Гарри провел в доме своих родственников три недели, а теперь приехал в уже свой дом на площади Гриммо, после довольно тяжелого, нервного и опасного пятого курса в школе Хогвартс. В дом, который достался ему от недавно погибшего крестного Сириуса Блэка.
Гарри нервно расхаживал по своей комнате и даже не мог вспомнить, сколько дней он провел в ней, ни с кем не разговаривая. Никто не беспокоил его, не интересовался его самочувствием и тому подобное. И в некоторой степени, он был, конечно, рад, ведь у него появилось время для действительно серьезных размышлений о той битве с Министерстве. Той ночи, когда погиб его крестный отец, и, что еще хуже, он почти потерял свою лучшую подругу Гермиону.
И это было именно тем, что напугало его больше, чем даже мог себе представить.
Когда он находился на Тисовой улице, то был предоставлен сам себе и тоже обдумывал произошедшее, но он не знал всех фактов. Теперь же, на площади Гриммо, у него появилось гораздо больше времени на обдумывание непонятных головоломок, и осознания, что ему нужно больше сведений, чтобы прийти к каким-нибудь выводам. К тому же ему было очень стыдно за то, что накричал на Гермиону, когда прибыл сюда. И вот он наконец-то решил пойти и извиниться, а также рассказать о своих размышлениях и дальнейших планах.
Спустившись на этаж, где располагалась комната девочек, Гарри остановился и огляделся. Затаив дыхание, он прислушивался к любому звуку, который мог бы подсказать ему, что он не единственный, кто был не в постели в два часа ночи. Убедившись, что все в порядке, он неспешно подошел к комнате, где Гермиона остановилась вместе с Джинни Уизли. Осторожно открыв дверь, он аккуратно протиснулся внутрь. На цыпочках подойдя к кровати Гермионы, несколько мгновений он наблюдал за мирным ангельским видом спящей с распущенными волосами подруги. Гарри заметил на ее губах спокойную улыбку, видимо, ей снилось что-то приятное, но затем, набравшись храбрости, мягко потрепал ее за плечо. Когда Гермиона начала просыпаться, Гарри бросил невербальные чары, надеясь, что девушка на соседней постели не услышит их и не проснется. Порадовавшись, что Гермиона его узнала и поняла необходимость в тишине.
— Мы можем поговорить? Давай спустимся на кухню, — прошептал он ей на ушко.
Гермиона кивнула, и после того, как Гарри покинул комнату, она быстро собралась, чтобы последовать за ним на кухню, которая была на два этажа ниже.
Гермиона, впрочем, как и остальные, кто был в курсе, что крестный Гарри погиб в битве в Отделе Тайн, получила указание не беспокоить Гарри, пока он будет у своих родственников. Не писать и ничего не посылать ему. Им приказали вообще не связываться с ним. Первые несколько дней каникул она с трудом пыталась придерживаться инструкций, ведь она же практически преклонялась перед авторитетом Дамблдора, хотя и понимала, что Гарри будет в ярости.
И это оказалось правдой. Он действительно был зол на всех, потому что его оставили за бортом текущих событий, и особенно из-за того, что касалось ее здоровья. Его крики по приезду заставили всех не беспокоить его, и даже она (вопреки здравому смыслу) тоже оставила его в покое и поприветствовала только тогда, когда он спустился к ужину. И сейчас, когда она направлялась в кухню, чтобы поговорить, то подумала, что, возможно, Гарри захочет рассказать о своей потере. Все взрослые обсуждали это, неоднократно повторяя, как он тяжело (на самом деле) переживает смерть Сириуса.
Гарри наполнил чайник и молча поставил его на плиту. Гермионе может понадобиться чашечка чая, после того, как он все ей расскажет. Он как раз приготовил две чашки свежезаваренного чая и поставил их на стол, когда Гермиона присоединилась к нему.
— Гарри, что случилось? Надеюсь, что-то важное, что ты решил обсудить это ночью? — присаживаясь за стол, поинтересовалась она. — Ты хочешь поговорить о Сириусе?
Гарри улыбнулся, подавая ей чашку с чаем.
— Гермиона, как хорошо ты знала Сириуса?
Гермиона посмотрела на него, удивляясь такому странному вопросу, ведь он же точно знал, как долго и насколько хорошо она знала этого мужчину. — Эм, не очень хорошо, а что?
— Значит, ты знала его достаточно хорошо, чтобы быть полностью опустошенной и разбитой из-за его смерти? Только честно, — сказал Гарри.
— Ну, я… то есть... нет, не совсем, но опять же, почему ты спрашиваешь? — в ответ поинтересовалась она, не понимая к чему он ведет.
— Я скоро дойду до «почему», так ты не знала его достаточно хорошо? — между глотками снова спросил Гарри.
— Нет, не знала, но почему… — но тут он прервал ее.
— Так почему создается впечатление, что все думают, что я знал его лучше, чем ты. Я хочу сказать, что ты, Джинни и Рон общались с ним гораздо больше времени, чем я. Все эти хождения вокруг да около просто сводят меня с ума. Ты же знаешь, что я практически не знал Сириуса, несмотря на то, что он был мои крестным, не говоря о том, что я без понятия, кто моя крестная. Сомневаюсь, что за все время с момента его освобождения мы провели вместе часов пять или шесть. И за все это время вряд ли перекинулись больше, чем парой слов. Я хочу сказать, мне нравилась идея жить с ним, но я был бы рад мысли жить с кем угодно, даже с троллями, пока бы находился как можно дальше от чертовых Дурслей. Каждый из них заставляет чувствовать себя виноватым за то, что не скучаю по нему, так как они это преподносят, — Гарри наблюдал, как в ее глазах появляется понимание.
— Так ты прячешься ото всех, потому что не хочешь, чтобы они знали, что на самом деле ты не грустишь? — воскликнула она.
— Ну, вообще-то, я не прятался, просто все избегали меня, как чуму. Поэтому я оставался в своей комнате, в любом случае, это сейчас не важно. Я хочу поговорить с тобой кое о чем, только хочу предупредить, что тебе это может не понравиться, — покраснев, объяснил Гарри.
Гермиона сделала глоток чая, а затем, глубоко вздохнув, будто собираясь, произнесла:
— Я слушаю.
Гарри осмотрел комнату, как будто собирался начать расхаживать, пока будет говорить, но решил, что это может выглядеть грубо. Глубоко вздохнув, он решил больше не тянуть.
— Я размышлял о той ночи в Министерстве, а если точнее, то думал о тебе. Прости, что накричал, когда приехал сюда, — Гарри поднял руку, не давая тем самым ей ничего сказать. — Как я и сказал, прости, что накричал на тебя, единственное, что хоть как-то это оправдывает, так это то, что я завидовал. Я завидовал тебе и Рону, потому что, пока вы были здесь, я застрял у Дурслей. И еще, я ревновал каждый раз, когда ты оставалась с Роном наедине. Когда ты не писала, я убедил себя, что ты отправилась в Нору, чтобы провести время с Роном, так что я взревновал и разозлился. И хочу извиниться за это, понимаю, что не должен чувствовать себя так. Но, когда я увидел, как ты падаешь там, в Министерстве, у меня было время понять и осознать свои чувства, и то, что ты значишь для меня. Понимаю, что я только подросток и мне очень жаль, если тебе это будет не по вкусу, но я влюблен в тебя и ничего не могу поделать с этим. Ну, это именно то, что я хотел сказать тебе. Надеюсь, что мы сможем остаться друзьями после этого, — глубоко вздохнул Гарри, его руки тряслись, пока он пытался взять чашечку чая, чтобы сделать глоток.
Гермиона несколько минут молча смотрела на Гарри, что заставляло его чувствовать себя некомфортно и начать ерзать на стуле. Спустя некоторое мгновение, которое для Гарри длилось часы, она начала говорить.
— Я… эм, ну… то есть, вау! — все еще смотря на Гарри, произнесла она.
Гарри абсолютно не представлял, что же ему нужно сейчас делать, после того как признался ей, хотя уже слегка начал жалеть, что это сделал.
— Что ж, оставлю тебя в покое и отправлюсь обратно в комнату, — заикался он.
Как только он попытался встать со стула, Гермиона схватила его за руку.
— Притормози, Гарри Джеймс Поттер, ты не можешь просто так поднять меня среди ночи, сказать, что влюблен в меня, а потом просто взять и сбежать, оставив меня сидеть здесь.
Покрасневший Гарри опустил взгляд на стол и признался.
— Я так долго думал над тем, как скажу тебе, но никогда не размышлял над тем, что произойдет после.
— Вот это больше похоже на моего Гарри: сначала нырнет, а только потом проверит воду, — рассмеялась она. — И что же нам теперь делать, то есть, я хочу сказать, что ты мне очень нравишься Гарри, но мы не сможем даже попытаться начать встречаться, пока застряли здесь, — улыбаясь его смущению, произнесла Гермиона.
— Не знаю, я просто… мы можем попробовать быть больше, чем друзьями, — предложил Гарри.
— Ты просишь меня стать твоей девушкой? — слегка покраснев, спросила Гермиона.
— Эм-м, да, только если это то, что ты хочешь? — нерешительно произнес он.
Гермиона робко улыбнулась: она ожидала, что Рон предложит ей. И была в курсе, что тот давно влюблен в нее, но при это даже не заподозрила, что может нравиться Гарри. Не тогда, когда каждая ведьма от одиннадцати до ста лет охотно бы присвоили его себе. Особенно парочка симпатичных девушек, которые были в школе. Ведь она влюбилась в него еще на третьем курсе, во время полета на Клювокрыле, но только этим летом она подумала, что он никогда не посмотрит на нее так, а потому нужно рассматривать Рона, как потенциального парня, а теперь ее мечта сбылась. — Хорошо, — ответила она.
— Ты имеешь в виду, что будешь моей девушкой. Эм… можно тебя поцеловать? Я хочу сказать, что мечтал о поцелуе со Святочного бала, когда увидел тебя, такую красивую. И нам не надо ходить на свидания, чтобы получше узнать друг друга. То есть, я имею в виду, что ты, похоже, итак прекрасно знаешь и понимаешь, что я думаю и чувствую, так что, мне кажется, что мы уже прошли эту ступень. Грубо говоря, мы прожили вместе практически шесть лет, ну, за исключением время для сна, так что мы можем вообще не встречаться, а сразу обручиться или даже пожениться, — пробормотал Гарри, улыбнувшись.
Гермиона положила пальчик на его губы и прошептала:
— Хватит бормотать и поцелуй меня.
До этого она никого не целовала, за исключением поцелуя в щечку Гарри на вокзале, ну и ее никто не целовал (за исключением мамы, папы и остальных родственников, ну и Виктора Крама), но ото всех это был просто вежливый или отеческий вид поцелуя в щечку. Глубоко вздохнув и понимая, что сейчас будет ее первый романтический поцелуй, она улыбнулась и подалась вперед.
Гарри приподнялся и нежно коснулся губ Гермионы. Все клише, которые Гермиона встречала в романах матери, произошли с ней в тот момент, когда их губы соприкоснулись: земля содрогнулась, кровь потекла, словно лава по венам, фейерверки в глазах, желудок сделал сальто, и она поняла, что если бы она в этот момент была на ногах, то непременно бы упала: в коленях была невероятная слабость.
Гарри прервал поцелуй и откинулся на спинку стула, прежде чем улыбнуться Гермионе, которая не шелохнулась с того момента, как он разорвал контакт их губ. Ее глаза все еще были закрыты, на лице огромная улыбка. Предположив, что она, похоже, наслаждалась первым поцелуем, Гарри занял более удобное положение и снова поцеловал ее. Но вместо того, чтобы поцеловать ее так же, как и в первый раз, он позволил своим губам приоткрыться еще немного, а затем осторожно прижался языком к ее губам, медленно проводя им из стороны в сторону. Спустя мгновение, ее рот открылся и их языки начали ласкать друг друга, после чего они неосознанно двинулись на встречу друг другу. Ее руки обвились вокруг его шеи, в то время как Гарри левой рукой обхватил ее за талию, крепко прижимая к своему телу, а другой рукой зарылся в ее волосы.
Гермиона никогда такого не чувствовала, она даже не представляла, что такое может быть. Она витала в облаках, ее сердце было готово вырваться из груди, а разум отключился. Наконец-то Гарри оторвался от нее, и Гермиона начала медленно приходить в себя.
— Я люблю тебя, Гарри, — прошептала она, не осознавая, что произносит это вслух и теперь ее давно хранимый секрет раскрыт.
Гарри немного читал и видел, как актеры целуются в кино. И именно благодаря этому он узнал, как нужно это делать. Но чего он не ожидал, так это того, какую реакцию это действо произведет на его тело. Невероятно приятные чувства, совершенное незнакомые ему, атаковали его, заставив ум зайти за разум, пощекотали нервы и заставили кровь бежать в другом направлении. Кажется, вся кровь покинула его верхнюю часть тела и направилась в другой анатомический орган. Он ощутил невероятное сильное желание, как физическое, так и психологическое — сделать эту женщину своей спутницей жизни, он захотел, чтобы она родила ему детей и состарилась вместе с ним. Он чувствовал, как его магическое ядро начало расти и расширяться, освобождаться, а затем медленно его голова снова начала соображать.
— Вау, — все, что он смог сказать. Гермиона все еще была лишена дара речи. Она все еще витала в облаках, ее тело приятно покалывало от этих невероятных ощущений, затопивших все ее существо.
Прошло около получаса, когда Гарри предложил им вернуться в постель, прежде чем его желание возьмет над них верх. Хихикая, утром они решили продолжить с того места, на котором остановились. Держась за руки, они подошли к комнате Гермионы, у которой разделили еще один страстный поцелуй, прежде чем она, мечтая, отправилась в постель. Ее мечта стала реальностью. Уже лежа в постели, она не могла перестать улыбаться, надеясь во сне увидеть своего Гарри и ощутить все то, что его поцелуи творили с ней.
Гарри выполнил своего рода танец победителя, пока поднимался в свою комнату, и даже не мог представить себе, когда был еще так счастлив. Гермиона сказала, что любит его. Он понял, что когда она сказала это, то не предполагалось, что он это услышит, но даже сейчас был уверен, что она поняла, что произнесла это вслух. Первым человеком, который признался ему в любви, оказалась девушка, которая фигурировала в его мечтах и самых приятных снах. Девушка, в которую он определенно влюблен. Он был самым счастливым парнем на всей планете.
Гарри и Гермиона встали позже обычно и спустились позавтракать. Миссис Уизли подозрительно наблюдала за ними, пока они застенчиво желали доброго утра друг другу. После завтрака Гарри поинтересовался у Гермионы — не хочет ли она позаниматься в библиотеке. Минут через пять после того, как они пришли в комнату, их поцелуи были прерваны вошедшей миссис Уизли, которая, хоть и не застала их за делом, но бросила еще один мрачный и подозрительный взгляд.
Но их пребывание в библиотеке вскоре было закончено матриархатом семейства Уизли, заставившей ребят отправиться на помощь в уборке одной из комнат на верхнем этаже. Целую неделю, как только им выпадал шанс побыть вдвоем, миссис Уизли находила их и давала какое-нибудь задание. Чаще всего отполировать или очистить что-то, что на самом деле в этом не нуждалось. В субботу вечером Гарри сумел всего на несколько секунд задержать Гермиону перед дверью ее комнаты и разделить с ней короткий поцелуй за весь день, и это были единственные мгновения, которые они смогли провести наедине, чтобы только приблизиться к поцелую. И затем, чувствуя сильную досаду на Уизли, он направился к себе в постель. Приблизительно час спустя, после того как он устроился в постели, его разбудила Гермиона, которая наконец-то дождалась, когда Джинни уснет, чтобы без проблем пробраться в его комнату.
Держась за руки, парочка обсудила раздражающую обоих миссис Уизли. Гарри бесило то, что он воспринимал как вмешательство миссис Уизли в их жизнь. Он рассказывал об этом Гермионе, когда в его комнату постучалась вышеупомянутая особо и поинтересовалась, один ли он. Теперь уже раздраженная Гермиона быстро поцеловала его, а затем открыла дверь спальни, чтобы встретиться с сердитой Молли Уизли. Она, конечно, попыталась объяснить, что они просто болтали, но та ничего не хотела слышать. Быстро проводив Гермиону в комнату, она вернулась к Гарри, сказав ему, что он делает из Гермионы распутную девушку, а затем вышла и захлопнула дверь. Перед тем, как отправиться в свою комнату, Гарри услышал, как она наложила защитные чары на дверь.
Следующим утром во время завтрака Гарри сел рядом с Гермионой, демонстративно держа ее за руку, выказывая свое неповиновение. Тогда миссис Уизли принялась ругать и обвинять Гермиону в том, что она распутная девушка. Гарри, с трудом сдерживая свой гнев, хлопнул по сторону ножом и вилкой, а затем, резко отодвинув стул, отправился на кухню за стаканом холодного сока в надежде немного успокоиться. Но когда он вернулся за стол и медленно принялся за завтрак, миссис Уизли решила снова открыть рот.
— Рональд, днем мы перенесем твою кровать в комнату Гарри. С этого момента ты будешь спать там. И даже не вздумайте начать спорить, — сказала она своим тоном «я тут главная».
Рон даже и не пытался скрыть свое удовольствие от того, что его мать стремится держать Гарри и Гермиону как можно дальше друг от друга. К тому же он решил, что Гермиона Джин Грейнджер будет его, и никто не имел права вставать между ним и его будущим, которое он себе уже хорошо представлял. Он с радостью будет вставлять им палки в колеса, или звать мать в комнату, если застанет их. В конце концов, Гермиона будет его. Гарри женится на Джинни, так сказала мама. И они все будут одной большой счастливой семьей. Так что он особо и не скрывал свою ревность и злорадство, сидя за столом. — Конечно, мама, я с радостью составлю им компанию, когда ты занята, — с огромной самодовольной усмешкой произнес он.
И это стало последней каплей для Гарри, так что, хлопнув тарелкой по столу, он повернулся к Рону.
— Ты не перенесешь свою кровать ко мне в комнату, не говоря о том, что и спать ты там тоже не будешь. Я и так в школе вынужден терпеть твой чертов оглушительный храп.
Но как только Гарри присел на место и глубоко вздохнул, то услышал, как миссис Уизли фыркнула, а затем, уставившись на него, через стол произнесла:
— А теперь, перестань спорить, Гарри, я сказала, что Рон будет спать в твоей комнате, до тех пор, пока вы не отправитесь в школу. И больше никаких глупостей, я не потерплю подобного поведения под этой крышей, — сказала миссис Уизли, как будто все на самом деле этим и закончится.
Гарри снова встал, но теперь еще и взяв Гермиону за руку, потянул ее прочь из-за стола и, отойдя к раковине, сердито посмотрел на миссис Уизли.
— Я не знаю, кем вы, черт возьми, себя возомнили, чтобы сидеть в iмоем/i доме, оскорблять iмою/i девушку и диктовать iмне,/i что делать. Но это iмой/i дом, а не ваш. И тут вы не можете мне указывать, что я могу, а что не могу сделать. А теперь я хочу, чтобы вы убрались из iмоего/i дома. Вам больше не рады в этом доме, всем вам. Все Уизли, а также остальные члены это чертового ордена, можете пойти и поискать себе другое жилье, и найти еще кого-нибудь, кого еще можно обворовать. А теперь, вон отсюда, вам тут больше не рады! — закричал Гарри, полностью потеряв самообладание.
Как только он замолчал, откуда-то из-за стен раздался скрип, который постепенно становился все громче и громче, а затем огромная магическая сила, которая, казалось, исходила от самих стен, вышвырнула Уизли из столовой. Гарри и Гермиона завороженно наблюдали, как рыжеволосое семейство вынужденно направлялось к парадной двери, а затем оказалось вышвырнутым на улицу. Мощный грохот раздался в тот момент, когда все чары и щиты, установленные Дамблдором и другими членами Ордена, оказались снесены, а на их месте появились собственные защитные чары. Чувствуя гнев хозяина, дом принял осадное положение, используя защиту, которая была встроена в саму суть здания, чтобы защитить семью, воздвигая такие щиты, о которых ни Дамблдор, ни Волан-де-Морт даже не знали, поэтому не смогли бы сквозь них прорваться.
Артур Уизли отдыхал после нескольких ужасно тяжелых дней в Министерстве, когда оказался грубо разбужен и вытолкнут из постели прямо в пижаме на улицу перед дверь дома на площади Гриммо, 12. Он сидел на тротуаре, непонимающе глядя на уже невидимый дом.
— Что только что произошло? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил он.
— Что ж, мама начала выходной с того, что принялась оскорблять Гермиону перед Гарри, который является ее парнем. Затем она снова попробовала — с помощью переселения Рона в комнату Гарри — держать этих двоих подальше друг от друга, что было против желания Гарри. В довершение всего, она пыталась указать Гарри на то, что он может и не может делать в своем собственном доме. Думаю, что это вполне точно описывает ситуацию, — сказала Джинни, хмуро поглядывая на мать.
— Джинни, дорогая, что ты имела в виду, когда сказала «снова попробовала держать этих двоих подальше друг от друга», — переводя взгляд между Джинни и своей женой, спросил Артур.
— С того момента, как мама поняла, что они влюблены друг в друга и уже целовались, она придумывала разные вещи, чтобы держать их по отдельности. К тому же поместила щитовые чары на дверь спальни Гарри, заставляла убираться в комнатах, полировать мебель и все такое. И не позволяла им оставаться в одной комнате наедине. Они не провели ни одной свободной минуты за целую неделю. С того момента, как Гарри предложил Гермионе стать его девушкой, с ними постоянно были либо мама, либо Рон. Они постоянно за ними следили. А этим утром, первое, что мама сделала, так это обвинила Гермиону в том, что она распутная девушка. Не знаю, почему она была такой жестокой и строгой, как будто мы в прошлом веке живем, — ответила Джинни, стараясь быть честной со своим отцом.
Все еще не отдохнувший Артур посмотрел на жену, которая стояла на дорожке, в тапочках и завязанным передником, глядя туда, где, по ее мнению, должен был находиться дом.
— Что ты наделала в этот раз, ты, чертова глупая женщина? — раздраженно выдохнув спросил он.
Прежде чем она попыталась ответить, все их сундуки, одежда, книги, обувь, бумаги, а также документы Ордена, и все остальное, ему принадлежащее, начали падать перед ними, появляясь буквально из ниоткуда. — Ты действительно постаралась в этот раз, — буквально прорычал он.
— Но они становились все ближе друг к друг, к тому же целовались и всякое такое, — ответила Молли, будто это являлось достаточным оправданием того, что они оказались на улице.
— Им по шестнадцать лет, им можно целоваться и даже больше — они могут пожениться, если захотят, — раздраженно выпалил Артур.
— Но она целовала Гарри, а он вообще-то должен был целовать Джинни, а не ее, — сказала миссис Уизли.
— Ты глупая, высокомерная, чертова безмозглая дура! Ты не можешь делать выбор за них. Хватит цепляться за свою идиотскую идею об одной большой счастливой семье, поскольку если ты этого действительно хочешь, то у тебя совсем нет мозгов, женщина! Тот факт, что в твоем доме, в Норе, все идет, как ты того хочешь, абсолютно не означает, что у тебя есть право управлять жизнью чужих детей. Мне действительно нужно тебя отправить в психиатрическое отделение в Св. Мунго или как? И что нам теперь делать? — выпалил Артур, буквально закипая от злости на свою буквально сумасшедшую жену.
— Эм, пап?
— Да, Рон, что, черт возьми, еще случилось?
— Значит ли это, что я не закончу свой завтрак? — спросил Рон.
Артур Уизли просто опустил голову и покачал ею.
— Не задавай таких глупых вопросов, глупый жадный поросенок. Почему я? За что мне все это? — тихо спросил он, подняв взгляд в небеса в надежде на ответ.
А внутри дома Гермиона попросила Гарри объяснить, что же только что произошло. Он не собирался говорить об этом, но именно зависть и ревность Рона подтолкнула его к этому шагу. Мысль о том, что Рон постоянно завидует и ревнует ко всему, что есть у Гарри, даже не подумав, чего ему это стоило. А на вершине всего этого странная женщина, считавшая себя здесь полноправной хозяйкой, которой к тому же дозволено вмешиваться в жизнь других людей, из-за чего он в конце концов потерял самообладание.
Осознав и приняв тот факт, что ему не справиться без поддержки Гермионы, он неохотно отвел ее в гостиную, где передал свой первый в жизни финансовый отчет. Он получил его в начале недели из Гринготтса. Из него и узнал, что Уизли живут в его доме, едят его еду, пользуются его деньгами, портят ему каникулы и по-королевски тратят его время для поцелуев. И все это без его разрешения, никто даже не поинтересовался его мнением.
Гермиона была потрясена количеством потраченных средств Гарри за это время. Деньги на еду и напитки, которые употребляли члены Ордена Феникса, и потраченные Уизли, не говоря уже о многочисленных предметах одежды, включая новые школьные мантии, учебники и другие школьные принадлежности. Мистер и миссис Уизли обновили гардероб, была куплена куча безделушек и всего прочего, не говоря о том, что две новые метлы тоже были оплачены Гарри. Несколько тысяч галлеонов были потрачены за практически только начавшиеся каникулы. Гарри сказал, что закроет на это глаза, но не собирается в дальнейшем позволять кому-либо оскорблять ее, не говоря уже о том, чтобы устанавливать свои правила в его доме.
Ничего не сказав, Гермиона отвернулась от него, на ее лице отразилось глубокое возмущение, а затем, сконцентрировавшись, она направила палочку в сторону лестницы и произнесла:
— Акцио все, что относится к Уизли и Ордену Феникса, — и как только вещи начали влетать в комнату, лёгким поворотом запястья, она выбросила все, кроме новых метел, в ближайшее открытое окно. С удовлетворенным вздохом она повернулась к Гарри. — Так, и на каком месте мы остановились, когда нас так грубо прервали?
С довольными улыбками они вернулись за стол, где Гарри притянул Гермиону к себе на колени. Следующие несколько минут они провели, заканчивая завтрак, а затем перешли к поцелуям, дабы скомпенсировать вынужденные перерывы.