Природа любит шутить, особенно над теми, кто этого совсем не просит, и, конечно, тогда, когда этого совсем не ждут.
Накануне Дня благодарения пошел снег. Он падал с неба сухой мелкой крошкой, будто кто-то тёр пенопласт, кружил в воздухе, оседал на липких деревьях и едва достигал земли. Асфальт стал черными и блестящими, земля – стылой, звуки – отчетливыми, воздух – сырым и душным. Запах прелости смешался с холодом, и днем была уже не осень, ночью - еще не зима.
К вечеру небо почти прояснилось, сырой воздух стал колючим, через тонкие облака проступили звезды, но снег продолжал кружиться, посверкивая в свете фонарей, бездумно осыпаясь и не касаясь земли.
Где-то в девять двадцать-тридцать к дому подъехала машина – эхо проскользило за ней по черной дороге – хлопнула дверца, пискнул ключ – и через пару минут должна была хлопнуть входная дверь – звуки и действия, известные с точностью до секунды.
Но. Минута-другая-третья-пять – ничего не происходило. Входная дверь не хлопала, во дворе царила тишина. Что там делать в такую погоду? Или кто-то приехал не один и сейчас творит типичные подростковые непотребства на пороге, прежде чем расстаться или пригласить незваного гостя в дом?
Финн вернулся на кухню, откуда уходил с чашкой в свою комнату как раз в тот момент, когда к дому подъехала машина, - не было смысла включать свет ради того, чтобы налить себе чай, достаточно было и света из коридора и с лестницы, ведущей на второй этаж – его хватало на освещение плиты и раковины, где копились почти чистые чашки, которые вовсе незачем было так часто мыть, как настаивала мама, - остальная же часть кухни скрывалась в полумраке, и если подойти к окну – не очень близко, - то тебя, возможно, даже не будет видно со двора.
Так что Финн подошел.
Снег по-прежнему плавал в воздухе, лениво посверкивая, звезды по-прежнему размыто светили сквозь облака, а двор кое-как освещали низкие фонари, по которым стекали капли стаявшего снега.
И там, под снегом, под звездами и среди фонарей стоял его сводный брат – стоял, глядя на небо, вытянув шею из узкого школьного шарфа, выгнув ее таким своеобразным образом, что и профиль, и вся фигура, и поза – одной линией, ее можно было бы провести, не отрывая карандаша от бумаги, - всё вместе в контражуре света от фонарей казалось кадром из диснеевских мультфильмов: так герои ждут чуда, и оно, конечно, происходит, потому что это мультфильмы, и там все красиво – начиная от положения головы, открытого лица, ловящего падающий снег, и заканчивая руками, зябко спрятанными в карманы.
Снег не касался лица, не касался черного пальто – он испарялся раньше – он, наверное, не хотел мешать диснеевскому замыслу, или замысел был именно таков: что ты стремишься к чему-то навстречу, а это что-то недосягаемо, совсем недосягаемо, по природе вещей. Природа – она любит шутить.
Снежинка за снежинкой. Такие крошечные, что не разглядеть – только посверкивания на свету. Снежинка за снежинкой.
Он пытался ловить их на кончик языка. Даже приподнялся на цыпочки, не вынимая рук из карманов. Будто ему было пять лет. Это было так неожиданно. Забавно. Неожиданно. Как еще говорят в таких случаях – трогательно, да? Наверное, так.
Финн слышал, как мама тихо подошла сзади. Она тоже какое-то время смотрела кадры из диснеевского мультфильма в окне их дома. Минуту или две. Или час. Или бесконечно.
Приобняла Финна – осторожно, молча. По ее дыханию или по своему наитию он почувствовал, что мама улыбается – в полумраке кухни это все равно было плохо видно – но он обернулся и улыбнулся ей в ответ – одним краем губ; ну да, у него была не улыбка, а ухмылка, гримаса, девушки часто говорили, но он надеялся, что она не была зловещей или глупой – не сейчас, по крайней мере, - и здесь было достаточно темно, чтобы его улыбка была такой, какой он ее чувствовал, а не какой ее видели.
Мама, конечно, улыбалась.
Положила голову ему на плечо. Продолжила смотреть в окно. И Финн продолжил.
- Он у нас замечательный. Такой замечательный, - тихо, даже мечтательно сказала мама. – Как прекрасный принц… Правда?
Девушки. Всё бы им о принцах мечтать. В любом возрасте. Финн хотел было пошутить, что негоже замужней даме засматриваться на чужих принцев, но что уж там. У них не было чужих принцев. И она имела самое полное право ими любоваться.
- А я? – спросил Финн шутливо, тоже очень тихо.
- Ты мог бы быть рыцарем. Но ты балбес, - ответила мама и взъерошила ему волосы. Как будто Финну было пять лет. – Позови его домой.
И, легонько похлопав его по плечу, вышла с кухни.
Как будто им обоим по пять лет. Ну в самом деле.
Может, этот ритуал встречи первого снега был важен. Может, первый снег мог исполнять желания. Если его удастся поймать.
Может, и не мог.
В любом из этих случаев, какие-то желания должны исполняться. Обязательно. Может быть, сейчас.
Поставив остывшую чашку на стол, который был хорошо заметен в полумраке, и пару раз споткнувшись о стулья, которые были тоже хорошо заметны, но почему-то все равно встали на пути, Финн пошел во двор.
- …правда, - хотел он ответить маме. Но забыл.
