1.
Замок пискнул и дверь открылась с тихим шелестом, впустив Кирка в темное чрево его нового дома. Спустя мгновение свет включился автоматически, осветив небольшую гостиную. Джиму сразу бросилось в глаза наличие настоящего камина и это несколько примирило его с тем фактом, что отныне он будет возвращаться в эту квартиру каждый день. Бросив свой скудный багаж на пол, он задумался, что делать дальше. За то короткое время, что понадобилось ему, чтобы добраться сюда из штаб-квартиры, по пути захватив вещи со станции транспортировки грузов, пустота внутри перестала быть болезненно звенящей, но не исчезла.
Джим подошел к окну и замер, глядя на зажигающиеся огни вечернего Сан-Франциско. В голове не укладывалось все то, что произошло с ним буквально за несколько часов. Только утром он был одним человеком с одной жизнью, а теперь все это исчезло, растворилось где-то в космосе, истончилось до атомов, рассеялось в бесконечности и теперь в темном глянце окна отражался кто-то другой. Джим прижал ладонь к стеклу, просто чтобы почувствовать реальность происходящего. Спок покинул его. Что же, он вулканец. Как будто это что-то объясняло. У Джима не было сил и желания обвинять Спока, гневаться или обижаться на него, да и вообще испытывать какие-нибудь чувства. Тоскливая пустота — вот все, что осталось в его душе.
Значит, приходилось просто принять все произошедшее, как есть, и построить новое здание на месте рухнувшего. Начиная с этого момента Джеймс Тиберий Кирк – это одинокий адмирал, живущий недалеко от места службы и каждый день проводящий в своем кабинете, силой мысли направляя корабли флота в дальние уголки космоса, но не имеющий возможности отправится туда самому. Картина получалась весьма грустная, но с ней ему предстояло жить. Едва узнав об отставке Спока Джим отказался от мысли добиваться новой миссии. Ему не нужен был корабль, космос и все эти миллиарды звезд на небе без одного единственного вулканца. Звезды, успевшие к тому времени проступить на темнеющем небосклоне, согласно кивали, подтверждая собственную бесполезность.
Отвернувшись от окна и своих мыслей, Джим еще раз оглядел гостиную. Диван, пара стеллажей и камин. Диван надо убрать и поставить вместо него кресло. На стеллажах, наконец-то, можно расставить всю ту коллекцию древностей и прочих раритетов, которую он собрал за время, проведенное в космосе. Не имея возможности хранить их все на корабле, он периодически отправлял их на Землю, так что сейчас весь этот хлам, должно быть, пылится в подвале дома в Риверсайде. Это был гораздо лучший повод съездить домой, чем необходимость посетить могилу отца.
Кирк почти не грустил, когда его отец умер год назад. Тот всегда был для него скорее легендой, чем живым человеком. Его не было рядом, когда Джим начал ходить, когда впервые подрался, когда искал ответы на первые вопросы. Когда же отец вышел в отставку и вернулся на Землю, его младший сын уже сам пропадал где-то в темных закоулках космоса. Единственное, о чем жалел Джим, что отцу довелось пережить Сэма. Сам он не мог себе представить большей трагедии, чем отец, встретивший смерть своего сына. Очевидно, что именно это и подкосило отца, вполне еще молодого и здорового человека, так что Джим в очередной раз с облечением подумал о том, что хорошо, что у него нет детей. Воспоминание о Кэрол внезапно замаячило на горизонте, но он запихнул его обратно в глубину памяти, где ему было самое место. В конце-концов, она так и не сказала ему, его это ребенок или нет, а ее нежелание подпускать Джима к нему близко говорило само за себя.
Убрав эти воспоминания на дальнюю полку, Кирк решился, наконец, разведать остальную часть квартиры. Помимо гостиной, там оказались еще кухня, санузел, и две спальни, одну из которых Джим сразу же решил переделать в кабинет. При виде кухни он, наконец-то, осознал, что действительно находится на планете. Корабельный рацион из питательных кубиков и синтезированных продуктов остался в прошлой его жизни и перед Джимом встала проблема обеспечения себя пищей. Кирк задумался, сколько еще подобных проблем ему придется решать в самом ближайшем времени.
Последние лет пятнадцать с небольшими перерывами он провел в замкнутой системе космического корабля, где множество бытовых моментов отсутствовали напрочь. Кирк вдруг понял, что только сейчас начинает жить по-настоящему самостоятельно. Сначала он жил дома, с матерью и братом, потом в общежитии Академии, потом делил каюты с товарищами по команде и только последние пять лет у него была отдельная каюта, но он все равно подчинялся общему распорядку корабельной жизни. Теперь же у него было свое собственное жилье и, если не считать походов на работу, все остальное время было целиком и полностью предоставлено ему самому. Вместо воодушевления, эти мысли вызвали только острое ощущение одиночества. Джиму на мгновение отчаянно захотелось, чтобы все это оказалось сном, чтобы он мог выйти за дверь и тут же наткнуться на кого-нибудь из 429 членов экипажа «Энтерпрайз».
Мысленно одернув себя, Кирк взял себя в руки. Он всегда считал себя взрослым человеком, а тут вдруг оказалось, что это была не совсем правда. Однако, теперь, когда он это осознал, пора было, наконец-то, придти в себя, отцепиться от материнской юбки и научиться жить самостоятельно. Джим усмехнулся тому, что сравнил «Энтерпрайз» с матерью, но доля правды в этой шутке несомненно была. По крайней мере, на корабле он точно чувствовал себя, как в большой дружной семье.
В этот момент его и скрутило. Тайм-аут, который дали ему эмоции на то, чтобы добраться до безопасного места, закончился и вполне невинная мысль о семье внезапно стала костлявой рукой, вцепившейся ему в горло, не давая вздохнуть. Не в силах справиться с почти физическим ощущением боли, Джим оперся спиной о ближайшую стену, но не устоял и сполз на пол, сотрясаемый бесслезными рыданиями.
– Я виноват! – кричало отчаяние внутри него. – Я хотел от него слишком многого! Слишком многого! Я потерял его!
Спустя бесконечные несколько минут рыдания превратились во всхлипы, затем всхлипы перешли в тяжелое дыхание. Опираясь на стену Кирк смог, наконец, подняться с пола. Ноги не держали его, все тело гудело от недавнего спазма, сердце колотилось о ребра, словно собиралось разогнаться до варпа и улететь на Эридан. Сил выносить осознанное существование хотя бы еще несколько минут у Джима не было. Шатаясь, словно пьяный, он добрался до ближайшей спальни, забрался на кровать, дрожащими руками натянул на себя покрывало и погрузился в милосердный сон.
Наутро Джима разбудило солнце. Несколько минут он лежал неподвижно, ощущая кожей солнечный свет. Наконец, пронырливые лучи скользнули по его смеженным векам и игнорировать факт нового дня стало совершенно невозможно. Джим перевернулся на спину, потягиваясь. Тело немного зудело от ночи, проведенной в одежде, и первым делом он решил отправиться в душ. Раздеваясь в ванной, он бросил взгляд в зеркало. Ерунда, могло быть хуже.
Стоя под струями воды, он окончательно расслабился. Сколь бы ни был неприятен, тот эмоциональный выплеск помог ему успокоиться. Голодная пустота внутри немного насытилась и не давала о себе знать, хотя Джим знал, что она все еще там и ждет, когда сможет заполнится. С этим он ничего не мог поделать, без Спока его жизнь потеряла ориентир, сейчас он был словно компас без магнитного поля вокруг.
Джим не сразу понял, что странный звук, который ему мерещился сквозь шум воды вот уже пару минут, это дверной звонок. Выключив воду, он теперь уже ясно услышал, что кто-то звонил в дверь, причем весьма настойчиво. Озадаченный тем, кто бы это мог быть, Джим пошарил глазами по ванной и только сейчас понял, что здесь нет полотенец. В багаже их у него тоже не было. Это была одна из тех само собой разумеющихся вещей на корабле, которые просто были, всегда под рукой и всегда на своих местах, но на планете обо всех этих мелочах ему предстояло думать самому. Тем временем дверной звонок уже просто разрывался. В итоге Джим не придумал ничего лучше, чем вернуться в спальню, оставляя на полу мокрые следы, схватить покрывало с кровати и завернуться в него. В таком виде он и пошел открывать дверь.
Едва дверь открылась, как в квартиру ворвался взвинченный Маккой. Кирк еще только успел открыть рот, намереваясь спросить, что друг тут делает, как тот уже успел наставить на него медицинский анализатор, по пути выразив широкий спектр эмоций от «слава богу» до «какого черта». Явно не доверяя показаниям прибора, Боунс взял Джима за плечи и развернул лицом к свету, внимательно изучая. Только потом, видимо, немного успокоившись, он хмуро спросил:
– Почему вы дверь не открывали?
– Полотенце искал.
– Нашли?
– Нет.
Пару мгновений они смотрели друг на друга, а потом внезапно прыснули со смеху. Через минуту, когда оба смогли снова смотреть друг на друга без приступов хохота, Джим озвучил одну весьма актуальную мысль.
– Кстати, еды в этом доме тоже нет. Вы завтракали?
– Нет, я был на другом конце планеты и поужинать еще не успел. Как узнал, сразу бросился искать вас.
Кирк тепло улыбнулся другу.
– Тогда дайте мне пару минут, я оденусь и мы отправимся на охоту за настоящим мясом. Помнится, где-то тут недалеко было одно отличное местечко.
– Да уж, сделайте одолжение, в покрывале вы выглядите слишком первобытно, словно в самом деле на охоту собрались, – продолжал посмеиваться Боунс.
Захватив с собой вещи, которые со вчерашнего дня так и остались валяться на полу при входе, Кирк скрылся в спальне.
Только сейчас Леонард смог по-настоящему перевести дух. Конечно же, он никогда до конца не верил, что Джим может сделать что-то непоправимое, но, почему-то, едва услышав новости через двадцатые руки, он сорвался с места и первым же шаттлом вылетел в Сан-Франциско. Джоанна, конечно, расстроилась и наверняка добавила еще один камушек в корзинку с надписью «у меня плохой отец», но поступить иначе он не мог. Джим и, чего уж там говорить, Спок оба были его друзьями и, когда с ними что-то приключалось, Леонард не мог сидеть сложа руки. Хватит с него Спока, который совершил ужасную глупость, сбежав на Вулкан, чтобы ни было тому причиной. Боунс не мог допустить, чтобы и Джим выкинул что-нибудь подобное. Зная рисковый характер своего друга, Леонард был готов предположить любой сценарий развития событий, начиная с ухода в отставку и заканчивая угоном корабля, чтобы добраться до Эридана.
Потому Леонард испытал огромное облегчение, когда обнаружил друга живым и в достаточной степени адекватным. Смех и слезы — две вещи, которые в сочетании делают человека человеком, так всегда считал Боунс, даже когда еще не был отягощен степенью по психологии. Первое они только что разделили вместе, а лопнувшие капилляры в белках глаз и на лице Джима ясно говорили о втором.
– Черт бы тебя побрал, Спок! – мысленно выругался Маккой. – Знал бы, что ты заставишь его плакать, не стал бы пришивать тебе твой глупый вулканский мозг обратно!
Спустя мгновение доктор уже раскаялся и устыдился этих мыслей, а потом усмехнулся, ясно представив, как Спок на это ответил бы ему «ваше высказывание лишено логики» или что-нибудь еще в этом роде.
– Чему вы улыбаетесь, Боунс? – Джим уже успел одеться и вышел из спальни, на ходу привычным движением одергивая униформу.
Улыбка увяла, когда Леонард вспомнил, что теперь он вряд ли когда-нибудь увидит вулканца. Расстраивать Джима, упоминая Спока лишний раз, доктор не хотел, а потому, помотав головой, ответил:
– Да ерунда. Пойдемте уже, поедим.