Риторические вопросы в пустоту
"Сейо-сенсей | Гинтоки. "Сенсей, почему вы улыбаетесь?""
— Головешка патлатая! — орет Такасуги, таская Кацуру за волосы во дворе школы.
— Малявка косоглазая! — не отстает тот, пинаясь ногами и царапаясь, как девчонка.
— Аха-ха, вы прямо как муж с женой! — смеется Татсума и тут же ойкает, когда получает одновременно по голове — от Такасуги и подсечку — от Кацуры. Татсума падает, но успевает прихватить с собой и приятелей, и они втроем пестрым слитным кубарем продолжают кататься в пыли.
Гинтоки смотрит на эту привычную картину, лениво почесывая голову. Он замечает движение и скашивает сонные глаза: на веранду выходит сенсей.
«Ну все, доигрались олухи» — думает Гинтоки, но сенсей не идет разнимать заигравшихся мальчишек, не ругается. Даже не окликает, хотя все трое потом будут неделю ходить с синяками и шишками на рожах. Гинтоки даже запрокидывает голову, чтобы лучше рассмотреть мужчину.
— Сенсей,— зовет беловолосый мальчик и снова ощущает волну тепла, когда Шоё-сан смотрит на него. — Почему вы улыбаетесь?
Сенсей улыбается еще шире, прикрыв глаза. Садится рядом с Гинтоки, тянет руку, ерошит и так лохматые кудри ученика. Смотрит на троих оболтусов, но Гинтоки кажется, что он смотрит куда-то дальше, глубже, можно сказать, сквозь них.
— Детство — приятная пора. Только будучи ребенком, можно прожить эту жизнь в полной мере. Запомни это, Гинтоки.
Глядя на серьезного Кацуру, не желающего признавать поражение в борьбе с Аманто, Гинтоки вспоминает слова сенсея.
Глядя в безумные глаза Такасуги, не желающего отпустить прошлое, Гинтоки вспоминает слова сенсея.
Глядя на отводящего глаза Татсуму, который в очередной раз улетает, не желая признавать своей боли, Гинтоки вспоминает слова сенсея.
— Сенсей, почему вы улыбались тогда? — спрашивает Гинтоки в тишину ночной глуши, глядя сверху холма на огни повстанческой армии Джои, из которой он сегодня ночью дезертирует.
Тишина отвечает ему завыванием ветра в кронах деревьев.
Четыре такта битвы
Четыре составляющие битвы для каждого воина могут быть разными.
Раз!
Свист боккенов в утреннем воздухе.
Мальчишки вслед за учителем раз за разом повторяют выученные ката.
Замах, удар!
Катана сенсея на почетном месте на стене, в руках у Гинтоки тоже боккен. Справа сосредоточенно работает Кацура, чуть дальше — Такасуги. У обоих с лиц еще не сошли синяки после недавней стычки с беловолосым новичком.
Весеннее солнце заглядывает в окна додзё Шоё, пытается разглядеть, как тренируются ученики.
Гинтоки замахивается и заученным движением перерубает воображаемого противника пополам.
Все только начинается.
Два!
Они встают еще засветло, звезды на небе лениво исчезают одна за другой.
До поля все бредут в полной тишине. Позднее лето, пора жатвы. Деревня, в которой они остановились, разрушена, и пшеница колосится по пояс. Все крестьяне либо ушли на войну, в солдаты, либо попали в рабство к аманто. Были еще и трусы, сбежавшие и до поры до времени отсиживающиеся в норках, но для Такасуги такие люди мертвы.
Замах, удар!
Они тренируются утром, это своеобразный ритуал. Синяки на теле от пропущенных ударов Сакаты уже не так жгут, как в детстве. Теперь они товарищи и друзья, вместе проливающие кровь за то, во что верят.
Поле пшеницы пополам с бурьяном напоминают Такасуги их страну.
Три!
Он мечтает умереть в бою, как подобает настоящему самураю.
Друзья частенько посмеиваются, что он воспринимает бусидо слишком серьезно. Иногда ему кажется, что это рожденные самураями Сакамото и Такасуги как раз и воспринимали все слишком несерьезно.
Кровь, ругань и рычание бесчисленной орды аманто. Позади происходит то же самое, а это значит, что Гинтоки еще жив.
Все смешалось в осеннем воздухе, и черные тучи над головой предвещают грозу.
Замах, удар!
Когда Такасуги и Сакамото со своими отрядами приходят на выручку, они оба похожи на демонов с безумными глазами и с ног до головы в крови. Своей и чужой.
«Лучше красиво прожить до последнего дня».
Наблюдая, как в тысячный раз грызутся Шинске и Гинтоки, Кацура замечает, что деревья одеты в желтое пополам с зеленым, как будто они не до конца еще решили, что им лучше делать.
Жизнь действительно прекрасна.
Четыре!
Многие годы своей жизни Тацума считал, что для оружия не нужно ничего, кроме того, кто его держит, и врага.
В окно забегаловки Отосе он видит, как Гинтоки соревнуется в поедании сладостей с девочкой-аманто втолковывает что-то мальчишке в очках, умудряясь при этом грызться со старухой и страшной аманто с ушами кошки.
Замах, удар!
Гинтоки ловко перехватывает руку рыжеволосой девчонки, которая попыталась забрать его порцию пирога. Та не остается в долгу, в идеальной растяжке заехав курчавому ногой в подбородок.
Тацума вздыхает и улыбается, выпустив в холодный воздух облачко пара. Зимы в Эдо всегда были ужасны.
Вереница следов на снегу возле общего дома "Мастеров на все руки" и забегаловки Отосе заворачивает в нескольких метрах от входа, уходит назад. Как будто гость надумал прийти в другой раз, внезапно что-то вспомнив.
Настоящим клинкам всегда нужны достойные ножны.
Повтор!
Свист боккена в утреннем воздухе.
Гинтоки прислоняется к распахнутым сёдзи, наблюдает.
В додзё Шимуры просторно и светло, и хотя здесь занимается всего один ученик, это не означает, что традиции забыты. Все на своих местах, табличка первого ученика перевернута, полы чистые. Вчера брат и сестра Шимура пригласили всю Йорозую на ночь, и вот утром он стоит и смотрит, как Шинпачи выполняет ката. Он никогда не учил его сам, хотя мелкий вместе с Кагурой когда-то и просили его научить их, как стать сильнее, что вылилось в целую лекцию от всех подряд начиная с Зуры и заканчивая Гориллой.
Кристальную тишину нарушают только ритуальные выкрики.
Замах, удар!
Когда они занимались в додзё Шоё, там было постоянно шумно.
Гинтоки отталкивается от сёдзи, заходит внутрь.
-Эй, Шинпачи, кто тебя учил так кричать? В настоящее ката вложена вся сила самурайской души, а ты пищишь как мышонок! А ну-ка, повторяй за мной!
Любопытное солнце заглядывает внутрь, скользит по деревянным доскам, наблюдает за учителем и его учеником.
Снова весна.
Вариации одного целого
Сакамото | Кацура | Такасуги | Гинтоки. Воспоминания о войне с четырех разных точек зрения.
Все, что было на той войне — это потери.
Я потерял все, едва осознав, что это у меня было. Прошлое никак не вернуть, и приходится так с этим и жить.
Все, что было на той войне — это потери.
Но война еще не закончилась. Я не могу оставить забытыми друзей, которые тогда отдали свои жизни. Поэтому я продолжаю борьбу.
Все, что было на той войне — это потери.
Сейчас я хочу только одного: уничтожить прошлое, настоящее и будущее.
Все, что было на той войне — это потери.
Я побывал на многих планетах во вселенной, но глядя с борта корабля на голубую жемчужину нашей родины, я думаю, что она стоит того, чтобы отдать за нее жизнь.
Реки крови
Широяша/Такасуги. "Реки крови, говоришь?"
На переправе их ждала засада.
Они наполовину ожидали ее, поэтому понесли минимальные потери, хотя лишились части лошадей, что было очень неприятно.
Речка была неглубокой, и от крови быстро окрасилась в красный. Гинтоки стоял, глядя в свое собственное отражение в кровавой мути, когда Такасуги подошел к нему, чтобы сказать, что они отправляются дальше.
-Нужно заканчивать с этим, — внезапно говорит беловолосый. Поднимает на напарника пустые, вишневого цвета глаза. — Нужно прекращать эти реки крови.
Гинтоки уходит, а Такасуги бросает взгляд на десяток трупов врагов, с которыми Широяша расправился сам, не получив практически ни царапины.
-Реки крови, говоришь? — тихо говорит он сам себе. — Это давно уже не реки, а океаны.