Глава 1.
- Понимаете ли, мистер Кейн… - Томас Бассет, директор школы, замялся и уставился в окно.
Человека, сидящего напротив, он ненавидел глубоко и искренне. Да и вообще вся эта семейка была как бельмо на глазу. В принципе, назвать это семьей было некоторым преувеличением – лейтенант, жена его покойного брата, племянник и приемная дочь. Но суть от этого не менялась – больше всего на свете Томасу хотелось, чтобы никто из этой четверки никогда не переступал порог его школы.
Вчера, когда он обсуждал с Льюисом, как бы половчее выполнить рекомендации совета, тот сочувственно повздыхал и посоветовал надеяться, что на сей раз приедет женщина. Однако надежды на это было мало. Конечно, с женщиной было проще – она сидела, молчала, кивала и уходила. Правда, ничего от этого не менялось, судя по всему, детей никто и не собирался воспитывать, но хотя бы беседа проходила, как полагается, и можно было со спокойной душой докладывать – мол, принял надлежащие меры, вызвал родителей, провел беседу.
До поры до времени. Он прекрасно помнил, как прошлой осенью, обманутый ее спокойствием, он попытался поднадавить, поставить невыполнимые условия, в надежде навсегда избавиться от этого неудобного семейства. Даже слегка повысил голос. Женщина лишь усмехнулась, вскинув на него прищуренные глаза, и молча вышла из кабинета. А на следующий день финансовыми делами школы «вдруг» заинтересовалась налоговая служба. Пришлось срочно идти на попятный. С налоговой службой удалось все уладить, но проблема с неконтролируемыми детьми лейтенанта не разрешилась, а лишь усугубилась, поскольку теперь в случае вызова родителей всегда приезжал он сам.
Разговаривать с лейтенантом было неимоверно тяжело. Томас предпочел бы любого, самого крутого папашу-богатея или бандита – они живут по понятиям, а это означает, что с ними всегда можно договориться. А как договориться с человеком, живущим по закону? Да еще и считающим, что все остальные должны жить так же…
Томас бросил быстрый взгляд на лейтенанта. Непрошибаемо-спокойный, откинулся на спинку кресла, чуть сгорбив широкие плечи в неизменном темном пиджаке, рыжая голова опущена, крутит в руках свои солнцезащитные очки, с которыми, похоже, не расстается. Такой весь обманчиво-мирный и добродушный, тоже всегда слушает молча, кивает… Но Томас уже изучил его манеру, и каждый раз с ужасом ждет, когда лейтенант вдруг поднимет глаза и тихонько так задаст какой-нибудь вопрос… Как правило, очень неудобный вопрос.
Вот как, например, сейчас. В ответ на дежурный вопрос лейтенанта, что случилось на этот раз, Томас минут пятнадцать скорбно-патетически расписывал, как страдает шестиклассник Скотт Льюис, обвиненный Софи Кейн в краже школьного журнала и исправлении оценки в оном. По правилам школы несчастный мальчик должен быть исключен. Вот здесь Томасу пришлось призвать на помощь весь свой актерский талант, поскольку аппелировать к тому факту, что мистер Льюис – один из самых щедрых спонсоров, и именно мысль о потере столь крупного источника финансирования привела совет школы в ужас, пожалуй, не стоило. Так что Томас больше упирал на сострадание к бедному мальчику, к его психологическому состоянию, которое, по правде говоря, он несколько приукрашивал… Кейн слушал, кивал, изучал свои очки. А Бассет все больше внутренне сжимался, гадая, что на сей раз выкинет этот непредсказуемый человек. И дождался.
- Бездоказательно? – поднимая на него глаза и ставя домиком брови, негромко спросил лейтенант. – Софи обвинила его бездоказательно?
Томас внутренне поежился. Если бы! Тогда над девочкой просто посмеялись бы, на чем дело бы и кончилось. Но, наученная горьким опытом, эта малявка на сей раз постаралась…
Кейн все не опускал взгляда, и Томас отчетливо читал в его глазах понимание, что вызов в этот кабинет как раз и означает, что обвинение бездоказательным не было. Он чертыхнулся про себя. Хорошо рассуждать совету, мол, объясните ситуацию и добейтесь, чтобы родители заставили девочку отказаться от обвинения. Как объяснишь вот такому?
- Понимаете ли, мистер Кейн, - Томас нарочно не употреблял в разговоре звание собеседника, подчеркивая, что сейчас он не в статусе стража порядка, а в статусе родителя, сиречь, обывателя. – Доказательства даже слишком убедительные… - он снова сделал паузу, не решаясь высказать требование напрямую и не находя окольных путей для его изложения.
- Вот так? – вскинул брови лейтенант. Склонил голову к плечу, в глазах появился неподдельный интерес. – Что же она смогла предоставить в ваше распоряжение?
- Отпечатки пальцев, - мрачно буркнул Томас, бросая на стол перед ним полиэтиленовый пакет с классным журналом, покрытым слоем какого-то белого вещества, - лейтенант почему-то страдальчески поморщился, увидев это, - и полоской липкой ленты, наклеенной на листок из тетради, с подписью «Скотт Льюис» и тремя отчетливо видимыми отпечатками.
- Мальчик разрешил взять у него отпечатки пальцев? – чуть нахмурясь, спросил Кейн. Томас озадаченно уставился на него, не понимая, к чему этот вопрос.
- Нет, она сняла отпечатки с дверцы его шкафчика, - не дождавшись пояснений, ответил Томас.
Кейн низко опустил голову, не в силах скрыть улыбку. Впрочем, он тут же снова поднял на Томаса такой серьезный и пронизывающий взгляд, будто улыбка Бассету только почудилась.
- И что же вы хотите от меня? – хитро прищурясь, спросил Кейн, и Томас чуть не заскрежетал зубами. Все он прекрасно понял! Так нет бы пойти навстречу, найти компромисс… - Улики были собраны без нарушения закона, - продолжил Кейн, как ни в чем не бывало. – А уж как ими распорядиться – решать вам.
Теперь уже Томас опустил голову, сжимая кулаки в бессильной ярости. Но уже через секунду ослепительно улыбнулся, так, что заныли зубы.
- Разумеется, - подтвердил он. – Однако не могли бы вы, - приторно-вежливо добавил Томас, – попросить своих детей впредь играть в детективов за пределами школы, лейтенант? – в это обращение, не удержавшись, он вложил всю свою ненависть к собеседнику. – Они вас ждут, - демонстративно поднимая трубку телефона, отстраненно продолжил Томас. – А меня ждут дела, - он просто не мог выносить долее присутствие лейтенанта. А тот чуть помедлил, изучающе глядя на директора, сосредоточенно тыкающего в кнопки телефона, будто в кабинете уже нет визитера, неторопливо поднялся и, не прощаясь, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. В тот же миг Томас швырнул трубку на рычаг и с отчаянием уставился в угол. И как теперь выкручиваться с Льюисом?
...
Софи сидела на лавочке в коридоре, упираясь ладонями в край и сосредоточенно изучая носки своих сандалий. Надо отдать ей должное, бросаться ему на шею с воплем «Папа!» она перестала в первую же неделю, но сейчас она даже не подняла головы, когда Горацио присел рядом. Рэй сочувственно посмотрел на Софи, потом неуверенно – на Кейна. В общем-то, никакой особой вины он за собой не ощущал, хотя и непосредственно участвовал в «следствии». Ничего противозаконного они не совершили вроде, но ведь дядю вызвали-таки к директору. Софи это ужасно расстроило.
Горацио взглянул на племянника и перевел взгляд на опущенную голову Софи. Придя к выводу, что он не сердится, Рэй облегченно вздохнул и откинулся на спинку скамьи. Зря малявка так волновалась – ничего такого…
- Я тебя огорчила? – покаянно спросила Софи, не отрывая взгляда от носков своих сандалий.
- Хм, - Горацио оперся локтями на колени и низко опустил голову, пытаясь заглянуть девочке в лицо. Вопрос был поставлен очень в духе Софи. «Я уверена, что поступила правильно. Но, если тебя это расстраивает, я готова извиниться», - вот как это переводилось. И что ему делать? Ломать моральные стереотипы ребенка в угоду взрослому политиканству?
- Вы допустили ошибку, - наконец произнес он, заставив Рэя и Софи вскинуть на него изумленные взгляды. – Я готов поверить, что мистер Вулф добровольно поделился с вами магнитным порошком и кисточкой («из полевого набора Делко», - добавил он про себя). Про суперклей все понятно, читать вы умеете, а книги и журналы я запереть не удосужился, - Софи снова потупилась. – Но ваша ошибка в том, - все так же невозмутимо и неторопливо продолжил Горацио. – Что вы затеяли расследование, не обладая соответствующими полномочиями.
- А какие у нас должны быть полномочия? – нахмурилась Софи.
- Вы не состоите на службе и вас, как я понимаю, никто не просил в частном порядке проводить это расследование, - пояснил Горацио.
Вот теперь потупились оба. Разумеется, никто их не просил. Но в головах это уживалось с трудом – они же поступили правильно! Кейн сочувственно смотрел на детей. Он прекрасно понимал, что учителя сами, скорее всего, спровоцировали Софи, во всеуслышание обсуждая произошедшее и выражая негодование из-за «невозможности» найти и наказать виновника. Но подобные «педагогические усилия» в случае с Софи приводили обычно к довольно неожиданным для взрослых результатам.
И, несмотря на то, что обычно расследования актов вандализма или злостного хулиганства (в виде подсовывания дохлой мыши в шкафчик девочки-отличницы) заканчивались всего лишь тем, что Рэй приходил домой с синяком под глазом, - ну не мог же он позволить побить Софи, пусть и неизвестно, кто бы кого побил, но он же мужчина, - дальнейшую деятельность детей на этом поприще следовало пресечь.
- Поэтому я хочу, чтобы вы пообещали проводить расследования только с моего разрешения, - мягко закончил Кейн после паузы.
- Обещаю, - улыбнулась Софи, тут же с облегчением прижимаясь к его боку. Горацио приобнял девочку и требовательно посмотрел на Рэя.
- Конечно, - шмыгнув носом, подтвердил тот.
- Тогда поехали домой, - внезапно подхватывая радостно взвизгнувшую Софи и перекидывая ее через плечо, предложил Горацио.
Рэй облегченно вздохнул, – как бы мягко дядя не проводил такие беседы, все равно лучше, когда все уже позади – подхватил свою сумку и сумку Софи и пошел следом.
- А когда я вырасту и стану криминалисткой, ты возьмешь меня на работу к себе в лабораторию? – едва оказавшись на земле, звонко спросила Софи, беря Горацио за руку.
- Мне кажется, вчера ты еще хотела стать художницей? – улыбнулся Горацио.
- И, когда ты вырастешь, начальником лаборатории уже буду я, - добавил Рэй.
Горацио приостановился, хитро взглянул на племянника и с комичной почтительностью распахнул перед детьми дверь. Рэй слегка смутился, но тут же пожал плечами – а что он такого сказал? – и вышел вслед за Софи, которая, рассмеявшись, вприпрыжку побежала к машине.
...
Домой Элина приехала уже затемно. Встреча с клиентом была назначена вечером, затянулась гораздо дольше, чем она ожидала, на обратном пути спустило колесо и сел мобильный – короче, вечер нельзя было назвать удачным. Правда, договоренности ей удалось достигнуть, но стоило представить, как издергался Горацио… Конечно, он не покажет и виду, он всегда крайне щепетилен во всем, что может выглядеть ущемлением ее прав. А учитывая, что клиент – мужчина, сегодня он вообще не скажет ни слова, ведь это может показаться ревностью. Максимум, что Горацио себе позволит в такой ситуации, - это осторожный разговор завтра утром о том, что теперь она вполне может позволить себе не работать.
Объяснить, что это невозможно, у Элины никак не получалось, ведь для этого нужно было произнести что-то о том, что она не может позволить ему в очередной раз взвалить все на себя и тянуть не только Софи, но и их с Рэем. Элина ничего не могла с собой поделать – ее восприятие было именно таково, их семья состояла из двух половинок: Горацио с Софи и она с Рэем. Может быть, так получалось из-за того, что Софи звала Горацио папой, а Рэй ее мамой. Кейн же этого не признавал.
Войдя в дом, Элина удивилась тишине. Может, никто ее и не ждал? И не волновался? Скинув туфли, она прошла на кухню. Никого. Темно, пусто, чисто. Элина улыбнулась – очень чисто. Похоже, из-за сегодняшнего вызова в школу Софи, заглаживая вину, готовила мужчинам ужин, после чего на кухне пришлось производить генеральную уборку. Она тряхнула головой – разумеется, о том, чтобы наказать девочку, хоть как-то, не шло и речи.
Когда об этом впервые встал вопрос, Горацио сразу сказал: «Хочешь – накажи меня», - и разговор был окончен, как только Элина увидела его глаза. Тогда ей подумалось, что их ждут большие проблемы, потому что она не представляла себе, как воспитать такого ребенка, как Софи, не наказывая. Но все оказалось неожиданно просто.
Волшебную формулу Элина открыла для себя совершенно случайно. Застав однажды полнейший беспорядок в комнате Софи вкупе с полнейшим нежеланием его ликвидировать, она, не рассчитывая ни на какой особый эффект, сказала: «Жаль. Горацио расстроится…». Договорить фразу - «…узнав, какая ты непослушная» - она не успела, пораженная реакцией девочки. Софи кинула на нее быстрый взгляд, насупилась… И через десять минут в комнате был полнейший порядок.
В дальнейшем Элина неоднократно убеждалась, что фраза «Горацио расстроится» действует на Софи куда эффективнее, чем обычно действует фраза «Я тебя накажу», и старалась использовать ее только тогда, когда в этом была реальная необходимость.
Пройдя через такую же темную и пустую гостиную, Элина заглянула в комнату Рэя, убрала лежащий поверх одеяла журнал, выключила свет. Где искать Горацио, было понятно. С недавних пор Софи перестала забираться к нему на руки, просто прижималась сбоку, но привычка засыпать, уткнувшись носом в грудь Горацио, словно в подушку, - осталась. Каждый раз, заставая эту картину, Элина немножко завидовала девочке. Иногда у нее даже мелькала нехорошая мысль, что Горацио приходит сюда каждый вечер именно из-за Софи и только из-за нее, но эта мысль тут же изгонялась как глупая и недостойная.
Книжка, которую они читали, была отложена в сторону, вместо нее рука Горацио сжимала мобильный телефон. Элина вдруг живо представила себе, как он с все возрастающим беспокойством звонил ей через какие-нибудь установленные им для себя промежутки времени, потом вспомнил, что она увидит все эти звонки, едва включит телефон, и перестал звонить, чтобы не выглядеть глупо. Остался вместе с Софи, чтобы не метаться в ожидании по дому, и вот теперь беспокойно хмурится во сне.
Элина прислонилась к притолоке, любуясь спящими. Мало кто видел Горацио таким. Но даже для Элины кое-что оказалось новостью. Как меняется лицо и голос Кейна, когда он общается с детьми, она видела и раньше. А вот другая картина до сих пор стояла у нее перед глазами, хоть и имела место еще в самом начале их совместной жизни. Тогда Софи двумя руками взлохматила волосы Горацио, оглядела результат, довольно кивнула и заявила, что теперь он – лев. Элина замерла в ожидании реакции Кейна, и чуть не упала, когда он без возражений зарычал и по-кошачьи припал к ковру, а затем и прыгнул на Софи, с радостным визгом укрывшуюся от него за креслом.
С тех пор Элина не могла отделаться от мысли, что является хранительницей очень большой тайны. Сама Элина почему-то никогда не решалась включиться, а вот Рэй с удовольствием присоединялся к тому, что творили эти двое. Она же каждый раз, будто впервые, с огромным удивлением наблюдала за беззаботно играющим с детьми Кейном, неизменно поражаясь – неужели это все тот же собранный, деловитый, неприступный Горацио Кейн? Верилось с трудом. Как будто, снимая официальный костюм, Горацио превращался в другого человека.
Забравшись в постель, Элина внезапно ощутила сильнейшее желание разреветься. Казалось бы, все настолько безоблачно счастливо, но… Ни разу, ни единого разу она не позволила себе разбудить Горацио, когда он засыпал в комнате Софи. Почему? Элина и сама не могла бы объяснить толком, но она ложилась спать одна и частенько плакала при этом. Нет, она не сомневалась в его любви, но… В такие моменты она ревновала, и злилась на себя за эту ревность, ведь она ревновала к ребенку, к обездоленному судьбой ребенку… Но и чувствовать себя второй было невыносимо. Даже после ребенка. На первом месте была она. Принцесса Софи.
Возможно, если бы Горацио хоть раз застал ее в такой момент… Но этого не происходило. Возможно, если бы она согласилась на его предложение тогда… Но Элина поддалась невнятному порыву чувств и решительно заявила, что это необязательно для того, чтобы жить в ее доме вместе с Софи, что все слишком быстро, и что она должна разобраться в себе… Горацио тогда очень долго смотрел на нее. Очень. Потом опустил глаза, и тихо сказал, что все будет так, как она захочет.
Занятая этими горькими мыслями и воспоминаниями, Элина и думать забыла о том, что легла спать и не включила сигнализацию – ведь это всегда делал Горацио. Пришедшим через десять минут незваным гостям в черных масках ее забывчивость была очень кстати.