А в доме, на той половине, где спала прислуга, тревожно шептались полуодетые люди. Старая миссис Лиф плакала и ломала руки. Фрэнсис был бледен как смерть. Прождав минут пятнадцать, он позвал кучера и одного из лакеев, и они втроем на цыпочках пошли наверх. Постучали, но никто не откликнулся. Они стали громко звать Дориана. Но все было безмолвно наверху. Наконец, после тщетных попыток взломать дверь, они полезли на крышу и спустились оттуда на балкон. Окна легко поддались, - задвижки были старые. Войдя в комнату, они увидели на стене великолепный портрет своего хозяина во всем блеске его дивной молодости и красоты. А на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по кольцам на руках слуги узнали, кто это. (c)

- Вас желает видеть... юная леди, сэр.

Его слуга запнулся и смотрел в сторону. Дориан понимал его. Оставалось надеяться, что Фрэнсис запинался не потому, что старался не издать ехидный смешок, а от ханжеского недоумения, которое бывает столь присуще лакеям, которые втайне равняют себя с джентльменами, которым служат. Дориан не имел обыкновения приглашать в свой дом женщин. Для порядочной леди подобное приглашение было бы оскорбительным, а не слишком порядочную незачем приводить в приличный дом. Есть множество других мест, где можно побыть наедине. Его репутация не стоила ломаного гроша, но он всегда старался сберечь то, что от нее еще оставалось.

Так что, возможно Фрэнсис просто был шокирован.

Лучше верить в это, чем воображать, как он веселится в душе, ожидая реакции хозяина дома. Уже несколько недель Дориан не принимал гостей и сам не появлялся на люди. И ни одна душа его за это время не потревожила. Лорд Генри несколько раз присылал слугу с запиской, но когда Дориан наконец неохотно черкнул ему в ответ несколько строк, сообщая, что плохо себя чувствует и пока не может с ним встречаться, успокоился и умолк. Принесли несколько приглашений на обеды, но они несли оттенок формальности, не тот случай, когда отсутствие одного гостя спасет или испортит вечер. Больше никто не справлялся о нем, словно его никогда и не существовало. Плечо почти зажило, оставив на память красную полосу шрама – последнее, о чем стоило беспокоиться. Кое-как взяв себя в руки, он собрал слуг и пообещал удвоить жалованье каждому, предупредив, что если узнает о каких-то лишних разговорах на свой счет, то болтун немедленно окажется на улице без гроша и без рекомендаций.

Он знал, что это только отсрочка, и нельзя ожидать, что никто ни о чем не узнает, никто о чем не расскажет, но он нуждался хотя бы в отсрочке. Прежде чем с кем-то встречаться, стоило хотя бы самому перестать вздрагивать, хотя он видел свое отражение. Когда Фрэнсис брил его по утрам, смотреть на это лицо было невыносимой пыткой. Он старался приучать себя постепенно. Беглый взгляд поначалу, внимательный взгляд попозже, наконец несколько минут упорного лицезрения, мысленно считая до ста, чтобы сохранить здравый рассудок.

А может, и не нужно этот рассудок беречь? Жизнь безумца легка и безмятежна.

Вежливость и высокомерие оставались его броней. Пока хотя бы на слугах нужно отточить умение держаться холодно и спокойно, сохраняя безупречные манеры, не позволяя никому осмеять его за самонадеянность и тщеславие. Он пытался обмануть время? Что ж, время с лихвой поквиталось с ним.

- Сэр?

Фрэнсис неловко переступил с ноги на ногу.

- Сказать даме, что вы никого не принимаете? Она очень настойчива, хотя молода, и похоже, собралась ждать…

Раз камердинер ее не знает, это сужает круг вероятных гостей. Большинство тех экстравагантных, светских дам, которые могли появиться с неожиданным визитом, бывали у него на обедах или приемах.

- И где ее карточка, Фрэнсис?

- Нету, сэр.

Видимо, все-таки дама полусвета, а не леди.

- Она назвалась?

- Да, сэр. Мисс Мертон, сэр.

Он на мгновение потерял дар речи от удивления.

Что ж, по крайней мере она не утопилась в пруду. Но как она его нашла и чего хочет? Если отослать ее сейчас, пожалуй, ему то и дело в голову будут лезть предположения, одно другого невероятнее. Да и кто ее знает, вдруг она так упала духом, что все-таки утопится. Хватит с него мертвых девушек.

- Просите.

Все равно ведь раньше или позже ему придется увидеться лицом к лицу с кем-то из прежней жизни. Почему бы и не Гетти. Может быть лучше она, кого он знал так недолго, чем Гарри, например. Дориану было дурно от мысли о том, каким потрясенным взглядом тот обведет эту рухлядь, в которую был теперь заключен его старый приятель. Сможет ли он выдавить что-то сочувственное? Или скажет что-нибудь иронически-парадоксальное и дальше будет с невыразимой едкостью говорить «мы, старики, должны держаться вместе».

- Мисс Мертон, сэр.

Слуга, поклонившись, вышел, оставив его наедине с гостьей.

Дориан с трудом заставил себя поднять голову и смотреть ей в лицо. Красивая девушка. Глаза, как подернутая легкой рябью озерная гладь, огромные и бездонные. Простоватая, конечно, и странно смотрится в элегантной гостиной в этих своих ботинках, юбке из грошовой материи, корсаже, какой носят только в деревне, неприбранными локонами и еще… странным серым тряпичным узлом в руках. Что это она принесла?

Гостья вскользь глянула на него и принялась оглядываться, что-то высматривая.

Или кого-то.

- Доброе утро, сэр, - наконец выговорила она. – Но э… этот мистер, который проводил меня сюда, похоже, что-то напутал. Я сказала ему, что хочу увидеться с мистером Дорианом Греем.

Дориан поморщился, но повторил про себя, что это просто нужно пережить. Он привыкнет, в конце концов. А пока нужно держаться за остатки достоинства. Это всего лишь Гетти, маленькая крестьяночка, что ему до ее ожиданий? Пусть смотрит.

- Это я – Дориан Грей.

Девушка улыбнулась. Она улыбалась очень мило, но ему не понравилось что-то в выражении ее глаз. Что-то в этой озерной нимфе было… не от озерной нимфы.

- Значит, это ошибка, - сказала она весело, - мне нужны не вы, сэр, а ваш… сын? Или может быть, внук? Нет, наверное сын.

Хотя он старался держаться с достоинством, от унижения краска бросилась ему в лицо.

- У меня нет детей, - сдержанно ответил Дориан.

- Ах вот оно что.

Гостья сделала несколько шагов вперед, аккуратно поставила в углу свой узел, словно только что поняла, что ее визит затянется, и села на кушетку. Отсутствие приглашения присесть ее, видимо, не смущало ничуть.

- Я так и думала, что это ваших рук дело, - заметила она воинственно.

- Что именно?

- Да ладно, я так и подумала, когда Дориан наговорил мне глупостей и умчался, что про нас прознал кто-то из его высокомерной родни и устроил ему жуткий скандал.

- Мисс Мертон, я боюсь, что вы ошибаетесь. Я понимаю, что вы ожидали иного, и объяснения могут звучать невероятно, однако, вам придется выслушать…

- Мистер э… Грей, я хочу поговорить с Дорианом, - прервала она нетерпеливо. – Не нужно меня морочить, я и так понимаю, что вы против, что хотели бы меня сплавить поскорее, и наговорить мне всякого невероятного, но можно я поговорю с Дорианом? А потом уйду, если это потребуется.

- Это я. Можете переспросить у слуг, если у вас есть повод сомневаться.

- Послушайте, сэр, я не сомневаюсь, что слуги у вас говорят то, что им велено.

- Я могу позвонить в колокольчик, и вы спросите, есть ли у меня сыновья. Я ведь не успею предупредить их, верно?

- Верно. Значит, вы пришли в такую ярость, что отказались от собственного сына? Потому что он, видите ли, решил жениться вопреки вашей воле?

- Впервые слышу, что речь шла о женитьбе, Гетти, - едко заметил Дориан.

- Ага, видите, значит Дориан говорил вам обо мне! Вот вы и проговорились.

Он даже не предполагал, что это будет так сложно.

- Если вы посмотрите на меня повнимательнее, Гетти…

Однако она тут же перебила его.

- То я увижу фамильные черты, и что? Я вижу, что у него ваши глаза. Почти.

- Нет у меня детей, и никогда не было, - повторил он, начиная терять терпение.

- Значит, Дориан незаконный сын? Да нет, не верю. Так что вы сделали? Выгнали его? Лишили наследства? Где он теперь?

- Перед вами.

- Вы жестоки и упрямы, сэр.

- Да, мне говорили.

- Не знаю, кем нужно быть, чтобы отказаться от собственного ребенка. Уверена, что Дориан сказал вам то же самое, но если вы думаете, что мне нужно ваше наследство, то оставьте его себе, сэр!

- Что же вам нужно?

- Мне нужен мой жених.

- К сожалению…

Но он и рта не успел раскрыть, как она энергично отмахнулась.

- Да уж я поняла! Значит, вы категорически против, сэр, потому что мои родители не какие-то там нибудь пэры! Но они честные люди! Не какие-нибудь бездельники.

Он закатил глаза.

- Если вы немного помолчите, Гетти, я попробую вам объяснить.

- Да уж пожалуйста.

- Нет никакого Дориана…

- Да уж конечно, он мне привиделся.

- Гетти!

- Ну простите, сэр, я не люблю вранья.

- Я не лгу.

- Ну давайте, расскажите мне, что это был самозванец, который выдавал себя за Дориана Грея, и при этом совершенно по недоразумению похож на вас, как сын на отца. Или… внук на дедушку.

- Мне кажется, Гетти, прежде вы не были столь… откровенной.

- Мистер Грей, бедной девушке нельзя быть чересчур откровенной с молодым человеком, за которого она собирается выйти замуж.

- А с его… дедушкой, - он нервно сглотнул, едва не подавившись этим словом, - выходит, можно?

- Если дедушка ведет себя, как упертый старый тиран, которому лишь бы все было по его.

- Ладно. Я упертый старый тиран. Вы найдете выход, Гетти?

- Я не собираюсь уходить, пока вы мне не скажете.

- Забудьте про Дориана.

- Не могу. Я должна увидеться с ним.

- Только не нужно рассказывать, что вы носите незаконное дитя… и все такое прочее.

- Нет, - ему послышалось сожаление. – Я-то не собираюсь врать. Никакого дитя. Ваш сын не такой. Ваш сын порядочный человек, что бы вы там себе не вообразили.

- Порядочный человек не бросил бы девушку.

- Он меня не бросал. Он мне все объяснил.

- Что ему дедушка запрещает жениться на крестьянке?!

- Ну нет, это я сама догадалась. Он слишком гордый, чтоб признаться, что им помыкает дедушка. Или все-таки отец? Ну не важно. Он мне наговорил всякое, что он-де меня недостоин. Что я цветок в саду и все такое… что мне лучше там цвести себе вдали от порока. Порок – это он про вас, наверное. Что я буду несчастной под одной крышей с таким родичем.

- А вам не приходило в голову…

- Что?

Ему не хотелось говорить ничего жестокого, но у нее был такой боевой вид, что трудно было не щелкнуть ее по носу. Тем более, эта правда была ей необходима, как горькое лекарство.

- Что Дориан и сам не больно хотел на вас жениться, - закончил он.

- Нет, не приходило, - она развела руками. – Я знаю его лучше, чем вы.

Он открыл рот, но закрыл его, не найдя что сказать. Гостья смотрела на него торжествующе. Красивая и такая юная, что он остро ощутил себя старым. И усталым. И насквозь проеденным коростой времени. Неужели он тоже был когда-то так бодр и весел и непрошибаемо оптимистичен?

- Мне жаль, - он больше так и не нашелся, что сказать. – Но вам лучше поехать домой. На чем вы добрались сюда? Как вы вообще отыскали этот дом? Я скажу слуге, чтобы проводил вас на вокзал. Он купит вам билет, если у вас нет денег. И вообще… если вам что-то нужно, скажите. Я имею в виду, кроме… Дориана.

- Я не могу вернуться.

- Почему же?

- Потому что я им сказала, что еду в Лондон и выйду замуж за мистера Грея.

- Вы сказали родителям?

- Да.

- Ну что ж, скажете, что к сожалению, мистера Грея нет в Лондоне.

- Даже если б я собиралась отступиться, сэр, это невозможно. Мои родители так же мало пришли в восторг от перспективы породниться с вами, как и вы – с ними. Они считают, что девушку в городе подстерегают всякие ужасы, и на меня всякий будет пальцем указывать, что это та самая Гетти Мертон, которая видела Букингемский дворец сквозь прутья решетки, и этого стыда семье не снести. Мне запретили возвращаться, если я все-таки поеду одна искать Дориана.

- Ну глупости, Гетти, что значит запретили, они покричат немного и примут вас обратно. Ничего же не случилось.

- Это вы не знаете моего батюшку. Вы рядом с ним славный, общительный симпатяга. Даже почти не орали на меня. Я думала, будете.

- Я не собирался на вас орать, я понимаю ваше затруднительное положение. Мне жаль, Гетти, искренне жаль, что я не могу вам дать то, что вам нужно.

- Очень даже можете. Не хотите - это да.

- Нет, не могу. Того Дориана, что вы знали, больше нет. Но если я могу помочь вам как-то иначе, я к вашим услугам. Помочь с приданым для вас, письмо с извинениям для вашего батюшки? Чем я могу восполнить… причиненный вред?

- Трогательно как. Готовы откупиться чем угодно, лишь бы защитить драгоценного сыночка от женитьбы на неровне? Испортить вашу голубую кровь родством с каким-то там Мертонами из Строберри Хэй!

- Думайте что хотите.

- Ну, пожалуйста, сэр! Я всего лишь хочу поговорить. Если вы так боитесь, я могу говорить при вас.

Он застонал, и она удвоила напор, решив, что он готов дать слабину.

- У меня нет денег, это правда, но я могу быть хорошей женой. И не думайте, что я не понимаю, что я не леди, и у меня нет платьев и манер. Но я могу научиться, если это нужно. То есть мне это не нужно, но вы же не захотели бы, чтоб ваш сын жил в деревне, правда же? А я могу стать настоящей леди, с двух шагов не отличишь. Я бы вас не опозорила. Но если Дориан не хочет, пусть он скажет мне. Если вы его убедили, то хорошо, я уйду! Но я не верю в это. Он испугался за меня, когда все вышло наружу, вот и все! Вот вы и боитесь, что мы встретимся!

Она умолкла, заметив, что он смотрит на нее едва ли не с жалостью, и ее тронутое легким весенним загаром лицо вытянулось.

- Ладно, я вижу, что вы непрошибаемы. Тогда вам придется дать мне место.

- Что?!

- Ну вы же сказали «что угодно»! Что я могу просить чего захочу!

- Сказал…

- Вот и чудно, я приехала, чтобы остаться здесь, в этом доме, - высоко держа голову, чтобы он не подумал, должно быть, что отчаянные мольбы означают, что она сломлена, девушка указала подбородком на серый узелок, и Дориан осознал, что это и есть все ее вещи. Вещи, с которыми она приехала в Лондон, чтоб остаться тут навсегда. Что там могло поместиться? Смена белья и праздничное платье – одно?.. – Я и останусь, в таком качестве, как вам будет угодно, сэр.

Дориан едва сдержал побуждение спросить, согласна ли она остаться в этом доме в качестве любовницы «дедушки» своего возлюбленного. Раз уж ей настолько все равно. Но все-таки прикусил язык.

«Бедная Гетти, - мрачно подумал он, - кто мог подумать, что эта наяда прямолинейна, как артиллерийский снаряд».

Она виделась ему прелестной вилисой, обезумевшей от горя потери, но возвышенной и благородной даже в смерти. Газовое платье, пуанты и приглушенный свет. Никак не напор крестьянки, с жаром торгующейся о цене на масло.

- И что же вы умеете делать?

Она пожала плечами.

- Все что положено. Прибирать, готовить, за скотиной ухаживать.

- У меня нет скотины.

На мгновение ему показалось, что девушка сейчас ответит «вы и есть скотина», но она только выразительно смотрела. Глазами прозрачными и бездонными как озера. Если напрячь воображение, все же можно увидеть ее вилисой, даже из небытия пекущейся о счастье ветреного герцога. Пусть ей и следовало трепетать гаснущим огоньком на ветру, а не явиться во дворец, выгнать соперницу хворостиной и, покрикивая на придворных за нерасторопность, готовиться к свадьбе.

- Ну готовить, - предложила она, подумав.

Как раз он раздумывал, как расстаться с маленьким самоуверенным французом-поваром, месье Жанме, который прослужил у него почти десять лет. Вынужденная мера, ведь перемены коснулись не только лица. Да, нужно будет сказать дворецкому, чтобы осторожно поговорил с ним. Тем более француз до сих пор плохо говорит по-английски и мало поддерживает отношения с прислугой, считая себя несоизмеримо выше их.

- Консоме из цыпленка?

- Бобы тушеные. Не нравится, нечего было врать, что вам стыдно.

- Мне и не стыдно.

- Вот напрасно! Так что?

- Хорошо, будете прибирать. Что-нибудь небьющееся. Я скажу миссис Лиф, что взял вас в услужение.

- Миссис Лиф это?..

- Экономка. Вы будете ей подчиняться.

- А, понятно.

- И если вы думаете, Гетти, что устраиваетесь шпионить, а не работать…

- Да очень надо. Хотя не надейтесь, что я не задам ей ни одного вопросика.

Бедная миссис Лиф. Как он только умудрился дать девчонке поймать себя на слове? Он не сомневался, что старая экономка не станет говорить лишнего посторонней девице, да еще и такой напористой. Все-таки она служила в этом доме столько, сколько он себя помнил. Но сорок вопросов в минуту, и каждый с подвохом?

Он вздохнул. Красивая девушка. Было жаль снова проявить к ней жестокость, и он уступил ей, но как же не хотел, чтобы она оставалась в его доме. Неумолимая тень прошлого всегда перед глазами. Даже если он будет встречать ее не чаще чем раз в месяц, и то случайно, ведь на кухне ей должны объяснить, что служанка должна быть бесплотной, как дух.

- Мистер До… сэр.

Пока шли годы, старая миссис Лиф продолжала воспринимать его как сиротку под своим присмотром больше, чем как господина. Пока он не старел, ей казалось, что он и не взрослеет. Даже продолжала называть так, как называла мальчишкой. Эту внезапную перемену она еще не до конца приняла. Часто он ловил ее недоуменный, вопросительный взгляд, словно она спрашивала себя, да он ли это. Но по имени его больше не называла, и в ее заботливости сквозило смущение. Она не понимала, как себя вести с ним. У нее должно было быть двадцать лет на то, чтобы постепенно измениться. Впрочем, и у него тоже. Но эти годы растерли меж пальцев, как сухой лист, и превратили в труху.

- Эта новая девушка… - она тревожно оглянулась, словно боялась, что та может стоять у нее за спиной, и это было даже немного смешно, неужели эта маленькая деревенская пичужка успела запугать весь дом.

- Вы ею недовольны? - спросил Дориан, заподозрив, что экономка пришла жаловаться, но смущается начать, поскольку не вполне понимала место Гетти в этом доме. Чтобы господин самолично нанял какую-то прислугу и навязал ей, такого не бывало за сорок лет ее службы. Дориан бы поставил золотую монету на то, чтоб узнать, о чем она думает. Что он теперь стесняется выходить - таким, и поэтому позвал подходящую хорошенькую девушку к себе в дом?

- Да нет… - миссис Лиф заметно колебалась, говорить ли ей все эти вещи о ее новой подчиненной. - Гетти старается, она конечно не умеет ничего и манеры опять же… Но, сэр, она все время задает вопросы. Я хочу сказать, личные вопросы. Если б она спрашивала про то, как правильно чистить камин, я бы слова не сказала, сэр. Но она спрашивала… были ли вы женаты, сэр! И не тоскливо ли мне в доме, где так…

- Так? – поощрил он.

- Где теперь нет молодежи, сэр.

Она отвела глаза. Должно быть, думала, что ему могут быть обидны намеки, как изменилась его внешность. Да уж, в доме теперь только старики, это верно.

«Я ведь не так уж и стар, - подумал он с горечью. – Что я делал такого, чего не делал бы никто другой, чтоб выглядеть на двадцать лет старше, чем на самом деле?»

- Девушка немного странная, - сказал он как можно мягче. – Не обращайте внимания. Она просто… просто немного не в себе. Если она хорошо работает, просто не отвечайте ей. Ее… отец оказал мне услугу, и мне бы не хотелось выгонять ее.

- Так мне ничего ей не говорить, сэр?

Он представил себе, как миссис Лиф сбивчиво рассказывает Гетти страшную историю, как хозяин в течение одного дня изменился от двадцатилетнего цветущего красавца до неприглядной развалины. Что толку? Он пытался ей объяснить и не сумел. Гетти все равно не поверит, да и кто бы поверил?

- Ничего не говорите, миссис Лиф. Скажите, что ее дело мести пол, или что она там у вас делает.

- Хорошо, сэр, - экономка кивнула с явным облегчением. Все же, чего она боялась? Что он привел в дом девушку для утех на двадцать лет себя младше, и внешней благопристойности ради отправил на кухню? Не первая и не последняя служаночка, которая днем бы натирала полы, а ночью согревала хозяину постель, хотя сам он предпочитал не сбрасывать маску безупречного джентльмена в стенах своего дома. Или подозревала, что Гетти прокралась в дом, чтобы собрать скандальные факты о происшедшем и опубликовать их в воскресной газете? Могла бы старая экономка вообразить, что обыкновенная скромная крестьянская девушка имела смелость явиться в аристократический дом за объяснениями и настаивать на своих правах?

«Она красивая, - подумал он с сожалением. – Красивая, но лучше б ей отправляться домой».

Когда-то ему казалось, что молодость это красота, и он никогда не задумывался, что вместе с нежным цветом лица и гладкой кожей возраст заберет энергию и здоровье. Одышка, когда он поднимался по лестнице, и навязчивая, выматывающая силы боль в отекающих суставах донимала его не меньше, чем жгучее отвращение, которое питал к этому чужому, увядшему лицу, которое ежедневно видел в зеркале. Миссис Лиф принесла ему какую-то мерзко пахнущую мазь, и он давясь тошнотой покорно втирал ее в колени и пальцы, пока боль не стихала до противного нытья, с которым можно было мириться.

Теперь он почти втянулся в ритм своей новой, однообразной жизни. У него еще оставались книги, коллекции, которые требовали упорядочивания, изредка фортепиано, хотя эту фальшивую сбивчивую пытку нельзя было назвать игрой. Когда у портрета произошло такое с руками? Он не помнил. Никогда не обращал внимания. Его двойник был безобразен и мерзок, это все, что его занимало. А теперь иногда казалось, что если б его пальцы были сморщены, испещрены пятнами и безобразны, но оставались по-прежнему гибкими и ловкими, это было бы благословение.

Это тело даже пахло иначе. Сколько бы он ни скреб себя, ему казалось, он чувствует запах пыли и затхлости, как от старой, заброшенной библиотеки. И самое горькое, что он не чувствовал себя прощенным. Расправившись со своей вечной молодостью, не должен ли он по справедливости был получить обратно загубленную душу? Но он не чувствовал себя изменившимся, очистившимся помыслами, просветленным или обретшим надежду. Он все тот же, только старше. И даже все так же держал запертой комнату наверху, отобрав обратно ключи, как только пришел в себя и понял, что произошло. И все так же просыпался в холодном поту и с безумно колотящимся сердцем, охваченный навязчивой панической мыслью, что кто-то вошел туда и сорвал покрывало. Как будто там было что-то ненормальное, что-то странное. Ведь нет, ему нечего было прятать, и единственной причиной скрытности был стыд, что сравнение, как было и как стало, будет слишком вопиющим.

Гетти почти не попадалась ему на глаза. Он особо подчеркнул экономке, что девушку лучше занять чем-нибудь в кухне или комнатах прислуги, где тоже требуется уборка. Миссис Лиф осторожно поинтересовалась, запрещено ли девушке входить в господские комнаты, на что Дориан неохотно уточнил, что не то, чтобы категорически запрещено, но было бы лучше, если новый непроверенный человек не будет оставаться без присмотра. Может быть, и несправедливо намекать, что Гетти может быть нечиста на руку, но он не знал, как иначе донести до экономки, что ее лучше держать подальше от него. И Миссис Лиф честно прилагала все усилия, чтобы его никто не беспокоил.

Ему уже стало казаться, будто этот странный инцидент исчерпан, и Гетти осознала, что произошло какое-то недоразумение, которое она, быть может, не вполне понимает, но которое теперь никак нельзя исправить.

Если она успокоилась, может быть, все к лучшему. По крайней мере, она не утопилась и не отравилась из-за него, как Сибила. И ему не нужно винить себя еще и за это. Конечно, то, что она получила, не предел мечтаний, но у нее может быть хорошая перспектива. Выучится, выйдет замуж за какого-нибудь лакея, потихоньку дослужится до камеристки, будет жить припеваючи. Не каждая крестьянка может так хорошо устроиться в городском муравейнике. Ей будут неплохо платить тут, а там, в будущем, будучи уже не диковатой неотесанной крестьянкой, а подготовленной, опытной прислугой, она не пропадет, не будет ни голодать, ни нуждаться, да и личную жизнь устроить не проблема... если ей удастся смириться, что ее удел слуги, а не господа. Но городской лакей в ливрее с иголочки это все же не пьяница-возчик и не благоухающий потрохами мясник.

Но надеяться, что Гетти утешилась, было, конечно же, преждевременно. Едва лишь только он начал думать о ней с благодушным сочувствием, как она показала себя.