она. Но это не действовало. Иноуэ рыдала. Она как будто ничего не услышала из сказанного. И Тацки испугалась, что своими словами сделала еще хуже. И потому решила промолчать.

Но недолго длилось молчание.

Когда девушка более-менее успокоилась, Тацки просто гладила ее по волнистым волосам, задумчиво глядя в окно. Иноуэ отодвинулась от нее и с широко распахнутыми глазами, все с тем же испуганным выражением лица, повертела головой из стороны в сторону. Словно искала что-то. И действительно.

- А где ребята? Что с ними? Что с Куросаки-куном? – Иноуэ снова повернулась в ту сторону, где предположительно была Тацки. Та, сжала руки в кулак, лицо ее изменилось до враждебного, но Иноуэ этого не видела.

- Все хорошо с ним, – сдержанно ответила она.

- Правда?

- Да.

- Это хорошо, – опять тихо прошептала Иноуэ. Ее плечи поникли, девушка явно загрустила.

Тацки подозревала, что что-то не так с ней. Что-то было не то. Но она не могла уловить, что именно. А потом вдруг Иноуэ встрепенулась и полным надежды взглядом устремилась куда-то за спину Тацки. Хотя глаза были какими-то странными. Словно пустыми. Тацки с сомнением оглянулась и посмотрела на дверь. Буквально через минуту дверь распахнулась, и в комнату ввалились несколько человек.

- Подождите, к ней запрещено впускать посетителей! Вам же ясно сказали! – заверещала вбежавшая следом медсестра, но, увидев пациентку, просветлела и забыла о нарушителях.

– Я позову врача. Пожалуйста, не позволяйте ей потерять сознание, – и умчалась. А нарушители же даже не обращали на нее внимания. Они все - Ичиго, Рукия, Исида и Чад - смотрели только на Орихиме.

- Иноуэ! – улыбаясь воскликнула Рукия, подлетев к девушке и заключив ее в объятия. Та обняла ее в ответ.

- Рукия-чан… Вы здесь, живы… - она догадалась по реяцу, исходившей от ребят, что все живы, и была рада этому.

- Как ты, Орихиме? – раздался голос Ичиго. Девушка опять вздрогнула. Такой родной ее сердцу голос. Ичиго… Рукия, Исида, Чад, Тацки… Орихиме прикусила губу, тонкие брови нахмурены, девушка наклонилась, чтобы ее никто не видел. Снова слезы… Рукия была удивлена, она чуть присела и заглянула ей в лицо.

- Иноуэ, что случилось? – осторожно спросила она. Орихиме обняла себя руками и посмотрела вперед, сквозь слезы и отчаяние, на лице все увидели улыбку. Это была та улыбка, когда человек чувствовал боль и пытался скрыть ее. Когда он говорил взглядом, что все хорошо и не надо волноваться. Но все волновались.

И если бы она могла только видеть. Она бы прочла по их лицам, что ни один из присутствующих не хочет верить в это. Это удивление и растерянность, чувство вины, и мольба за то, чтобы слова им послышались, словно сон.

Но это не сон. И то, что услышали все, было правдой.

- Я вас не вижу, ребята, – произнесла Орихиме. – Я ничего не вижу…

Момент второй. Осязаемая нереальность.

Как странно. Сколько бы ни читала она книжек, сколько бы ни смотрела фильмов, всегда, когда главный герой приходит в сознание, то видит что-то белое. Белые стены, потолок, одеяло, яркий свет, льющийся из окна, пение птиц… Но с ней все было не так, не было ничего белого, никакой стены, одеяла… Сколько бы она не уверяла себя в том, что это сон, и вот-вот она проснется, все ощущения и эмоции были настолько реальными, что даже простая мысль вызывала страх, а в горле вставал ком.

Она только слышала. Даже птицы пели как-то по-другому, словно плакали вместе с ней, оплакивали потерю.

Каждый день она просыпалась под звон будильника, с веселой мыслью, что сегодня она снова увидит Куросаки. Просто подумать «Куросаки-кун» и душа пела, настроение поднималось, и, даже не обращая внимания на желание поспать подольше, она шла в ванную и умывалась. Если бы она позволила себе поспать, то наверняка пропустила бы школу, а значит, не увидела бы никого из тех, кого очень хочет видеть, а значит, день прожит зря. Следовательно, в школу надо идти, ведь для того она и создана, чтобы каждый день видеть того, кто тебе дорог. Размышляя об этом, Иноуэ готовила себе завтрак, и каждый раз новый эксперимент, переодевалась в чистую школьную форму, хватала портфель и выскакивала на порог дома. Для нее каждый день был как праздник, и начинался он обычно с безразличного лица Куросаки. Ее любимого Куросаки, хоть об этом мало кто знает.

А что сейчас? С момента, когда она очнулась, Ичиго появился всего лишь раз, во всем винил себя, просил, умолял, стоя на коленях у кровати, стиснув ее пальцы до боли, бормотал сбивчивые извинения. Иноуэ тогда боялась даже слово вставить, боялась сказать, что ей больно, когда он так сжимал ее руку, лишь кусала губы и хмурилась, постоянно морщила носик, чтобы лишняя слезинка не пролилась. Под конец она не выдержала и выдернула руку, прижав ее к груди.

- Хватит, прекрати, Куросаки-кун, – очень тихо сказала она, так и не сдержав предательской слезы и дрожи в голосе. Она не хотела его обидеть, просто ей не хотелось чувствовать себя так паршиво, словно не он, а именно она во всем виновата, и так больно слушать родной ее сердцу голос… Душа кровью обливается. Но после этого Ичиго больше не приходил к ней, даже близко к больнице не приближался. И Орихиме точно не могла сказать, было это хорошо или плохо, в каждой позиции была своя положительная и отрицательная сторона. Но, не смотря на все плохо, она хотела, чтобы Ичиго пришел к ней, но молчала, не смея просить кого-либо привести его сюда. Она не хотела никому надоедать и старалась никого ни о чем не просить. И каждый раз, когда возникало желание видеть Ичиго, она до крови закусывала губу и внушала себе, что не хочет его видеть. Просто не хочет…

И так каждый день. Каждый раз, когда она просыпалась от долго сна, обреченно открывала глаза и понимала, что ничего не изменилось. И жутко от этого уставала. Не могла что-то изменить, ничего не могла сделать, даже лишний шаг - это опасение наступить не туда; это вечно вытянутая рука; маленькие шаги; и всегда гладкая стена, в которую она упирается. Постоянно, куда бы она не шла, через несколько шагов натыкалась на стену, и пыталась понять в какой же части комнаты она находится, и куда она пыталась попасть.

Она никогда не говорила никому, как ей трудно. Темнота, которая была теперь постоянно с ней, давила. Она задыхалась, хваталась за горло и пыталась избавиться от невидимого душителя, но бесполезно. Тьма наводила липкое до тошноты чувство нереальности, убивала одной лишь мыслью о себе и лишала любой возможности думать ясно. Все время казалось, что рядом кто-то прыгает, носится, кричит, плачет и смеется. А вот с последним ей было еще труднее. Смех преследовал ее постоянно. Было такое ощущение, что смеялись над ней. Не помогало ничего. Первое время она просто зажимала ладонями уши, громко рыдала от отчаяния, потом стала напевать песни. Пела так громко, что было слышно в приемном отделении ее корпуса. Медсестры уже прекратили ее успокаивать, просить прекратить петь, потому что Иноуэ начинала снова, стоило им сделать шаг за порог ее палаты. Потом она вовсе перестала обращать внимание на смех. Только иногда ежилась от гадкого истеричного звука и вздрагивала.

Спустя две недели такого кошмара, девушка поняла, что вот-вот сойдет с ума. Не помогали постоянная поддержка Кучики, Исида предлагал ей перебраться в больницу отца и ради нее готов был умолять его на коленях. Тацки вовсе поселилась в палате, лишь посещала школу и спортивную секцию. Каждый вечер, возвращаясь с домашней стряпней, и уговаривала девушку поесть. Орихиме послушно ела, она не была настолько дурочкой и понимала, что голодание ничем не поможет, хотя есть почти не хотелось, но хотя бы для поддержания жизненных сил есть надо было.

Ночь сегодня особенно яркая. Звезды на небе блестят как алмазы, такие далекие, маленькие, но такие ослепительно яркие. Они осветляют пелену черного полотна и поддерживают голубоватую полную луну. Не будь звезд на небе, сегодняшнее полнолуние не было бы таким красивым. Черное полотно простирается до самого горизонта, и, казалось бы, ему нет конца, и почему-то это слегка пугало, но только и всего. Ночной вечерок ласков и дружелюбен, что-то шепчет на ухо, но его язык недоступен и потому невозможно понять, о чем, же он говорит.

Шаг. Если посмотреть вниз, то видно многочисленные огни домов, освещаемые улицы и редких в такой час прохожих. И почему-то это не удивляет. Не удивляет даже то, почему она здесь. С задумчивым взглядом, блуждающим по сторонам, она медленно спускалась к домам, к тем, в которых свет еще не погас, и она может увидеть людей. И лунная дорожка привела ее к окну в небольшом домике, единственному окну в этом доме, где горел свет. Орихиме присела на раму, свесив ноги вниз за пределами окна, и полуобернулась, чтобы видеть, что творится в комнате. Ей не особо было это интересно, просто гулять одной ночью было скучно, и она не знала, чем себя занять. Комната, которую она рассматривала, была прибрана, кровать заправлена, словно на ней никто не спал, а рядом стоял стол. Он освещался настольным ночником. Именно этот свет привлек ее первым. Он выделялся из всех, и она пошла к этому окну в первую очередь.

За столом сидел парень, его рыжие волосы торчали во все стороны, словно расческа никогда не касалась их, взгляд был сосредоточен и опущен вниз. Парень склонился над чем-то, и девушка увидела тетрадь. Простая шариковая ручка оставляла заковыристые следы синего цвета. Парень что-то писал. Неотрывно, словно полностью поглощенный этим, словно ему это нравится. Ей стало интересно, что же он пишет. Она перекинула ноги через раму и спрыгнула на пол, при этом, не издав никакого звука, словно так и не коснулась его. Не спеша приблизилась к парню и встала позади него, заглядывая через плечо. Но как бы она не старалась, не могла рассмотреть, что же такого написано. Иероглифы плыли, становились одной линией или же просто сливались с тетрадью. Через минуту ей надоело пытаться рассмотреть писанину парня, и она просто проскочила сквозь стену обратно на улицу.

Ее летящая, в прямом смысле этого слова, походка поразила бы каждого. Но никто ее не видел. Ноги привели ее в парк. Несколько фонарей на высоких столбах не горели. Девушка вдруг подпрыгнула к столбу, приземлилась на него, как кошка, всеми четырьмя конечностями, и оттолкнулась. Ветерок, единственный ее спутник сегодня, подхватил своими невидимыми руками девушку и катал ее, словно на волнах. Словно он убаюкивал ее и пел колыбельную на ночь, только, разве что, спать не хотелось. Охота было дослушать непонятную песню до конца, она завораживала. Девушка улыбнулась, но стоило ей подумать о том, как было удобно, воздух резко потяжелел, и она была выдернута из прохладных объятий в руки... Точно такой же нереальности.

Ее сдавило, словно одежда вдруг стала слишком узкой, а парк, в котором она находилась, еле вмещал ее. Из ниоткуда на нее взирали кошачьи глаза. Отливающие желтым блеском, с вертикальным зрачками. Она недоуменно моргнула и увидела тут же перед собой человека, одетого в белое с черными оборками. Голубые волосы были уложены и лишь парочка прядок падали на лоб. Глаза сощурены, рот сжат в тонкую линию. Она не могла ничего сказать, просто не додумалась до этого. Она просто смотрела на странного парня, не так как он. Никаких эмоций на лице, просто смотрела.

Ей показалось, что она уже его видела.

- Женщина… Ты хоть понимаешь, что ты натворила? – наконец сказал парень, грубо встряхнув ее. Иноуэ снова моргнула. Она не понимала ничего. – Из-за вас я оказался тут. В этой иллюзии! – он немного повысил голос, затем вдруг его черты лица смягчились. – Как ты сюда попала?

Но она не ответила. Не успела. Только открыла рот, как воздух развеял парня и, ветер напустил на нее темноту. Точно такую же как черное полотно, которое было усеяно алмазами, только никаких алмазов не было…

Это был первый кошмар за все то время, как она ослепла. Это был первый сон, который она увидела с того момента, как очнулась на больничной койке. Ее тело свело в судороге, которая тут же прошла, стоило ей отдышаться. Мышцы ныли, словно она падала по несколько раз с кровати, на лбу выступил холодный пот. Орихиме провела внутренней стороной ладони по лбу, собирая капельки пота и стряхивая их, затем вытирая руку об пододеяльник. В комнате было абсолютно тихо, не считая ее громкого дыхания. Даже за дверью не было слышно ни шороха, ни одного звука. Значит, все еще спали.

Уже через минуту она совершенно не помнила свой сон, за исключением одного: во сне точно присутствовал Куросаки и Гриммджо, остальное скрылось за пеленой тумана, недоступное для нее. Орихиме сползла головой на подушку, натянула одеяло до самого подбородка и свернулась под ним калачиком, словно эта поза ее защитит от всего. Сон долго не шел. Она никак не могла перестать думать о кошмаре и в тоже время не хотела думать об этом. Становилось дурно, немного мутило.

Но, в конце концов, она смогла снова заснуть и проснулась уже под утро, когда пришла медсестра с главным врачом и сообщила, что ее выписывают. Сердце ухнуло и отозвалось где-то в пятках. Это значило, что ее не смогут вылечить, и она останется слепой. Девушка тихо пролепетала «Спасибо» и отвернулась. Слишком часто она плакала, позволяя другим видеть свои слезы, а теперь ей придется смириться с мыслью, что она навсегда потеряла свет, и жить по-новому. Она больше не может позволить себе проливать слезы в присутствии кого-то, хоть и хочется.

В обед заехала Тацки и забрала ее. Они вместе шли, взявшись за руки, по знакомым, но по-новому ощущаемым Орихиме местам. Тацки несла небольшую сумку с вещами лучшей подруги и иногда поглядывала на нее. С того момента, как она очнулась, брюнетка хотела много чего сказать, но слова застревали в горле стоило ей только открыть рот. И она молчала, хоть ее и распирало от острого желания сказать хоть что-нибудь. Иноуэ же только и делала, что говорила. Глядя со стороны, только очень наблюдательный человек сказал бы, что это совершенно другая девушка. И даже дело не в том, что она больше не может что-либо видеть, а в том, что в ее словах не было жизни. Чтобы она не говорила, казалось сухим, мертвым, пустым, как гулкий звук сторого расстроенного пианино.

Тацки оставалась с ней до тех пор, пока часы не пробили ровно 11 и пора было уже идти домой. Она хотела остаться на ночь, но Иноуэ отказалась, сославшись на то, что очень устала, да и завтра Тацки надо в школу.

Сама Иноуэ вряд ли снова сможет ходить в школу. Таким, как она, прямой путь в специальные интернаты. И всю жизнь учиться привыкать к себе новой.

Каждый день к ней обязательно кто-нибудь заходил. В первый день весь класс оказался на пороге ее квартиры, чем и смутил ее. Потом ходили группами, по пять шесть человек, потом по два. После трех недель таких похождений она, наконец, могла наслаждаться тишиной в собственной квартире. И все было бы отлично, если бы не одно, но… Ичиго так и не появлялся, и даже его духовная сила не чувствовалась близко. Ей было обидно от такого обращения с собой, или же стыдно от того, что она кричала на него. И то, и другое она могла спокойно назвать причинами для того, чтобы больше ее не видеть. Но все равно было очень обидно.

Первое время, точно так же как и в палате больницы, она постоянно натыкалась на углы, стенку, зеркало и полки. По утрам никогда не могла нормально положить зубную щетку в стакан, та постоянно падала на пол, и ей приходилось искать ее. Ее длинные волосы все больше и больше раздражали, и хотелось просто взять ножницы и отрезать их. Поэтому она отыскала в полке с всякими мелкими вещицами резинку и собралась волосы в хвостик на затылке.

Голубенькие заколки в форме цветочков, подарок брата, стали для нее бесполезны. Еще в первую неделю она постоянно пыталась излечить сама себя, но маленькие друзья лишь качали головками после многочисленных попыток. Она могла лечить себе все, что угодно – царапины, различные порезы, вывихи – но слепоту так и не вылечила. Поэтому она больше не вызывала свое оружие, а решила использовать заколки, как раньше – в качестве предмета красоты. Иноуэ была уверенна, что она теперь полностью бесполезна для ребят, потому что даже со своим недугом не смогла справиться.

В один из дней, когда она сидела у окна и слушала, как на улице кричит-веселится детвора, телефонный звонок оглушил тишину ее дома. Девушка подскочила с окна и полетела к полке, где стоял телефон, плюхнувшись на пол животом. Очередной синяк на нежной коже ей обеспечен. Зато она точно попала к телефону, а не мимо как в прошлый раз.

- Ало? – чуть ли не прокричала она впопыхах, приподнимаясь над столом.

- Добрый день, Иноуэ! – раздался голос на другом конце трубки. Девушка не сдержала удивленного вздоха:

- О, Урахара-сан, здравствуйте.

- Иноуэ, не могла бы ты прийти ко мне? Если хочешь, я пришлю Дзинту, он доведет тебя, – голос нелегального поставщика был серьезен, что бывало лишь в экстренных ситуациях.

Она привыкла, что рядом кто-то есть, и можно не отвечать, поэтому только помотала головой. Но затем спохватилась и ответила.

- Нет-нет, я сама дойду, спасибо. А что-то случилось?

- Все хорошо, просто я хотел бы с тобой поговорить, ты так давно не навещала магазин Урахары, что мне стало грустно! – на последнем предложении голос продавец заметно повеселел.

Делать нечего. Орихиме пообещала, что придет прямо сейчас и положила трубку. Насколько она помнила, обычно Урахара приглашал ее к себе всего несколько раз, и эти несколько раз всегда были именно по делу. Видимо ему снова что-то от нее нужно.

Химе вышла из квартиры, закрыла дверь на ключ и обернулась. Идти одной по улице ей было впервой. Обычно с ней рядом всегда была Тацки и указывала дорогу. Потому сейчас она продвигалась очень медленно, шаг за шагом, ориентируясь лишь на свои чувства. Иногда словно в голове возникала картинка той местности, где она находится, словно какой-то сигнал проходил, и она хоть и смутно могла представить себе, что например, сейчас слева маленькая девочка пытается ехать на велосипеде и вот-вот наедет на нее. Иноуэ резко замерла, а потом вдруг отпрыгнула назад. И действительно прямо перед ней пронеслась визжащая малютка. Девушка обеспокоено оглянулась, но больше ничего не увидела. Несмотря на тот факт, что ЧТО-ТО увидела, никакой радости она не испытала. Наоборот, почему-то стало еще более грустно.

Рыжеволосая осторожно сделала пробный шаг вперед, убедилась, что никого перед ней нет и пошла дальше. Но все же она наткнулась на преграду. Не успела она осознать, как ее сбил какой-то бугай, как тот прокричал ей, удаляясь: «Тупая дура, смотри куда прешь!» Иноуэ закусила губу и поднялась с грязного асфальта. Если бы только этот грубый человек знал, что она вообще ничего не видит, то не сказал бы так. Но она побоялась отвечать что-либо, да и наверняка он уже ушел. Орихиме решила пойти по краю дорожки, около бордюров. Так уж точно никто ее не собьет и ничего не будет ей говорить. Иногда она отводила ногу в сторону и носком пыталась нащупать бордюр, чтобы понять насколько она далеко отошла от края. Ей все время казалось, что она идет какими-то зигзагами и вот-вот налетит на кого-нибудь еще.

Собственными усилиями она, наконец, дошла до магазинчика, где ее уже поджидал хозяин и двое ребятишек. Химе показалась из-за угла, придерживаясь за стену, и как только она почуяла знакомую духовную силу, не сдержала улыбки. Хотя от нее ушел тот факт, что реяцу Урахары полыхнула беспокойством и тут же скрылась. Полностью. Видимо он предпочел, как всегда, скрыть себя, чтобы другие не поняли, что у него на уме. Дзинта и Уруру повели девушку под руки в дом, Урахара попросил Тессая приготовить чай. Иноуэ сидела на подушке заботливо предоставленной Тессаем и задумчиво постукивала пальцем по столу. Правая рука подпирала подбородок. Она выглядела скучающей, хотя на самом деле просто не знала, какого разговора ожидать. Минут через пять в комнате появился сам хозяин лавки и, присев рядом с девушкой, звякнул подносом с чаем.

- Угощайся Иноуэ, – он пододвинул одну чашку прямо к рукам девушки. Та обхватила ее и поднесла к губам. Горячий чай обжог язык, и она чуть поморщилась. – Не спеши, он не убежит.

Орихиме ощутила, как горят уши, и кивнула. Рядом с этим человеком она всегда чувствовала себя немного не комфортно и ничего не могла с этим поделать.

- Я сочувствую твоей беде, – продавец скрыл лицо за веером, но девушка не видела этого.

- Думаю я смогу привыкнуть к этому… - запнувшись, ответила уже более тихо. – Когда-нибудь.

- Да… Я тоже так думаю… И ты совсем не знаешь как это случилось?

- Нет. Когда я очнулась, я уже ничего не видела…

- Вот оно что, – Урахара замолк. Возможно, он просто поддерживал таким образом беседу, а возможно, ему действительно было интересно, как все произошло. Иноуэ не знала, о чем он мог думать. Но почему-то посчитала, что он может ей помочь. Обычно, когда происходило что-то, Урахара каким-то образом был связан с этим. Конечно, это бред, но хотя бы просто узнать, что он думает. Иноуэ отставила горячий чай.

- Урахара-сан… Скажите, а из-за чего такое может быть?

- Я не знаю, это слишком непонятно.

- А это может быть из-за удара?

- А ты ударилась?

- Нет… Кажется, нет. Я не знаю.

- Как ты думаешь, если бы ты ударилась, ты смогла бы излечить себя? – девушка почувствовала на себе испытующий взгляд. Да, идея с ударом действительно дурацкая.

- Смогла бы. Значит это не удар?

- Значит, нет.

- Понятно, – она тяжко вздохнула и опустила голову. Что же тогда могло произойти, она уже не имела представления.

- Я по этому поводу тебя и позвал. Думаю, тебе стоит наведаться в Общество Душ.

Иноуэ тут же встрепенулась:

- Зачем?

- Рукия проводит тебя. Исследовательский центр попробует помочь. Тебя обследуют и посмотрят, что можно сделать.

- Но… Прямо в Общество Душ… Неужели меня пустят?

- Ну, думаю, кое-кому доставило немного усилий, чтобы уговорить двенадцатый отряд тобой заняться, но тебя там уже ждут. Лучше отправиться уже на этой неделе. Маюри вряд ли оценит твою задержку.

Воспоминания об этом отряде и их капитане заставили девушку передернуться от неприятного ощущения. Значит, она отправляется в Общество Душ в качестве подопытной крысы. Еще бы живой оттуда уйти.

- А… Это обязательно?

- Я всего лишь хочу помочь тебе. Если ты желаешь остаться такой на остаток своей жизни, то делай что хочешь, – легким движением руки Урахара собрал веер и спрятал его в карман. – То, что тебе открыт путь в Общество Душ, еще не значит, что тебе там помогут. Уж извини, Иноуэ, – мягко сказал он. Девушка задумалась. В действительности, никто не может быть уверен, и уж тем более Общество Душ, что она снова сможет видеть. Но, по крайней мере, о ней еще не забыли, и за это она была благодарна.

- Спасибо, Урахара-сан. Я пойду в Общество Душ. Завтра же, – уверенным голосом произнесла Орихиме. Она не может подводить Урахару, он старался ей помочь, значит, она должна отблагодарить его. Она примет его подарок и будет улыбаться.

- Отлично. Тогда я буду ждать вас утром.

- Хорошо, спасибо, – девушка поднялась с подушки и стала разминать затекшие ноги. Все то время их разговора она почти не двигалась, а сейчас по ногам прошлась дрожь и щекотливое покалывание, которое невозможно выносить со спокойным лицом. Урахара, наконец, улыбнулся, глядя на нее.

- Я сейчас приду, Иноуэ. Не уходи, пожалуйста, - с этими словами он скрылся в другой комнате.

Рыжеволосая покорно стала ожидать продавца и попутно разминала ноги, осторожно ступая по полу. Через несколько минут в доме стала весьма ощутима еще одна реяцу. Девушка чуть не упала на месте. Урахара вернулся в комнату, ведя за собой Куросаки и не обращая внимания на то, что тот упирался и явно не хотел покидать тренировочную площадку.

- Во-от, Куросаки-кун! Проводи девушку до дома, будь мужчиной! – сейчас Урахара был похож на того обычного продавца, которого она видела раньше. Веселый, с приподнятым настроением и не слушающий почти никого. Что Ичиго, конечно же, бесило. Но он не мог отказать этому наглому подпольному продавцу. Не вежливо было отказывать девушке. Особенно Иноуэ в ее положении.

Провожая их, Кисуке улыбался все более ехидно и для пущей демонстрации махал обоим на прощание платочком.

Ичиго готов был его удавить. Он боялся встретиться с Орихиме, а Урахара только довершил картину.

Всю дорогу девушка молчала. Она боялась ляпнуть что-нибудь ненароком, из-за чего Куросаки мог бы просто убежать. Сейчас, идя рядом с этим парнем, она боялась, что он услышит, как громко бьется ее сердце, или узнает о том, как она рада его видеть. Она действительно была счастлива. Весь прошедший месяц она постоянно думала о нем. Никогда еще ей не приходилось так долго находиться врозь от него.

- Урахара сказал, что ты завтра отправляешься в Общество Душ? – первым нарушил тишину между ними Ичиго.

- А, да. Кучики-сан меня проводит, доведет от Сейрейтеи, – девушка шла с парнем рука об руку, иногда задевая его.

- Это надолго?

- Я не знаю, – пожала плечами. Урахара не сказал, на какое время она отправляется туда, но надеялась ненадолго. – Капитан двенадца…

- Осторожно Иноуэ! – поспешил предупредить Ичиго, но не успел. Девушка спотыкнулась об камень. Ичиго подхватил ее за талию, удерживая от падения. Химе повисла в непонятной позе. Если бы не Ичиго, она бы не отделалась простой ссадиной. Так всегда с детства, как бы сильно или слабо она не падала, а синяки получались одинаково и надолго.

- Спасибо, – смущенно пробормотала Иноуэ, поправляя юбку.

- Тебе наверно нелегко, – парень пнул камень в сторону и посмотрел на Орихиме.

- Я сегодня первый раз одна вышла на улицу, – призналась девушка. – Немножко страшно.

Куросаки осмотрел ее, заметил, что она собрала волосы в хвостик, а не как обычно, и именно это немного изменило внешность. А он-то все думал, что же в ней не так. Обычно она всегда ходила с распущенными волосами. Но только одно пугало - ее глаза хоть и были открыты, но взгляд был пустым и потерянным. Словно она вот-вот лишится души.

Рыжий взял девушку за руку. Та от неожиданности растерялась. Сам факт того, что Куросаки держит ее за руку, уже был нереален.

- Лучше так, – объяснил он. – Думаю, тебе легче будет, если кто-то будет идти рядом.

Ее рука была теплой, как тогда в больнице, такой же мягкой и маленькой. С того дня он пытался найти объяснение собственному страху посмотреть ей в глаза. Каждый день убеждал себя, что уже завтра он пойдет и снова извинится, ведь это именно он не уберег ее. И каждый день страх увидеть ее снова пересиливал, и он никуда не шел. Даже Рукия озверела от его гадкого поведения, успев навалять ему так, что у него бок болел трое суток.

Он еще помнил, прекрасно помнил, как Орихиме исчезла на его глазах, и только через несколько часов нашел снова. Эти несколько часов ее духовная сила была просто неосязаемая, словно ее скрывали.

Остаток пути они шли, держась за руки. Ичиго крепко сжимал ее пальцы, а Иноуэ каждый раз чувствовала прилив чего-то такого непонятного. Как будто счастье, как океан исчезает волна за волной, как только достигает берега.

Момент третий. Такое не случается просто так.

Стоило Иноуэ и Рукии оказаться в пределах Общества Душ, как об всем этом знал весь Сейрейтеи. Хотя брюнетка говорила, что знает только исследовательский отдел и капитан первого отряда. Но на то, что их встречали Зараки и его малютка, Мацумото, сбежавшая от капитана, Бьякуя, стоящий в сторонке и изображающий «неприступную скалу на заднем плане», Абараи и сам Маюри с Нему, она могла лишь выразительно зыркнуть на рыжего друга детства. Рукия украдкой показала Ренджи кулак, в ответ на что тот только виновато пожал плечами, мол, само собой сболтнулось. Мацумото первая настигла Иноуэ и заключила в объятия. Девушка не знала, как себя вести, она уже должна была привыкнуть к этим выпадам лейтенанта десятого, но каждый раз одно и то же. И все равно ей было приятно, особенно подтверждение того факта, что у нее есть друзья в Обществе Душ.

- Иноуэ! – Мацумото словно не видела, как Иноуэ пытается скрыть свою растерянность за радостной улыбкой. Она лишь тихо пролепетала – «Здравствуйте, Рангику» но настолько тихо, что это приветствие просто потонуло за шумным возгласом Мацумото, словно его и не было. - Давно не виделись, сегодня же устроим праздничную гулянку! – И куда же без этого, что ни день, то причина для попойки. И конечно стоило ей заикнуться об этом как…

- МАЦУМОТО! – совсем рядом появился капитан десятого. Рангику замаскировала разочарованный взгляд под удивление и радость, что капитан тут, и сразу же ретировалась, пообещав, что заскочит к Иноуэ вечером. Седовласый паренек вежливо поздоровался с девушкой в своей привычной манере – нахмурив брови на совершенно серьезном лице – и исчез вслед за своим лейтенантом. Иногда Рангику считала, что ее капитан просто завидует ей, потому что сам еще был слишком мал для того чтобы пить. Ну, скорее всего это он поставил себе такие критерии, или же у него были свои причины, чтобы воздерживаться от алкоголя. И поэтому отыгрывался на ней, пресекая всякие попытки отдохнуть. Иногда она говорила это прямо в лицо своему капитану, что, конечно же, его злило, но он ограничивался лишь криками.

Потом на Орихиме повисла Ячиру, которую Рукия довольно долго отдирала, потому как малютка не поддавалась ни на какие уговоры, кроме горы сладостей, которые ее ожидают на женском собрании, если она сейчас займется «своими делами». Хотя это было откровенно смешно – увидеть розововолосого лейтенанта за какими-то делами фактически невозможно. Рукия передала комок детского счастья и безмерной радости обратно Зараки и поспешила к брату. Что Кенпачи делал тут вместе со всеми, было непонятно никому, но скорее всего он как всегда сопровождал эту малютку. Ренджи уже успел получить отличного пинка, пока Иноуэ обнималась с Мацумото. Рукия даже забыла попрощаться с девушкой – члены клана Кучики ушли незаметно. Абараи поплелся следом.

Тихо и незаметно Орихиме наедине с представителями двенадцатого отряда. Когда настала очередь Маюри приветствовать ее, Орихиме уже хотелось обратно. Она была рада всем, кто встречающим, но почему-то стоило Маюри напомнить о себе, как вся решимость пройти обследование до конца испарилась. Но идти было некуда, она не умела открывать врата, а Рукия уже убежала. Оставалось только встретить «врага» лицом к лицу.

- Ну-с, уважаемая Иноуэ Орихиме, следуй за мной. Я не собираюсь тратить время просто так. - Вот так. Ни здравствуйте, ни что-либо еще. Он говорил это так, словно девушка была тяжкой обузой, опытом, незапланированным в его расписании. - Нему, помоги ей.

Цепкая рука дочери капитана подхватила ее под локоть и потащила в исследовательский отдел.

Интересно, чем она заслужила такое отношение к себе? Нет-нет, не в плохом смысле. Наоборот – ей уделяют много внимания, словно опекают. Или это только кажется? За дни, проведенные в Обществе Душ, она не раз впадала в некое подобие отрешенности. Стоило возвратится в комнату, выделенную для нее в казармах двенадцатого отряда, становилось тоскливо, одиноко, пусто… Если бы не постоянные визиты Рангику, она вообще бы зачахла, и потому была благодарна этой волевой женщине за моральную поддержку, и постоянную головомойку. Если бы не Мацумото, эти дни показались бы просто бесконечными и совершенно ужасными. А потому, она часто в последнее время завала себе вопросы – Чем она заслужила к себе такое отношения? Радоваться или огорчатся этому факту? Она никогда не хотела быть обузой, и эти знаки внимания ставили ее в затруднительное положение.

А с чего все началось?

Пожалуй, верно будет сказать – с того момента, как она захотела быть полезной. И чем это обернулось? Похищением арранкарами, очередным шествием ее друзей в пучину опасности и слепотой…

Она ведь не хотела этого. Не хотела быть в центре внимания. Не хотела, чтобы к ней относились так. Как к беспомощному ребенку. Она просто хотела быть полезной. Но сейчас…

Натягивать улыбку каждый раз, когда они приходят. Смеяться, и при этом слышать фальшь в собственном голосе, утверждая, что все «просто замечательно», когда это не так.

Она устала. Так хотелось сказать «Уйдите. Оставьте меня, я хочу побыть одной.» Но каждый раз язык немел, и она молчала.

Ее мысли обрели голос. Он был темно-серого цвета, безжизненным и тусклым. Словно эти мысли – ее внутренний мир.

Когда она вернулась в Каракуру, ее встречали все. Она чувствовал реяцу каждого. Магазин Урахары был переполнен различной духовной силой, и в каждой отчетливо чувствовалось некое ожидание, моментами волнение.

Она действительно соскучилась по ним за время пребывания в Сейрейтеи. Чад, Исида, Кучики… Куросаки… Все были здесь, все ждали ее. Ждали ведь? Конечно, ждали. Рукия вернулась в Каракуру раньше ее и всем сообщила. Спасибо, Кучики-сан…

Какой-то интересный маленький праздник, в кругу тех, кто тебе дорог, кого любишь, за кого готов отдать жизнь. Настоящая ли это дружба? Да. Иноуэ всегда с уверенностью говорила, что эта дружба настоящая. Сидеть вот так, когда по одну сторону Кучики, по другую Куросаки-кун…

А потом незаметно наступил вечер. Луна заявила свои права на небесный трон, и солнце покорно склонилось перед ней, но лишь до утра. Когда луна правит, даже воздух кажется другим, даже запах не тот. Орихиме была опять приятно удивлена желанием Куросаки проводить ее до дома. Конечно же, она не отказала, как можно отказать такому. Приятные вещи так мимолетны, надо наслаждаться каждой секундой.

В Каракуре заметно похолодало, но она не особо обратила на это внимание. Стоило им скрыть из виду Урахары, как обычно скрывающим свое лицо за веером, и девушка почувствовала, как Куросаки вновь взял ее за руку. Как тогда, когда он провожал ее в прошлый раз. Иноуэ, не скрывая улыбки, прикрыла глаза. Жалко, что она ничего не видит, но зато чувствует. Она знала, что Куросаки просто беспокоится и держит ее за руку только потому, что она не может идти сама, но все равно улыбалась. Не это ли счастье, когда ты бережешь любые мгновения?

По дороге Ичиго предложил зайти на детскую площадку, помог ей сесть на скамейку и сам сел рядом. Вот так бы всегда… Даже домой не хочется, потому что знаешь, что дома это счастье закончится. И сидеть вот так, изредка перекидываться словами, которые ничего не значат, слушать шепот ветра и шелест листьев. Все это выглядело совсем по-другому, когда рядом Куросаки.

Неловкое движение – Ичиго пытается раскрыть ее ладонь. И девушка, недолго думая, покоряется этому простому жесту. Через секунду на ее ладони ощущается что-то небольшое, по форме… Иноуэ машинально сжала руку… ну да, коробочку.

- Что это, Куросаки-кун? – удивленно поинтересовалась девушка, проводя пальцами по поверхности.

- Подарок… С днем рождения, Иноуэ, – судя по голосу, Ичиго немного смущался, слова были слегка отрывистым, тихим, и совсем не уверенными.

День рождения… Точно, у нее же должен был быть День рождения. Находясь в Обществе душ, она совсем забыла об этом. Уже третье сентября… Орихиме давно не следила за порядком дней. Ей было безразлично, какой месяц сейчас идет, она и так это знала и не считала дни до наступления следующего… В общем, ее совсем не интересовал предстоящий День рождения.

- Сп… Спасибо, Куросаки-кун… - только и могла сказать Иноуэ. Первый подарок от него. Как он узнал? Кто ему сказал? Она же никому не говорила об этом.

- Я… - Ичиго забрал коробочку обратно, открыл ее и вытащил браслет, такие в последнее время привлекают все больше и больше внимания: сплетенные из толстых разноцветных ниток, на любой вкус. Что сказать, Ичиго не умел дарить подарки, а уж тем более выбирать их. Но на этом браслете были выплетены цветы, и ему показалось, что эта вещь просто создана для Иноуэ. Не станет же он говорить, что браслет напомнил о ней, когда Ичиго случайно наткнулся на него в магазине. Он надел браслет на тонкую девичью руку, чувствуя себя крайней глупо в этот момент. Потом вдруг поддался порыву и прижался губами к внутренней стороне запястья, буквально на секунду, судорожно выдохнул, щекоча кожу своим дыханием. – Я очень за тебя волнуюсь, - и так же резко отпрянул, сжимая ее ладонь в руке. – Я не хочу, чтобы ты страдала, Иноуэ, – мягко, совсем не свойственным ему голосом прошептал Куросаки.

Орихиме не верила своим ушам. Это же не сон? Нет?! Она точно не спит? Не похоже, ведь его губы были такими теплыми, ощутимыми, мягкими… Ох, да ведь ей это понравилось…

Да что же это…

- Я… Я в порядке, Куросаки-кун, – растерянно проговорила девушка.

- Не правда! – возразил Ичиго. Иноуэ замолкла. Доказывать что-то, что действительно является не правдой, было бессмысленно. А он был прав. Но она не скажет это вслух, потому что побоится, что эта правда оглушит ее. Или же она проснется. Интересно, почему она слишком часто стала считать, что живет во сне.

Не кошмар.

Не кошмар…

Исследовательский отдел встретил ее мерным гулом. Голоса, тихие и неразборчивые, шум работающих агрегатов, скольжение ног по полу… Все это сливалось и перемешивалось в единый, объемный, заполняющий все свободное пространство гул. Нему, тихая и незаметная, буквально растворялась в этой атмосфере, но ее пальцы также уверенно лежали на руке Орихиме, поддерживая и направляя. В этих местах не мудрено заблудиться, забыть о реальном мире, вообще обо всем, что снаружи... Все по-другому, даже отношение к офицерам, создавалось такое впечатление, что постоянная суета одна из составляющих этого отряда. Маленький хаос, каждый старался перекричать другого, и в этом шуме становилось просто невыносимо. Кажется, что голова сейчас лопнет.

Она раньше не была тут, да и не особо стремилась попасть. Маюри ее пугал даже внешним видом, что не мудрено. Надменный, наглый, прямолинейный, он не был жалостлив, по крайней мере, когда она его видела. Но это было всего-то несколько раз, так что она не могла судить только по своим эмоциям. И все равно ничего не могла с собой поделать. И хоть девушка боялась его, она честно старалась сохранять самообладание. Но когда посторонние смотрели на Орихиме и Маюри, стоящих рядом друг с другом, они видели явное напряжение рыжеволосой.

Наконец, ее куда-то привели, и Куросутчи-младшая, тихо прошелестев, чтобы Иноуэ подождала немного, куда-то испарилась. Девушка осталась одна, заботливо усаженная на что-то твердое, но довольно удобное. Шум вокруг как будто стал глуше и разборчивее, начал разделяться на отдельные звуки. Вот кто-то с кем-то спорит. Вот истерично взвизгнул какой-то агрегат. Вот с шелестом рассыпались по полу бумаги. Вот знакомый скрипучий голос что-то приказал. Орихиме аж подпрыгнула от раздраженного азарта в этом голосе. Вся эта затея с двенадцатым отрядом все больше ее пугала. Точнее, пугал ее один капитан, чей голос так подходил к его внешности, а остальные были лишь фоном.

Ее опять взяли под руку и повели. Кажется, это была не Нему. Мужской голос над ухом проворчал, что «капитан как обычно», и как ему, голосу, «это все надоело». Потом его обладатель уложил Иноуэ на какой-то стол, судя по ощущениям, и несколько рук сразу начали крепить к ней какие-то датчики или еще что-то подобное. Ее привязали к столу, но мягко, не особо фиксируя, а Маюри начал отрывисто отдавать малопонятные приказы. Тело девушки пронзила боль, она вскрикнула. Боль тут же прекратилась, а Куросутчи рявкнул:

- Акон, меносом тебя через Хогъеку и направо по колену в дырку! На четвертую! А не третью, полудурки с мозгами Куросаки! – Орихиме вздрогнула при звуках этого имени. - Джем клубничный, а не работники! Да от Зараки пользы больше – он хоть если ломает, то качественно, а не наполовину, как вы все делаете!

- Да знаю я… - это тот, который привел ее сюда. Голос тихий, слегка ехидный и уж точно не почтительный. Усталый только… и даже не раздраженный, так, самую малость.

- Тогда чего творишь, уродище рогатое? Обратно в родную помойку захотелось, Айзеном тебя по гландам через лимфоузел? – голос Куросутчи приобрел явственные истерические нотки, отскакивая от стен и проникая в уши, казалось, со всех сторон, гуляя в оказавшейся внезапно такой пустой и гулкой голове. Все-таки этот непрерывный шум утомил Иноуэ – и как они тут только живут? Да еще и работать ухитряются? Чья-то чуть подрагивающая рука поправила датчик, опалив висок сухим жаром. Острый ноготь царапнул щеку.

- Сейчас-сейчас… - торопливый перестук, щелканье, что-то взвизгнуло – и, кажется, это был не агрегат. Может, Маюри-сан? Нет, это была она сама. Ее крик, а точнее – едва слышный писк, отдавшийся в голове хоралом паники. Ее тут же толкнули в лоб, снова оцарапав, и она затихла, уже не в силах пошевелиться.

- Рин, не сиди, жаба! Докладывай, зародыш арранкарский, пока лишних дырок не понаделал! Хотя тебя уже ничто не украсит! – ей показалось, или голос стал тише? Да и гул как-то удаляется… А может, это просто у них наладилось?

- Да нечего докладывать. Все как было. Пятнадцать на восемь, сороковой… Ах ты ж, опять подвисло! – снова торопливый перестук. Клавиши. У них есть компьютеры? Странно… странные мысли. Не хочется думать о самом страшном. Нет!

- Меноса вам под мышку – всем! Быстро на четвертую! И чтоб без всяких мне, как с тем квинси! Молчать!!! Нему, идиотка твердолобая, быстро шприц! – почему снова так громко? Как будто настроили радио на нужную частоту. Не надо…

Вокруг завозились, что-то щелкнуло. Виски Орихиме заломило, девушка пронзительно закричала, выгибаясь на столе, но ее сдерживали ремни. Потом что-то зашипело, раздался отборный мат Куросутчи, поминающий меносов, Айзена, Ямамото и Урахару одновременно и в самых разнообразных позициях. И все затихло. Исчезло. Совсем. Исчезла даже боль.

Орихиме сидела на скамейке…

Просто сидела на скамейке в парке. Как она сюда пришла, сколько просидела до сего момента? Это было стерто в памяти, что это за парк? Она ничего не знала, было понятно только то, что это парк. Он очень сильно напоминал тот парк, который есть в Каракуре, но в, то же время, и не был похож на него. Это чувство было неприятным, оно словно засасывало в болото, наполненное пустотой.

Пустой, серый. Мрачные сухие ветки, которые едва ли можно назвать деревьями. Под ногами вместо каменных плит песок. Воздух был сух. Ни жарко, ни холодно, погода была просто неощутима, словно и нет в этом месте такого понятия – погода, словно это место нереально. Иллюзия. Небо черное, неживое, безмолвное. Словно ты находишься в нарисованной картине, на полотне, измазанном кистью, которая была окунута в темные цвета. И ты часть картины. Но все это было неинтересно. Она словно знала обо всем этом и в то же время не понимала, что это.

Снова этот парень.

Она уже увидела его во сне, где-то уже это было. Дежа-вю.

Он шел уверенно. Перемещался на небольшое расстояние, задерживался на пару секунд и снова исчезал, он, словно делал это специально, чтобы Иноуэ его видела.По мере приближения она смогла рассмотреть его. Взгляд притягательный и в тоже время отталкивающий, мрачный, не предвещающий ничего хорошего.

И как только он очутился на расстоянии не более десяти метров от нее, Иноуэ вдруг почувствовала как страх пробирается в ее душу, завладевает разумом. Девушка вскочила со скамейки, мгновенно меняя выражение своего лица со спокойного на паническое. Страх сорвался криком с ее губ. Девушка попыталась было отступить назад, но только наткнулась на знакомую скамейку, про которую совсем забыла. Под коленками отдалось резкой болью. Скамья опрокинулась навзничь, белый песок клубом пыли взвился в воздух, а девушка начала падать. Но грубые руки схватили ее за кофту, прищуренные глаза сверлили ее злобным взглядом. Незнакомец встряхнул ее и зарычал. Орихиме смогла распознать в этом рыке слова:

- Вытащи меня отсюда, девка! Я убью тебя, если ты этого не сделаешь!

Но она лишь в ужасе взирала на него не в силах что-либо сказать. Почему он ей угрожает? В чем она виновата? Она впервые видит этого парня, но он словно уже давно знаком с ней. Девушка попыталась освободиться, но попытки тут же пресеклись еще одним встряхиваем.

- Не смей молчать, слышишь?! Либо ты выпускаешь меня отсюда, либо останешься тут навсегда! Я не собираюсь торчать тут.

Я не виновата! – Отдавалось в голове, словно она пытается оправдаться. Оправдаться… За что?

Разве она сделала что-то плохое? Разве она в чем-то действительно виновата? Почему?

Но немые вопросы так и остались без ответов.

Когда ей рассказали, она не поверила, что упала в обморок. Даже не могла вспомнить, как проснулась, только ощущение, что она где-то в незнакомом месте, далеко, но в тоже время очертания комнаты ей казались знакомыми. Потом девушка облегченно вздохнула и поняла что находится в частной клинике Куросаки. Не смотря на просьбы младших сестер Ичиго не вставать с постели, она встала. Ее слегка знобило, кончики пальцев онемели от холода, даже на ногах, как если бы сейчас на улице падал снег и выл холодный зимний ветер. Только в сентябре не бывает так холодно. Но она все равно решительно заявила, что хочет встать. Девочки за руки отвели ее в жилую часть дома, усадили в гостиной комнате, накрыли каким-то покрывалом. Они ей что-то рассказывали, но Иноуэ почти не слушала, отвечала машинально, невпопад. В итоге она сама не заметила, как осталась одна, держа в руках чашку с чаем, отдающим чем-то сладким. Почему-то она почувствовала себя дома, как будто всю жизнь прожила тут.

Иноуэ всегда мечтала о полноценной семье, где есть место Матери, Отцу, брату… Она скучает по этому, особенно по брату, которого она любила больше всего. Она бы хотела иметь таких маленьких сестричек, заботливых, добрых. Эти девочки лишились своей матери, и она их понимала, хотя совсем не помнила, какой была ее мать. Просто пустота, которая образуется от потери семьи, ничем не заполняется.

Орихиме даже не заметила, как рядом приземлился Ичиго. Она так и сидела минут десять думая о чем-то своем, пока не почувствовала как чьи-то пальцы касаются ее волос, перебирают кончики прядок.

Ичиго не спал почти сутки. Его силком оттащили от койки, на которой лежала Иноуэ, и только размеренное дыхание показывало, что она еще жива. Кажется, он просто отрубился в кресле рядом с кроватью, когда желание спать больше невозможно было пересилить. Он даже не успел что-либо подумать, просто глаза сами закрылись, и сознание провалилось в сон. Когда отец его утащил в комнату, он даже не соизволил проснуться, просто почувствовал, как его куда-то тащат, и интуитивно понял, что это его комната. Он сам понимал, что его желание не спать, а быть рядом, ничего не решит, но все, же продолжал сидеть около койки. Как-то неожиданно он понял, что не хочет потерять Орихиме.

Сестры ворвались в его комнату и подняли шум, пытаясь растрясти его, разбудить. Ичиго нехотя приоткрыл глаза, убедился, что это сестры и решил поспать подольше.

- Да проснись же ты! Иноуэ-сан пришла в себя! – сквозь сон донеслось до него. Желание спать резко пропало, словно водой окатили. Ичиго вскочил с кровати, рванул в ванную, успел за пять минут принять душ, переодеться в чистую одежду, и почувствовал себя заново рожденным. После этого он спустился в комнату, где сидела Орихиме, и понял, что сердце бьется быстрее, а он сам даже не пытается скрыть улыбку.

Присел рядом, но она не отреагировала. Ему понравилось наблюдать за ней, то, как она кусает нижнюю губу, дует на горячий чай, пытается отпить, но морщится, потому что все еще горячо. Только глаза закрыты. Наверно Иноуэ уже привыкла не открывать их, интуитивно понимая, что все равно ничего не увидит. Если бы он только мог, он сделал бы что угодно, лишь бы она смогла снова видеть. Он не представлял себе, как ей тяжело, и боялся представить. Как же она все это выносит? Воистину сильная девушка…

- Привет, – Иноуэ мягко улыбнулась, поворачивая голову в сторону Ичиго.

- Как ты? – спросил Ичиго.

- Как-то непонятно, – призналась девушка. – Холодно.

- Холодно? – удивился Ичиго. Что-что, а уж холодно точно не было. Скорее жарко.

- Да, даже чай не помогает, совершенно не греет.

Ичиго что-то неопределенно промычал, отбирая бесполезную кружку из рук девушки и ставя ее на столик, рядом с диваном. Орихиме даже не возразила, пить ей не хотелось. Держала чай, думая, что сможет согреться. Безрезультатно. Затем девушка оказалась в руках Куросаки, по хозяйски обнимающего ее за талию, сцепив пальцы в замок на животе. Почему-то она даже не смутилась, просто подумала, что так надо, так и должно быть.

Слишком уж она стала надеяться на хорошее, таких чудес не бывает.

Им всего по 16, еще дети. Но уже вовсю думают о каких-то отношениях, о любви и всем прочем. Интересно, он так же думает? Орихиме доверчиво прижалась спинок к груди Ичиго и облегченно вздохнула.

- Я думала, мой день рождения мне просто приснился. Но твой подарок меня убедил в реальности. Спасибо, Куросаки-кун, – с благодарностью прошептала девушка. Она была действительно благодарна ему за эту сказку. Он подарил маленькую надежду, которая была сейчас так необходима.

Сейчас…

В этот раз она была в его комнате. Этот бессмысленный взгляд, сколько же надо тренироваться, чтобы достигнуть такого умения выражать полное безразличие ко всему. Иноуэ ненавидела этот взгляд.

Она всего лишь один раз была тут, но запомнила все.

- Женщина, ты слишком упорна. Ты вредишь сама себе. Но Айзен-сама считает, что это только на руку. Готовься. Очень скоро ты вернешься. Так приказал Владыка.

Иноуэ вздрогнула, слушая этот бред. Она никогда по собственной воле больше не ступит в Уэко Мундо, ни за что не вернется в этот живой кошмар.

- Улькиорра, я не буду ему подчиняться, – твердым голосом произнесла она, прислоняясь к стене. Странно, только что она стояла посреди комнаты, но спина ясно чувствует холодную поверхность стены.

Тот в момент оказался прямо перед ней, давя рукой в левое плечо, вжимая в стену.

- Не делай поспешных выводов, женщина. Ему нельзя подчиняться, его можно только благодарить за свое существование.

- Мне плевать!

- Сейчас да. Поверь мне. Сейчас ты ненавидишь его, но это будет недолго.

Орихиме всхлипнула. Эти слова пугали ее, как завещание, пророчество, апокалипсис. Что из этого верно? Пожалуй, все и ничего.

Момент 4. Сон. Обман. Прощай.

Долго ли длилось это счастье?

Нет.

Оно закончилось очень быстро. Даже не начавшись. Лучше бы она не пыталась ничего узнать. Но правда ей была нужна, как воздух. Чьим же обществом она стала пользоваться больше? Своим, своих друзей, или людей, которые являются врагами?

Улькиорра приходил в ее сон каждые три дня. Он просто молчал, смотрел на нее, как это делал в Уэко Мундо, редко что-то говорил, а она не запоминала разговоры. Она закрывала ладонями уши, чтобы ничего не слышать. Кричала, когда он что-то пытался сказать. В итоге он понял, что ничего не добьется своими словами. И поэтому просто приходил, молчал, словно это что-то даст, а Иноуэ старалась не обращать на него внимания. Но она нервничала, находясь рядом с ним, а уйти не могла. Все двери были закрыты, заколочены, нарисованы мелом. Выхода не было, как только Улькиорра приходил к ней, темнота, в которой она плавала, становилась постоянным страхом. Он мог держать ее сколько угодно. День, два, иной раз выходило по четыре. Она перестала ощущать реальность, замечать время, следить за сменами суток.

Поначалу Ичиго не замечал этого. Он был с ней. Он был ее опорой. Но стоило уснуть, как никакая защита не помогала. Улькиорра был ее бастионом, тюрьмой. Постепенно Орихиме стала меняться. Постоянное присутствие арранкара доводило ее до паники, до срыва. Страх во сне просочился и в реальность, возникал из ниоткуда и исчезал, словно его и не было. И это было самое ужасное. Эти ощущения заглатывали ее, сковывая чуть было не наметво.

Она перестала что-либо желать, кроме свободы. Она перестала о чем-либо думать, кроме как о сне, в который неизменно попадет. Это ее кошмар. Он возник неожиданно, обманывая ее реальность, запугивая еще больше.

Она перестает дышать.

Что реальность? Что из ее жизни сон? Что из ее сна реальность? Где правда?

- Хочешь узнать правду? – девушка вздрогнула, дыхание сбилось, сердце стучало, как бешенное. Она все равно слышит его. Да что же это такое?

- Правду? – не смотря на желание не отвечать, слова сами вырвались, выдавая интерес с головой.

- Я покажу тебе правду. Ты готова для нее.

Орихиме в панике вскочила. Страх стал неотъемлемым чувством здесь – во сне.

- Что это значит? Улькиорра, что ты имеешь в виду?!

- Смотри. Это то, что от тебя скрывают. Это то, чего не знаешь только ты.

Ее тьма окрасилась в краски. Девушка нервно дернулась, ей не понравилось, как это произошло. Неприятно, хлипко, словно тонешь. Тонешь в том самом болоте, которое было с ней с самого начала.

Урахара. Ну конечно, он всегда знал ответы на вопросы. Он всегда все знает, но никогда не говорит правду, он скрывает ее до последнего… Ичиго…

В комнате, в которой раньше она была постоянно, в этой комнате Урахара рассказывал свои идеи, объяснял им суть их выбора. Этот человек был скрытен, почти достоит Айзена. Только он отказался от власти. Они сидели вдвоем, на столе горела свеча, почему-то свет не был включен. Только немного погодя до нее дошло, что причина этому ночь. Все спят, и будить кого-либо нежелательно.

- Что это? – судорожно выдохнула девушка.

- Твоя правда.

- Я больше не могу обманывать ее, – начал разговор Ичиго, такого Ичиго она видела каждый день. Серьезный, вечно нахмуренный. Куросаки Ичиго, который улыбался очень редко.

- Куросаки-кун, ты же хочешь, чтобы Орихиме вернулась к нам?

- Но я поступаю подло! Я чувствую, как она меняется, с каждым днем ей все хуже и хуже.

- Поэтому, я попросил тебя обратить на нее внимание. Ты знаешь Иноуэ, она очень ранимая, ей нужно внимание. Сейчас… Это могло бы помочь. Мы не вернем ее обратно, она больше не будет той милой девочкой, которая вечно улыбается.

- Но делать то, что я не чувствую… Это же еще хуже! – повысил голос Куросаки. Урахара не обратил на это внимания.

- Но тебе это отлично удается.

- Мне самому противно. Мне кажется, я все делаю не так. С тех пор, когда она очнулась в нашей клинике, все пошло не так. Ей хуже с каждым днем. Она может отключиться посреди разговора и не помнить ничего. Это страшно, Урахара-сан! Видеть как человек… Словно ее жизнь гаснет, словно кто-то задувает ее. Как эту свечу. Как только она догорит – потухнет навсегда. Только Орихиме невозможно заменить, как свечку. Она нужна нам!

- Что ты предлагаешь, Куросаки-кун? – перебил восклицания парня Урахара. – Ты сам попросил помощи, я подал тебе идею. Ты попробовал, но ты зашел слишком далеко, чтобы останавливаться.

- Но я не могу так поступать!

- Куросаки… Кто она для тебя?

Ичиго замолчал.

В это время Иноуэ видела и слышала все. Все. Абсолютно все. Ужас сковывал. Страх смеялся над ней. Вопрос, ответ на который она сейчас просто отказывалась узнать.

Вопрос, на который Куросаки ответит. Вопрос.

Этот вопрос перевернул ее душу.

- Она наш друг. И мы не можем потерять ее.

Друг.

Друг. Друг. Друг. Друг.

Это слово билось в голове. Это слово стонало вслух. Это слово рвало тишину.

- Я не могу играть какого-то там влюбленного. Я не умею этого, я не хочу притворяться. Иноуэ мне нравится, но она наш друг.

Наш.

Не его, не чей либо, а именно наш. Что она сейчас должна сделать? Что она должна сказать.

- Прекрати…

Но краски все еще душили ее.

Улькиорра просто стоял рядом и смотрел на эту картинку. Ему никогда не понять, как ей сейчас больно.

Игра. С ней играют, от нее скрывают правду. Ей никогда не быть такой, как прежде. Ее обманывали.

Он играл с ней.

- Прекрати, Улькиорра. Пожалуйста, – девушка закрыла глаза, вцепилась руками в голову, пыталась хоть как-то удержать бешено колотящееся в груди сердце. Которому было больно. – Я не хочу этого видеть. Убери эту правду!

Снова тьма. Девушка упала на колени и зарыдала в полный голос, не пряча этой боли.

Боль. Она всегда была с ней. С самого начала. Боль. Помогала ей выжить, пыталась показать ей реальность. Но она не обращала внимания. Боль. Эта боль сейчас не сдерживалась. Правда была с ней заодно, они вместе открыли ей глаза.

Толстая художественная кисть оказалась в ее руках. Она должна что-то нарисовать? Странно, но она никогда не видела в себе талантов художника, не смотря на то, что постоянно рисовала какую-то мелочь. А сейчас она держала в руках кисть…

Она чувствовала, что ей есть что сказать. Что-то рвется на волю, требует свободы. Ее слова разных цветов и оттенков, словно радуга, только далеко не семицветная. Какой-то порыв, словно не она даже это делала, а кто-то за нее ведет свою песню.

Черный мазок по белому полотну. Рваные края растекаются, краски, кажется, слегка переборщила. Самую малость, но даже этого оказалось много. Черный цвет на белом фоне, это так завораживает. Притягательное сочетание, таящее в себе какую-то тайну. Ее так и хочется разгадать, открыть этот секрет.

Ты сама открываешь эту дверь, касаясь рукой полотна, которое так манит. Эта дверь приводит тебя на поле битвы. Да-да, именно такое видят на картинах, именно такое представляют в рассказах, именно такое описывает история. И ты здесь.

Он сидит на камне. Дикая кошка, выигравшая бой, разорвавшая в клочья своих врагов. Та самая дикая кошка, которая так и не стала королем. Страха нет.

На этот раз он просто наблюдал. Теперь она сама шла к нему, без ведомой причины, без задних мыслей. И не думала, что это может обернуться для нее плохо. На этом поле не было ничего, кроме земли, обагренной кровью, разорванных, жертв которые не вызывают никаких чувств, глядя на эти останки, и двух камней, напоминающих трон.

На одном восседал Гриммджо, на другой она села сама. Не ожидаясь приглашения, которое так и не поступило бы.

Молчание. Она бессмысленным взглядом смотрит в чистое небо, какое обычно рисуют в мультфильмах, о котором рассказывают мечтатели, которое можно увидеть каждый ясный день, стоит только посмотреть вверх. Ей было все равно, даже в таком месте, которое должно было вызвать ужас у кого угодно, она чувствовала себя удивительно спокойно. Гриммджо был непроницаем, только глаза выдавали его чувства. Только глаза показывали его страх перед собственной победой. Только глаза говорили о его одиночестве.

- Ты не будешь угрожать мне? Уже передумал убивать, Гриммджо? – как бы невзначай обронила Иноуэ.

- Зачем? – легкая усмешка на его лице, косой взгляд на девушку. – Ты же сама пришла сюда. Сама нашла выход.

- Я чувствую себя пустой.

- Так и есть. Ты пустая. Посмотри туда, – он указал вперед, где вдалеке виднелось черное озеро, а за ним, прямо у берега, стояла фигура. Только при внимательном просмотре она узнала в этой фигуре саму себя. Она даже не удивилась.

- Кто это? – она знала ответ, но хотела услышать это от него.

- Это ты. Это твои чувства. Сейчас здесь, лишь твоя оболочка, только твое тело и разум. А вон там – настоящая ты. Посмотри, ты плачешь.

Плачет. Она действительно плачет. Они сидели очень далеко от озера, настолько, что по идее они даже фигуру-то с трудом увидеть должны были. Но она четко видела лицо, свое собственное лицо.

Та Иноуэ, ее душа, отражение ее чувств, стояла прямо на берегу, позволяя черной воде омывать ступни. Она не сдерживала слезы. По чуть-чуть соленые капли стекали по щекам, горлу, прямо под ворот рубашки. Девушка даже не пыталась их вытереть. Она позволяла себе быть такой беспомощной, слабой. Позволяла, потому что хотела. До безумия.

Она что-то кричала. Им двоим, кричала, с каждым шагом все глубже входя в озеро.

- Зачем она кричит? – задала Орихиме вопрос, от которого вовсе не ждала ответа. Но Гриммджо все же ответил:

- Потому что ей больно.

- Ей? Но это же я?

- Та Иноуэ – больше не ты. Она исчезла. Ты пришла именно с того берега, – пояснил арранкар. – Она пыталась тебя удержать, но ты не слышала ее. И больше не услышишь. Чувствуешь что-то?

- Нет, – тихий ответ в попытке понять его слова.

- И не должна. Ты покинула свою душу. Это озеро… Это твои слезы. Это все твои эмоции и чувства.

- Так много?

- А их не бывает мало.

- Ты странный, Гриммджо.

- Ты слишком много говоришь, – вдруг резко ответил он, поднимаясь со своего «трона». Иноуэ поднялась следом, она не стала обижаться на его слова, в них не было ничего обидного – только правда. Совсем другая правда, не похожая на слова.

- Она все еще думает, что сможет докричаться до тебя, – Гриммджо вновь усмехнулся, разворачиваясь к озеру спиной. Он знал, что его свобода, наконец, с ним. Он так долго ждал этого и, наконец, его ожидания были вознаграждены. Он научился терпеть, но не более. Не говоря больше ни слова, Гриммджо пошел прочь, вперед, где его ждал дом. Ведь это место ему порядком осточертело. Оно его раздражало, особенно это озеро и эта девушка на берегу, отчаянно пытающаяся докричаться до самой себя.

Он остановился лишь на несколько секунд, посмотрев через плечо:

– Ты идешь? – вопрос, обращенный к ней. К ее выбору. Идет ли она? А для чего еще она пришла сюда?

Иноуэ не ответила. Последний раз взглянув вдаль, где ее чувства все еще пытались вернуться к когда-то законной хозяйке, она последовала за Гриммджо.

Это ее мир. Ее внутренний мир – поле боя, окрашенное ее чувствами, где вместо крови – слезы.

Не желаю знать правду.

Что бы это ни было. Не хочу. Меня обманули. Я им доверяла… Я хочу им верить до сих пор. Но меня обманули. Я…

Строчки таят.

Я такое прощать не хочу. Ничего мне не говорить, но обсуждать за моей спиной? За что? Почему я остаюсь в неведении?

Черные чернила пятнами растекаются по тетради.

Разве эта правда не принадлежит мне?

Смысл написанного уже не понятен. Слова, наполненные болью.

И он смеется внутри, ему не понять. Ему никогда не понять что-то подобное, жалкое отродье.

- Нет, это ты отродье! – победоносно кричит ему в ответ он. Он его слышит, но ему плевать на то, что Ичиго думает. Он слушает лишь себя, ему не стать королем! Король не может быть так слаб. - Это ты отродье! Слабак, смешно на тебя смотреть! Ты сам-то себя видел? Жалкое зрелище, скажу я тебе.

Ичиго только еще больше комкает в пальцах листок.

Если это правда… Мне страшно… Я боюсь самой себя, я боюсь всего что меня окружает. Каждый шорох для меня как взрыв. Кем я становлюсь? Чудовищем? Я буду убивать?

Я не хочу убивать…

А если я останусь тут, это ведь произойдет?

По чьей вине такое произошло? Кто виноват? Смогу ли я простить саму себя, смогу ли остановить это чувство, топящее меня в собственной ревности?

Ревность. Вот что она чувствовала, и виноват в этом был он. Он снова струсил, сбежал, поджав хвост. Чего же он испугался? Эти строки вырисовывались в голове, взрывались фейерверком, потухали как свеча. Постоянно перечитывая текст, повторяя слова вслух, пытаясь найти хоть что-то…

Она хочет жить, она хочет исчезнуть. Он читал между строк, пытался найти смысл, но видел лишь затухающее желание существовать. Существовать.

Она всего один раз сказала ему, что любит. Всего лишь раз. Тогда он не спал, в полудреме он посчитал это частью сна. Но она ему сказала это на самом деле.

За что его можно любить? Что такая милая девушка, как Иноуэ, нашла в нем? Ичиго только в последнее время стал задумываться о том, что редко чувствовал себя живым. Он боялся исчезнуть, точно так же, как боится сейчас она. Спасал Рукию, пытался превзойти себя, собственного себя по силе. Постоянно желал быть сильнее. Только это желание толкало его вперед.

Я хочу вам верить, правда, хочу. Но я устала от обмана. Жить во лжи просто невыносимо.

Снова потерял ее. Это какой-то рок, произошло именно то, чего он боялся. Исчезла, испарилась, пропала в один момент. Не только он почувствовал, как ее духовная сила неожиданно скрылась. Это заметили многие. И тут он заволновался по-настоящему. Словно что-то подстрекнуло его искать Иноуэ. Бежал до самого ее дома, не обращал внимания на боль в боку и нехватку воздуха в легких. И ее там не было.

Просто исчезла.

- Куросаки-кун… - прошептала девушка.

- Ичиго, – он перебил ее, перебирая рыжую прядку, красивым узором покоящуюся на подушке.

- Куро… - тут же повторилась она, и вновь была прервана.

- Ичиго, Орихиме, Ичиго, – парень ласково улыбнулся. Ей, только ей и никому больше. Как же долго она мечтала об этом, постоянно представляла себе эту сцену. Еле ощутимое прикосновение губ к теплому лбу. Девушка покраснела, ей было трудно назвать его по имени.

- Ичиго, – очень тихо прошептала она, натягивая на лицо одеяло, из-за чего стало еще больше видно, как она покраснела.

Он улыбался ей. Каждый раз, когда она невзначай касалась его руки и тут же одергивала, боясь чего-то.

Она не видела этого, лишь чувствовала, но даже это делало ее счастливой.

Мне нечего ему дать. Я ни на что не годна, я бесполезна. Урахара-сан, вы были правы. Я только сейчас смогла принять это.

- Это не правда. Орихиме, ты не права. Ты была нужна нам, ты часть нас. Очень нужна. Особенно мне.

Зачем я пишу это?

- Чтобы мы могли найти тебя. Ты вернешься к нам. Я докажу, что ты нужна нам. Урахара лжец, никогда не верь ему.

Поверь мне, когда я приду за тобой. Я хочу, чтобы ты улыбалась мне, Орихиме. Мне неважно, какой ты стала.

А пустой все еще смеется. Он не верит ни во что, кроме силы. Он смеется над любовью. Над дураком, который придумал это.

- Добро пожаловать, Куросаки.

Как же он ненавидел этот голос. И его самого. Чертов Айзен, чтоб тебя. Когда же ты сдохнешь, ублюдок?

- Верни Иноуэ, – прорычал синигами, делая шаг вперед. Где-то в стороне фыркнул Гриммджо. Он так и думал, что этот рыжий припрется сюда за своей девкой. Только слишком поздно.

- Я не вправе делать это, – спокойно ответил Айзен. Ичиго этот ответ просто взбесил.

Ничего не изменилось, все тоже Уэко Мундо. Все тот же зал, облаченный в полумрак.

- Что это значит? Верни ее!

- Мне повторить?

- Она тебе не игрушка! - заорал Куросаки, а пустой его поддержал. Ему было весело. Ему всегда весело в таких ситуациях.

- Куросаки, ты опоздал с выводами. Впрочем, можешь сам убедиться в этом, – насмешка.

Из темноты выступил Улькиорра. Как всегда непроницаем и молчалив, глаза бесстрастны. Мрак выпускал его на свет, с каждым шагом открывая Ичиго невероятную картину: Улькиорра поддерживал за руку девушку, в знакомой одежде, с до боли знакомой походкой.

Что же они сделали с тобой?

- Иноуэ… - шепчут губы. Страх, паника, отчаяние. В этом полу выдохе выразились все эти чувства. Как же так? Это просто невозможно. Это не правда, такого не должно было произойти. Девушка подала руку четвертому номеру, словно доверяла. Ничего не изменилось кроме двух вещей: черной повязки, теперь скрывающей глаза, и духовной силы.

Рвущая душу, самое точное определение ее силе.

Но нет… Есть еще одно.

Отвратительная дыра прямо в сердце. Небольшая, но отчетливо видная на белой ткани. Ичиго судорожно выдохнул.

Арранкар. Это не она, нет. Нет. НЕТ! Не она, он не поверит в эту иллюзию!

- Айзен это не смешно! Это твои галлюцинации! – в бешенстве заорал Ичиго, охватывая рукоять Зангецу.

Айзен рассмеялся. Ему было действительно весело, словно он только что услышал отличную шутку.

- Куросаки, ты заблуждаешься. Это она. Иноуэ Орихиме...

- …Эспада. Пятый номер… – продолжили сразу два голоса. Гриммджо и Улькиорра. Теперь по обе стороны от девушки, поддерживая ее за руки, стояли эти двое. Гриммджо ухмыляется во весь рот, Улькиорра все так же бесстрастно наблюдал. Сама же Иноуэ не проронила ни слова. Стояла неподвижно, словно кукла. Неподвижно, как будто вообще не причастна ко всему этому. Часть декораций.

Его глаза полны ужаса. Такая Орихиме его испугала, страх поднимался из глубин подсознания, Пустой свободно бродил по внутреннему миру, готовый вырваться на волю в любой момент. Он победил.

- Иноуэ! Что ты сделала с собой? – отчаянный крик. Ичиго не был готов к такому, он никогда не думал о том, что подобное может произойти. Он не мог представить себе ее такой.

Безжизненной.

Мертвой.

Чужой.

Девушка осторожно высвободила ладони из рук Гриммджо и Улькиорры. В ее жестах сквозило спокойствие. Именно спокойствие. И больше ничего. В эту секунду она была похожа на Улькиорру, такая же пустая. Не спеша, тихо, размеренно, она ступала по холодным плитам, двигаясь в его направлении. Каждый шаг ввергал в еще большее волнение.

Шаг. И он понимал, что в ее походке что-то изменилось. Она стала более уверенной.

- Ты… Куросаки? – словно молнией ударило. Она произнесла его фамилию так, словно впервые слышала ее. Словно никогда не знала его и видит впервые. Да видит ли? Она все еще слепа.

Зангецу медленно опустилось, Ичиго был растерян.

- Орихиме.

- Это ты убил меня? Айзен-сама…

- Иноуэ, не стоит тратить время на этот мусор, – отозвался Владыка, подперев ладонью подбородок.

- Это я-то мусор? – зарычал Пустой. Ичиго просто ничего не мог сказать.

Я хочу вам верить…

Орихиме, нет. Нет, нет. Нет, пожалуйста, очнись! Вернись ко мне, это же ты. Ты не арранкар! Не надо! Не делай из себя бездушную игрушку. Ты живая!

Девушка медленно вытянула руку вперед, и Ичиго увидел доказательства ее новой сущности. Цифра пять разрисовывала тыльную сторону правой ладони.

Где же Ноитора? Неужели его больше нет? Она заняла его место? Заняла. Убила, не колеблясь ни минуты, использовала свою новую силу и приняла достойную позицию в Эспаде.

- Пустой цветок, даруй ему боль, – отозвались в голове слова. Ичиго сглотнул. Или ему показалось, или это правда был ее голос.

- Дай мне спасти тебя, – попросил Ичиго, не обращая внимания на смех Гриммджо.

Иноуэ сжала ладонь в кулак, словно что-то поймала. Губы слегка приоткрыты, совсем недавно он еще помнил вкус этих губ.

-

Умри, Куросаки, – разжимая ладонь, она выпускала черный дым на волю. Эти чувства, что когда-то были присущи ей, живой Иноуэ, девушке, позволившей себе влюбиться. Она отдала им всю себя. В ней ничего больше не осталось.

Как же я хочу жить, Ичиго…

Прошу, не надо меня ненавидеть…