Яблоко

(написано после первого сезона)

Давным-давно, далеко отсюда, в Райском саду, стояло Древо Познания. Цвело, и плодоносило, и роняло плоды на шёлковую райскую траву, и никто не смел подбирать их, и они валялись, сморщенные, потемневшие, пока совсем не превращались в плодородную райскую землю, до тех пор как Змей не сделал Еве предложение, перевернувшее мир.
Я надеюсь, что ты окажешься догадливее, ведь ты признанный гений, как-никак.
Потому что гордость никогда не позволит мне сказать прямо, не позволит сдаться на твою милость, не позволит упасть перед тобой на колени и попросить - позволь мне... Нет. Догони меня. Победи меня. Покажи мне моё место. Поставь меня на колени сам. Не попроси - потребуй. Возьми. Одолей и возьми, вырви победу.
Держи меня крепко, покажи всю свою силу и настойчивость, войди в меня, запусти свои крепкие белые зубы в хрустящий бок яблока, так, чтобы брызнул алый сок. И учти - у меня тоже есть зубы. Я никогда не прекращу сопротивляться.
Учти, я играю всерьёз. Я дразню тебя и задираю, разменивая при этом настоящие жизни, тайно желая, чтобы ты победил меня, но не допускаю даже тени мысли о том, чтобы сдаться. Я хочу вызвать в тебе настоящую ярость, заливающую красным всё перед глазами, пробуждающую неистовую силу и неожиданные желания.
Отнять то, что больше всего дорого. Поманить тем, чего ты больше всего жаждешь. И получить то, чего жажду я.
Великая ирония двух половинок ключа... мы не только идём к одной цели, так или иначе помогая друг другу, мы как двое влюблённых с половинками разломленного надвое талисмана в виде сердца. Я часто представляю нашу близость, и не раз в моём воображении ты разрывал сорочку у меня на груди, а потом проклятые ключи принимали непосредственное участие в наших играх. Мне нравилось проводить этим кусочком металла по губам, ощущать его запах и вкус, его неровности, представлять скольжение твоего горячего языка по гладкой коже моей груди, и по острым выступам ключа, и чуть в сторону, к жаждущему прикосновений соску. И как потом будет чувствоваться на моих губах твой вкус с оттенком старого металла и моей собственной крови.
Твой мальчишка отнял у меня эту радость - видеть, как вспыхнут твои глаза при виде находки. Ты сорвал ключ в спешке, царапнув ногтями кожу, посылая по моему телу пронзительный разряд возбуждения, хотя я и так был возбуждён до предела: привязанный к дереву, с кляпом во рту, истомлённый тревожным ожиданием твоего появления. Он чуть не лишил меня возможности умереть от твоей руки, я бы и это принял от тебя, наверняка испытав извращённое удовольствие безумца, даже если бы ты сделал мою смерть мучительной и медленной.
Если бы ты взял меня там, у дерева... даже если бы твои друзья стояли и жадно смотрели как ты расправляешься со мной, и, возможно, я не мечтал бы загнать им колья в глаза, видевшие слишком много... но нет, мне оставалось лишь рычать от бессилия.
Ненавижу мальчишку. Ненавижу друзей твоих и любовников ненавижу. Ненавижу всех их, тех, кто крутится возле тебя, крадёт твою любовь, даже не становясь тебе особенно дорог, я всем им готовлю ад - в своё время. Но они - они ввергают меня в ад ежеминутно. Порой мне приходит в голову, как они касаются тебя, да видит бог, я тебя к тебе самому ревную - ты прикасаешься к своему члену не раз и не два на день, порой по самой глупой и незначительной причине, делаешь это так легко, как мне, наверно, никогда не будет позволено. Я ревную тебя к бумаге, по которой легко скользят твои пальцы, к завязкам рубахи, которые ты бездумно теребишь или прикусываешь. Я... я без ума от твоих рук. От их изящества и силы. Я хочу почувствовать их на себе, в полную силу почувствовать, не случайным дуновением, а встречным ураганом! Ты некрасив лицом, ты нелеп, иногда безумен, но в тебе бушует неукротимый огонь, я хочу в огонь, я хочу в огонь. Налети на меня огненным вихрем!
Но что, если яблокам ты предпочитаешь груши? Что, если моё тощее тело, это клубок жил, острые скулы и тёмные глаза вызовут в тебе не больше желания, чем пучок гнилой соломы? Что, если всё твоё желание, не доставшееся рыжей бестии, перейдёт её мордастому Лоренцо или разойдётся мелочью среди шлюх обоего пола, трущихся в твоей любимой таверне, а мне и крохи не перепадёт?
Я ещё не утратил надежду, пусть одному богу ведомо, что кончится раньше: надежда, одна из наших жизней, или эта моя одержимость тобой. Но пусть мы всю жизнь на волоске от смерти, я никогда, никогда не приду к тебе сам.
Не знаю, поверил бы ты, если бы я сказал, что боюсь за тебя, художник. Враг из меня никудышный, и толкая тебя в пропасть одной рукой, я всегда норовлю подставить другую, чтобы смягчить твоё падение. Какой сосущий ужас я испытывал там, на берегу, зная, что ты один на один с моим отцом, и я бессилен в очередной раз встать между вами, смягчая удар. Мне нужны твои горе и ярость, но не твоя смерть. И вот я трясся от ужаса, одновременно веря, что ты не можешь явиться иначе как героем-победителем.
Но ты вернулся усталым, и разбитым, и побежденным - без ключа. Добыча, преподнесённая друзьями, была как остывшее к твоему приходу блюдо. Ты взял эту проклятую железку, которая висела рядом с крестом, символом поклонения господу, как символ поклонения тебе, как знак нашей неразрывной связи. Ты взял её, поспешно, слишком быстро, слишком рано, и я знал, куда ты так спешишь: на кровавую мессу, навстречу собственной гибели.
Оставив мне две худшие вещи на свете - ждать и догонять.
Я плохо помню, как дождался, и догнал, и подлетел к дверям, крича что-то про гнев господень: собственного гнева во мне было тогда более, чем предостаточно. Страх за тебя, обида на тебя, ревность к рыжей шлюхе, попавшейся под ноги, и борову Лоренцо, с которым ты заперся, - кажется, это не бомбарда выстрелила, это я сам взорвался и разнёс весь мир вокруг.