Данте аккуратно повесил шинель на вешалку. Черная кожа была прохладной и влажной, как покрытый испариной лоб больного. Этой осенью дожди в Ахене шли почти непрерывно.
Не снимая сапог и не зажигая свет, Данте прошел в кабинет. Пистолет с глухим стуком лег на дубовую столешницу, пояс с кобурой полетел на кресло. На уложенном "ёлочкой" паркете поблескивали темные мокрые следы.
Помимо кабинета, в квартире была еще спальня и гостиная. Гости к Данте, впрочем, заходили крайне редко. Особенно по приглашению.
Струйки воды не спеша ползли по оконному стеклу. То сливаясь, то расходясь, гипнотизируя, они дышали странной смесью тревоги и покоя. Он смотрел на них чуть дольше, чем мог себе позволить. Уголки сжатых в твердую линию губ расслабились, между бровей пролегла складка. Он прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, встретился взглядом со своим отражением. Тот, за окном, казалось, плакал.
Данте отвел глаза. Ослабил и снял галстук, пристроил на спинку стула китель. Придвинул к себе стопку чистой бумаги и взял перо. Тускло-желтый свет уличного фонаря едва пробивался сквозь густой туман, цеплялся за выкрашенные белой краской пустые стены, кое-как рассеивая мрак, но Данте мог бы писать и в полной темноте.
Он писал быстро, не задумываясь, не подбирая слова, без единой помарки. Четкие ровные строки одна за другой ложились на лист. Так пишут близким, в чьем понимании уверены. Данте писал отчет о занявшем всю прошлую неделю расследовании.
Формулировки он продумал еще по дороге в столицу. Собственно, слушая задание, он уже в общих чертах представлял, что будет писать в отчете.