'Пробуждение' bywayama

СасуНару

Повествование от лица Наруто )

Теперь у тебя впалые щеки. У тебя мешки под глазами. Кожа твоя стала серой. Волосы стали длинными и почти достают до лопаток.

Но разительнее всего изменились твои глаза. Особенно в тот самый момент, когда ты впервые открыл их после того, как мы притащили тебя в больницу к старушке Тсунаде. Ты смотрел так,.. будто рад был видеть.. нас?

Ты обвел взглядом комнату, изучая каждого стоящего в ней. И очередь дошла до меня. И ты так и лежал дальше, изучающе глядя на меня, пока твои веки снова не сомкнулись. Старушка Тсунаде тогда сказала, что это было не настоящее пробуждение, что ты все еще спал.. что разум твой был затуманен болью и истощен. Она сказала, что в этом взгляде не было смысла. Осознанного во всяком случае. Другие медики, которые дежурили ночами или когда мы с Сакурой-чан не могли прийти, говорили, что ты также открывал глаза. Ничего не говорил. Но как бы я не расспрашивал, никто из них не заметил ни капли эмоций в твоем взгляде.

Потом нас перестали пускать. Твой организм восстановился физически. И больше притуплять твою боль было нельзя. Твое тело должно было дальше справиться само. Так сказал старушка Тсунаде. Я доверял ей, даже, если не понимал, зачем это нужно. Иногда ночами мне казалось, что я слышу твои крики сквозь расстояние даже в своей квартирке. И тогда я бродил под окнами твоей палаты, зная, что не могу зайти внутрь, но веря, что тебе легче от того, что я рядом. Я верил, что ты чувствуешь мое присутствие.

Лишь спустя недели нам разрешили снова навещать тебя. Ты был почти таким же осунувшимся, каким мы видели тебя в последний раз. Ты постоянно облизывал губы и просил пить. Тебе обстригли волосы, потому что ты рвал их на себе. Твои руки и ноги были привязаны к кровати, потому что ты пытался причинить себе вред. Хотя теперь, как они сказали, ты почти успокоился. Сакура-чан пыталась погладить тебя по голове, но ты резко отстранился. Но Сакура упрямо продолжала перебирать твои пряди. Мы привыкли, что ты постоянно отталкиваешь нас. За годы мы успели с этим смириться. Мы научились стоять на своем. Теперь мы готовы были дать тебе то, от чего ты всегда отказывался. И главное, теперь мы понимали, что тебе это необходимо, но ты слишком горд, чтобы в этом признаться.

Ты смотрел на меня, пока Сакура что-то рассказывала тебе, поправляя складки на твоем покрывале, заботливо сжимала твою руку, прикасалась губами ко лбу, проверяя твою температуру. Она носила тебе цветы, меняла занавески на окнах, чтобы тебе не надоедало смотреть на одни и те же, вечерами зажигала свечи в твоей палате, что-то бормоча на самое твое ухо. Казалось, что она совершенно забывала о самой себе. Просыпалась и засыпала с мыслями о тебе. И не замечала, что ты никогда не смотришь в ее сторону и никогда на говоришь с ней. Не то, чтобы ты вообще говорил с кем-то. А я тоже молчал. Мне казалось, что я столько всего хочу рассказть тебе, и что обязательно это сделаю, как только нам позволят увидеться... но теперь все казалось каким-то неважным. Наверное, ты мог бы рассказать больше о своей жизни у змея, чем я о своей в Конохе. В конце концов моя состояла только из единственного стремления - вернуть тебя назад. Что тут было расскзывать?

Старушка Тсунаде разрешила отвязывать тебя иногда. Только в нашем с Сакурой присутствии. Она предупреждала, что у тебя иногда появляются вспышки гнева. Но ничего такого ни разу не произошло. Ты даже начал есть... когда Сакура-чан прекратила пытаться кормить тебя с ложки. Ты сидел на кровати, смотрел на меня, снова молча. Медики говорили, что ночью у тебя все еще случались приступы.. когда ты просыпался от кошмара и не мог понять сразу, где находишься. Они сказали, что со временем это должно пройти, что ты должен будешь привыкнуть. Но с таким же успехом эти кошмары могли мучать тебя еще долго. Многие, многие, многие годы.. если ты выживешь столько, добавили он тогда. Мне ты больше не казался умирающим. Ты был похож на прежнего хмурого подростка, который однажды ночью собрался и ушел из деревни. Только ты больше не был подростком. Мне вообще уже трудно было сказать, кем ты теперь стал.
Ты был некоторое время самым знаменательным событием, произошедшим в Конохе. Точнее, твое возвращение. О нас уже перестали говорить, а тебя вспоминали постоянно. Никто ведь не видел тебя, все могли только догадываться. Люди не знали, радоваться ли им или горевать из-за твоего появления в деревне. Ты ничего не менял в течении их повседневной жизни, но в то же самое время обещал изменить многое. Поэтому, чтобы немного отвлечь внимание от тебя, приближающийся чунинский экзамен решили перенести на пару месяцев вперед. И все с новыми силами и энтузиазмом принялись к нему готовиться. Я не был уверен, слушал ли ты, что Сакура рассказывала тебе или нет, но она говорила о приближающемся событии. Говорила о том, что я наконец приму в нем участие, и, может быть, тоже смогу стать чунином.

Рассказывала о том, что как только ты поправишься, тоже будешь его сдавать, и как мы снова будем работать в одной команде. Только вот я не был уверен, что наша команда все еще существует. Потому что любую миссию я бы теперь поставил на ступень ниже твоего благополучия, выбор был слишком очевиден. Работать в одной команде могло бы стать для нас самоубийством. Не знаю, внимал ли ты словам Сакуры или читал в моих глазах эти мысли. В любом случае, не думаю, что ты собирался снова становиться ниндзя, каким такового принято считать в Конохе, ты слишком далеко ушел от мечты моего детства. Тебе уже удалось добиться большего, хотя ты к этому и не стремился.

Мне пришлось оставить тебя на несколько месяцев, чтобы проходить и готовиться к экзамену в Суне. Старушка Тсунаде сказала, что это даже хорошо, что я уезжаю. Они хотели посмотреть на твою реакцию после моего отъезда. Сакура, которая осталась в Конохе, чтобы продолжать обучение у Хокаге и ухаживать за тобой, писала мне письма, в которых рассказывала, что все идет неплохо, что ты идешь на поправку, что она болеет за меня и хотела бы быть рядом, если бы могла.

Когда я читал ее письма, то невольно вспоминал те времена, когда мы как одержимые прочесывали деревни, леса, пустыни и горы в поисках тебя. О том, какими усталыми и измученными мы были, как скучали по дому и как возрастал наш страх потерять тебя. О том, как она целовала меня ночью, у маленького костра, после того, как выплакала все слезы. Как раз тогда нам казалось, что мы напали на твой след, но это оказалось умело созданной иллюзией. И мы начинали терять надежду и силы. И нам нужно было освобождение от этих мучений.

Сакура-чан была нежной девушкой. Она верила в истинную любовь и преданность. Мы доверяли друг другу настолько, что позволили себе впервые за долгие дни расслабиться и доставить толику счастья друг другу. Между строчек ее писем я все еще вспоминал ее кожу, пылающую под миоим пальцами и ее припухшие губы от моих поцелуев. Помню как она выкрикивала в ночь мое имя, как прижимала к себе изо всех сил под самое утро и не желала отпускать даже когда пришло время трогаться с места. Мы искали тебя друг в друге. И я задавался мыслью о том, каким теперь она видит тебя. И мне становилось не по себе от того, что ее чувства к тебе становятся более сестринскими.

Тогда мне было страшно, что Сакура-чан решит будто эта ночная слабость станет началом чего-то большего. Но в итоге нам даже не понадобилось слов, чтобы понять друг друга. И на следующую ночь после этого мы сидели обнявшись под открытым небом, осознавая, что наша дружба не рассыпется, что она от этого станет только крепче, и что мы будем всегда вспоминать эти мгновения как прекрасную слабость и будем ценить их, как и все то остальное, чему больше никогда не суждено повториться.

К моменту возвращения в Коноху, ее письма становились все более и более редкими. Поэтому по прибытии я первым делом отправился в больницу. Но тебя не было в твоей палате. И я не знал, радоваться этому или пугаться. Вы оказались во дворе. Сакура-чан указывала куда-то в сторону горизонта и что-то говорила, лучезарно улыбаясь. Ты смотрел в другую сторону, равнодушно наблюдая за листвой на деревьях. Как только я сделал шаг вам навстречу, ты обернулся. Как будто почувствовал мое присутствие. И мне показалось, что ты снова спишь. Потому что в твоем взгляде я читал немой вопрос. Твои глаза блестели на солнце, и мне показалось, что я увидел в них надежду. Ты так ничего и не сказал, но я улыбнулся и кивнул. Ты склонил голову и, возможно, на малейшую долю секунды, уголки твоих губ приподнялись.

Возможно, мне это всего лишь показалось. Возможно, все это было только в твоих глазах. Спустя несколько секунд, Сакура-чан уже обнимала меня и радостно поздравляла с тем, что я прошел экзамен. А ты опять смотрел только на меня.

Тебе разрешили выходить на улицу, только в сопровождении меня, Сакуры или Какаши-сенсея. Ты был все еще ужасно слаб. Иногда, когда мы сидели в больничном дворе наедине, ты позволял себе опираться на мою руку. Но только иногда, и когда рядом точно никого не было. Ты ни разу не заговорил ни с одним из нас за все это время. Нам не трудно было понимать тебя, потому что ты не был привередлив, ты ничего не просил, не требовал к себе особого отношения. Чаще всего казалось, что ты все еще находишься во сне, в своего рода коме, из которой так и не вышел после того, как мы вернули тебя в деревню. Медики говорили, что с головой у тебя все в порядке, хотя любой другой на твоем месте давно бы свихнулся. Они говорили, что их бы даже насторожило, если бы ты сразу пришел в себя и стал бы прежним.. похоже, им вполне нравилось то, каким ты стал. Это обещало минимум проблем.

Ты не проявлял ни малейшего желания тренироваться. Ни разу. Мы с Какаши-сенсеем рассказывали тебе о тренировках и наших миссиях, но ты похоже не проявлял интереса. Из-за этого мне становилось все труднее и труднее воспринимать тебя, как прежнего. Раньше ты был вызовом для меня. Одно только твое существование. Твои техники, твоя ловкость, твоя хладнокровность.

Старушка Тсунаде сказала, что тебе больше нечего делать в больнице. Что она итак продержала тебя там дольше, чем требовалось. Но и одного тебя отпустить она тоже не могла. Какой бы дружелюбной не была наша деревня, но твое освобождение могла бы воспринять в штыки. Сакура-чан хотела предложить тебе переехать к ней, но ее родители никогда бы не позволили ничего подобного. Они и без того с трудом мирились с тем, что один из ее лучших друзей демон-лис, а другой беглый ниндзя. Какаши-сенсей не так часто бывал дома, чтобы приглядывать за тобой, у него было слшиком много миссий. Не думаю, что были другие желающие пожить с тобой. Одним словом, как только старушка Тсунаде завела разговор о твоей выписке, я уже знал, что ты попадешь под мою опеку.

Из больницы мы уходили ранним утром. Сакура-чан любезно предложила свою помощь в обустройстве нашего нового жилища. За последние несколько месяцев я так и не успел навести порядок в своей новой квартире. Старая была для меня слишком мала, к тому же хозяин был только рад избавиться от меня. Из-за продолжительных поисковых миссий я почти не появлялся дома. Ночевал у Какаши или Ируки-сенсея. Потом снова отправлялся на миссию. Теперь, с твоим возвращением, моей кочевой жизни приходил конец. Теперь, на какое-то время, ты становился моей миссией.

За тобой все равно продолжали следить. Кто-то из медиков заходил к нам домой. Чаще всего неожиданно. Сам я не видел, но чувствовал, что за домом следят Анбу. Было бы смешно предположить, что тебя вот так вот просто предоставят самому себе. Но ты, как будто, ничего этого не замечал. Или просто не обращал внимания. Я постоянно чувствовал на себе твой пронзительный взгляд. Но ни разу это не был шаринган. Мне даже стало казаться, что я придумал его.

Какаши-сенсей начал брать тебя с собой. Он говорил, что на тренировки и на простейшие миссии. Я опять не стал ничего уточнять. Наверняка это была очередная идея старушки Тсунаде, чтобы примирить жителей деревни с твоим возвращением. Хоть ты и не проявлял ни малейшего желания в общении, но и без дела тоже сидеть не мог. Ты должен был активно участвовать в жизни общества, чтобы доказать свою лояльность Конохе. Не знаю, чего они хотели добиться, ведь даже до твоего исчезновения ты не особенно проявлял желание общаться. Да и в твоей верности Конохе я тоже сомневался. Мне легче было поверить, что теперь тебе вообще было все равно, где ты находишься, с кем, и что будет дальше.

Твой первый кошмар в нашем новом доме случился после одной из ваших тренировок с Какаши-сенсеем. Не знаю, было ли связано одно с другим, но за последние несколько недель ничего подобного не случалось. Я оказался в комнате еще до твоего первого крика. Как будто все это время только и ждал, что это произойдет. Ты просто кричал и метался по кровати пока я не поймал тебя и не прижал к себе. Не знаю, как с твоими приступами справлялись в больнице. Но ничего из того, о чем рассказывали медики раньше, во время наших посещений, не произошло. Ты проснулся практически сразу, стоило мне только прикоснуться к тебе. Но вместо того, чтобы оттолкнуть меня, как произошло бы раньше, ты вжался в меня всем телом. Ты дрожал, тело твое горело. Я не знаю, был ли ты испуган или в ярости, потому что ты впервые с момента своего возвращения прятал от меня свои глаза. Голова твоя опущена, а твои пальцы переплелись с моими.

Наверное, именно в этот момент я и понял, как сильно хочу защищать тебя. Особенно теперь. Когда ты вернулся. Когда ты остался.

Той ночью ты так и остался на моих руках. Ты уснул, а у меня не хватило смелости отпустить тебя и уйти. Утром, за завтраком, ты вопросительно смотрел на меня, как будто спрашивал, что я обо все этом думаю. Но мой ответ был таким же безмолвным, как и твой вопрос. После той ночи я иногда позволял себе оставаться спать вместе с тобой. Но только после того, как ты уже засыпал. И уходить я тоже старался до того, как ты проснешься.
Когда наступила первая весна с момента твоего возвращения, старушка Тсунаде наконец-то осмелела настолько, что позволила мне отправиться на миссию. И самое главное, она позволила тебе остаться одному, без моего присмотра. Конечно, до конца один ты бы не остался все равно. С неугомонной Сакурой-чан, с тренировками Какаши-сенсея и недремлющими Анбу. Но у меня даже и мысли не возникло о том, что тебя может не быть здесь после моего возвращения. Ты проводил меня до двери, твой взгляд не отпускал меня ни на мгновенье.

Мне опять хотелось сказать что-то, заполнить эту гнетущую тишину своим голосом. Но я просто кивнул тебе на прощанье, покидая Коноху вместе со своей чунинской командой. Я знал, что ты провожал меня взглядом до тех пор, пока я не скрылся из вида. И, может быть, даже дольше.

Во время моего длительного отсутствия мне очень не хватало писем от Сакуры-чан. Хотя особенно скучать и предаваться размышлениям времени не было. После продолжительного и вынужденного простоя, я наконец вновь занимался тем, о чем мечтал. Мне казалось, что я брался за выполнение новых заданий с большей пылкостью и безрассудством, чем, когда был мальчишкой. Это было моей второй кожей.
Но еще я был бы таким же глупцом, как в детстве, если бы не понимал, что в большей степени мною двигало желание поскорее завершить миссию. Не только ради блага Конохи или нашего заказчика. Ради того, чтобы вернуться к тебе. Чтобы рассказать обо всем, что увидел за месяц отсутствия, обо всех тех немыслимых ощущениях. Когда мы останавливались на отдых, то я иногда не мог уснуть, представлсяя себе, что тебе снится кошмар, а меня нет рядом, чтобы разбудить тебя. Это только придавало сил двигаться дальше.

Перед самым окончанием миссии случилось нечто, что задержало нас на несколько дней. Мы не могли двигаться дальше и вынуждены были осесть. Это были самые длинные дни в моей жизни. Когда мы не могли послать о себе весточку, да и сами были достаточно беспомощны и бесполезны.

На старушке Тсунаде лица не было, когда мы вернулись, хотя она изо всех сил старалась этого не выказывать. Мне даже самому за себя стало страшно. Они с Сакурой-чан умели вселять в меня ужас.

Домой я бежал изо всех сил, мне казалось, что любая минута промедления может стоить целой жизни. Никогда еще Коноха не казалось мне настолько приветливой и уютной в свете ночных фонарей.

Ты стоял в гостинной, лицом к двери, когда я ворвался в квартиру и, не обращая внимания на удивленного Какаши-сенсея, ютившегося где-то на диване, бросился тебе на шею. Я успел заметить испуг в твоих глазах. Должен ли я был расценивать это как радость от того, что я наконец вернулся или твой взгляд вообще предназначался не мне, и ты еще спал, как неустанно твердили все медики вокруг, а твои осознанные взгляды были всего лишь плодом моего воображения?.. Это не имело никакого значения. Только не сейчас, когда я обнимал тебя после завершенной миссиии, позабыв о существовании всего остального. Я прижимался к тебе изо всех сил, запуская пальцы в твои волосы, и тогда.. ты обнял меня в ответ. Не с такой силой и отчаяньем, как я, но тоже крепко.
Наверное, именно тогда я впервые понял, что у меня есть дом. Что у меня есть те, к кому возвращаться. У меня есть ты.

-Усуротонкачи, - раздалось у самого моего уха, и ты облегченно вздохнул вслед своим словам.

Это были твои первые слова. Наверное, именно поэтому я забыл как дышать в твоих объятиях. Я все ждал и ждал, когда ты скажешь что-то еще. Или повторишься. Но ничего не произошло. Какаши-сенсей изумленно смотрел в нашу сторону. Мне даже представлять не хотелось, что тогда происходило в его голове.

Я отстранился от тебя, чувствуя, что твои руки ослабевают ровно настолько, чтобы позволить мне только немножко отклониться назад.

Ты выглядел уставшим. Под глазами у тебя снова появились синяки. Будто ты не спал ночами. Твоя кожа приобрела менее болезненный цвет. Вероятно, тут сказывались ваши тренировки с Какаши-сенсеем на свежем воздухе. А твои губы.. Они были на расстоянии одного вздоха от моих.

И я понял, что у меня появилась ещё одна миссия. Я должен был услышать твой смех.

И каким бы сложным это не казалась на первый взгляд, это было выполнимо.

Потому что мне было к чему стремиться.

Потому что после завершения каждой новой миссии меня ждал ты.

Такой же, как и сейчас.. на расстоянии всего лишь одного вздоха.
Или даже ближе..