Дети отцов. Алая верность.

Когда погас весь свет, они остались одни. Все стало принадлежать им, и они делали свой выбор. Это была ночь детей.

Henry James

Глава 00. Вместо эпилога

12 марта. 1996 год.

В огромном помещении, хранившем в себе куда больше запрещенных Министерством магии книг, чем обыкновенных, было всегда прохладно – любому находящему там стало бы ясно, что камин потрескивал отнюдь не в декоративных целях. Тусклые лучи восходящего солнца, лившиеся с выходящих на юго-восток окон, превращали огромные стеллажи в созданные из пыли и света постройки. За огромным столом из темного дерева, стоящим неподалеку от огня, в высоком кожаном кресле сидел мужчина. Холодными серыми глазами он бегал по строчкам какой-то древней книги, за которую ее владельца безоговорочно бы ждал пожизненный срок заключения в Азкабане. Хотя, если приглядеться, можно было бы догадаться, что перед Люциусом Малфоев лежала не книга, а скорее подшивка из отдельных листов.

Читая, он делал какие-то пометки на пергаменте, уже машинально и не отрываясь от текста, макая перо в чернильницу при необходимости. Лист, который он сейчас читал, заглавляли два незамысловатых слова – Non Mortālis. Казалось, Люциус должен был бы знать слова, начертанные там, наизусть – он так часто перечитывал их, вновь и вновь призывая словарь латыни на помощь. Хотя язык древних греков и римлян мужчина знал не хуже родного.

Внезапно, будто решив непосильную никому задачу, он откинулся на спинку кресла и слабо, но удовлетворенно улыбнулся. Он просидел в царстве ветхого пергамента всю ночь, и только сейчас, наконец, оторвавшись от чтения и пометок идеальным эпистолярным почерком, заметил, что уже утро.

Будто уверенный в том, что Люциус прервал свое занятие, кто-то тихо постучал в массивные двери из того же дерева, что и стол, и остальная мебель в библиотеке.

Люциус промолчал. Двери медленно, словно были подперты чем-то изнутри, отворились. Зашел старик в черном камзоле и с неизменно серьезным выражением лица – выполняющий функции дворецкого, Готфрид.

-Мастер Малфой, - обратился он к хозяину торжественно, будто произнес вступительную пятиминутную речь. Люциус лениво поднял взгляд на слугу и, криво усмехнувшись, что ему очень шло, сказал:

-А разве твой отец не учил тебя стучаться и ждать ответа? – возможно, из уст другого человека это звучало бы по-идиотски: из-за того, что слуга был старше хозяина лет на двадцать, а тот отчитывал его как десятилетнего мальчишку. Но это был Малфой, и из его уст порой даже самые потрепанные и неуместные в таком шикарном доме фразы звучали всегда изысканно умещаясь в обстановке и оставляя в воздухе металлических привкус концепции «хозяин – раб». Люциус разговаривал так со всеми: от Министра магии до домовиков, но только двое самых великих магов XX столетия не слышали подобного тона от него минимум – двадцать шесть, максимум – никогда. Последний раз он вызывающе обращался к Дамблдору, когда ему было двадцать и он еще не знал, что днем раньше его отец погиб на руках у его бывшего преподавателя по трансфигурации. А обратиться так к Волдеморту он не просто не позволял себе, он не мог обратиться так к своему хозяину – слишком велико было его темное честолюбие и желания, порожденные еще его сладко-горьким детством.

Готфрид что-то медленно ответил, его кожа мгновенно стала бумажно-белой. Но Люциус, глядя прямо на него, не видел и не слышал всего этого.

-Люциус, прошу тебя, оставь свое чувство превосходства ненадолго. Я прекрасно знаю, что ты во многом превосходишь меня. Но сейчас не время перечислять это. – его отец в свои сорок шесть выглядел исключительно. Но не как все маги, которые в этом возрасте гораздо лучше во всех смыслах, чем магглы. Он выглядел как Малфой – это-то и было исключением. И он смотрел на сына совсем не так, как это обычно делают родители. Его глаза глубоко вонзались в Люциуса, заставляя, приказывая замолчать, в то время как из его рта вылетали совсем не принудительные на первый взгляд слова.

И его сын не выдержал. Опустив глаза, он вышел из кабинета отца, совсем еще не подозревая, что только что были произнесены последние слова, которые он слышал от человека, породившего его и сделавшего его таким.

Но, Мерлин, эти воспоминания были не какими-то сопливыми сантиментами, которые Малфои не позволяли себе ни в коем случае. По крайней мере, Малфои по крови, а не их жены и мужья. Люциус понял, что он не любил своего отца еще до гибели последнего, но все-таки уважение к нему заставляло его не забывать, не выбрасывать, как обычно делают с ненужными воспоминаниями, которые вызывают неведомые их носителю чувства, не сливать ни в какие-либо Думоотводы, потому что никому не понять, что эти видения значат для их владельца. «Чувство превосходства. Я никогда не оставлю его. И даже больше, я передам его всем последующим Малфоям, как сделал это ты.» – вот вся дань покойному Гефестусу Малфою, что мог ему безвозмездно отдать ему его потомок. Потому что покойники уже ничего не могут дать взамен, а Малфои никогда ничего не делают просто так, даже не «чувствуют», как принято выражаться в этом семействе, где «любовь» - жалкий эвфемизм слов, которые оскверняли гордых магов – «заточения», «подчинения», «алогичности», в конце концов, «уязвимости».

Готфрид все еще стоял напротив Люциуса.

-Можешь сообщить ту важную весть, по причине которой ты позабыл все то, чему учили тебя твои родители. – на первый взгляд небрежно произнес он, чувствуя как под напором его ледяных глаз, Готфрид едва заметно отступил на шаг к двери. Мастер Малфой, вам было прислано письмо, которое вы велели передать вам в руки.

Хозяин имения рассмеялся лающим, отрывистым смехом.

-Полагаю, тебе так и придется сделать. Ведь ты не в силах отдать мне его иначе! – как аккуратно вошла в его слугу сталь этой искусной издевки. Сколько бы боли не причинили сквиббу-слуге эти слова, Люциус едва ли уловил это – он был уверен, что тревожить вечную рану ничтожества – не самое занятное развлечение. Но все же, он позволил его себе сейчас.

Готфрид уже было шагнул к Люциусу со свитком пергамента в руках, перевязанным желтой лентой, как тот вскинул руку с неизвестно откуда взявшейся там палочкой и быстро, но отчетливо выкрикнул:

-Accio litterae! – пергамент вырвался из рук слуги, и через пару мгновений Люциус уже сжимал его в левой руке. Многозначительно взглянув на Готфрида, он вернулся к посланию, развязывая ленту.

Слуги никогда не слышали от Малфоев слова «спасибо», разве что Нарцисса изредка бросала им это слово да Драко, правда, он испытывал благодарность к людям ниже его по социальному статусу лет до шести, пока отец не объяснил ему, что щедрость их семьи на это не распространяется. Прекрасно это зная, Готфрид, отвесив поклон, вышел.

Люциус неторопливо развернул свиток и принялся читать, слегка нахмурившись, как он всегда делал, когда получал необходимую ему информацию.

«Томас Ричард Риддл до своей гибели жил с рождения со своими родителями в Литлл-Хэнглтоне, графство Йоркшир. В этом населенном пункте, как мне удалось выяснить, его помнили как жестокого, грубого сына, достойного богатых родителей. Никто из хранивших сведений о его личности не преминул упомянуть то, что он был падок на женщин, особенно иногородних. Но, по странному стечению обстоятельств, все его любовницы (женат он ни разу не был) умирали по прошествию срока от года до восьми лет. Кто-то из магглов сказал что-то про некий Спид, мне так и не удалось ничего выяснить про эту личность.

Но один старик сообщил мне интереснейшую историю о чешке, которая была в Литлл-Хэнглтоне в 1928 году. Она имела связь с Томом Риддлом, как сказал маггл, но едва прошел месяц, как она покинула Великобританию совсем. Но также старик добавил, что ее редкая в наших краях фамилия встретилась ему в «новостях» (так они называют сообщения о происшествиях в мире, которые показывают в коробке с изображениями), и что некий ее однофамилец (или родственник, это можно вычислить) бывал в Лондоне по каким-то политическим целям. Его звали Конрад, фамилию никто действительно не помнит. Имя я узнал его у жителей этой деревни, таким же способом, разрешенным вами, как и эти сведения у старика.

Это все, что я могу вам сообщить на сегодня. Жду дальнейших распоряжений.

М.К.»

Люциус прочел письмо по меньшей мере раза три. «СПИД, ну конечно! Заболевание грязных магглов, на которое у волшебников особый иммунитет. Безмозглые, даже лекарства не могут изобрести от него!» - помимо этой мысли, у старшего из оставшихся Малфоев в голове стройно появлялись, одна за другой и другие.

Спустя около получаса он взял чистый лист пергамента и принялся писать ответ М.К.