A million tomorrows for one yesterday.

That's what I'd gladly pay.

A Mountain of sorrows now stands in my way.

A mountain I foolishly made.

Миллион завтра за одно вчера.

Вот цена, что я с радостью бы заплатил.

Гора печали возвышается на моем пути.

Гора, которую я по глупости возвел.

Pretty Lights — A Million Tomorrows

В последнее время Ольге часто снились кошмары. Ничего определенного, все и всегда выглядело размытым и неясным, но тревожное чувство саспенса, начинающееся с незначительного укола где-то в области сердца, постепенно нарастало, в итоге превращаясь в такой немыслимый и непреодолимый ужас, что это заставляло ее просыпаться в холодном поту. Пробуждение не приносило облегчения. Она чувствовала себя как ребенок, выброшенный из материнской утробы в холодный и немилосердный мир, потому что она понимала, гадкие сны — ничто в сравнении с реальностью, той реальностью, которую населяли настоящие страхи, той реальностью, что окружала ее теперь.

Этой ночью Ольга проснулась от хлопка, он выдернул ее из сна, раздавшись там точно пушечный выстрел. Испустив тяжелый вздох, она приподняла голову от подушки, чтобы боязливо оглядеться. Вздымавшаяся, будто парус, занавеска немного озадачила, но чтобы вспомнить, что она находится не дома, понадобилось всего несколько мгновений. У них дома не было таких занавесок и форточек, которые могли бы так громко захлопываться от сквозняков. Осознание того, где она сейчас, разлилось внутри мерзкой липкостью. Шершавые простыни, едва ли не одноразовые, только усилили это чувство.

— Хей, все в порядке?

Нагретое тело рядом с ней заворочалось, и из-под одеяла показалась растрепанная голова.

— Да, все отлично, — просипела Ольга пересохшим горлом, садясь на кровати.

Он приподнялся следом за ней, сонно шмыгнув носом.

Лишь спустя долгих пять секунд Ольга набралась смелости, чтобы взглянуть в его лицо. В полумраке она разглядела, что он чуть нахмурил лоб, а в глазах мелькнула тень обеспокоенности.

— Меня разбудил этот дурацкий ветер. Видимо, погода портится.

Как бы в подтверждение ее слов сверкнула молния, и миг спустя раздался раскат грома. В голову полезли самые разные и в то же время неуместные ассоциации, будто они находились в готическом замке или бунгало посреди тропического леса, хотя на самом деле это был всего лишь дешевый мотель со всей полагающейся ему атрибутикой — от неоновой вывески до жухлых газонов. Дождь робко забарабанил по скату крыши, почти сразу же сменившись полноценным ливнем.

— Боишься… грозы? — как-то робко поинтересовался он, слегка тронув пальцами ее предплечье. Ольга невольно улыбнулась. Какой же он все-таки мальчишка.

— Ничуть, — ответила она, поежившись.

Заметив это, он подтянул одеяло повыше. Прежде чем укутать Ольгу, он оставил на ее голом плече долгий, но в тоже время невесомый поцелуй.

— Давай спать, — предложила она, потрепав парнишку по вихрастой макушке, — тебе ведь не нужно возвращаться домой прямо сейчас?

— Нет, я сказал своим, что сегодня ночую у друга; ты должна его помнить, такой высокий и…

Договорить он не успел. Ольга игриво набросила одеяло ему на голову и, опустившись на подушки, закрыла глаза. Нет ничего лучше вовремя оконченных разговоров. По-видимому, в этом вопросе он был полностью с ней солидарен.

Весенний ливень продолжал обильно орошать землю, время от времени молния освещала их сегодняшнее гнездышко. Удобно устроившись и пребывая на грани сна и бодрствования, Ольга по стойкой привычке принялась размышлять над своей жизнью и тем, когда в ней все пошло наперекосяк.

Когда Ольга вновь прибыла в Хиллвуд, дождь точно так же лил как из ведра. Аэропорт полнился многоголосым гомоном, неподалеку ревели двигатели Боингов с разных концов континента. Контраст с тем местом, откуда она прибыла, ощутился сразу. Ольга продрогла до костей, сделав всего пару шагов от трапа. Добравшись до помещения, она уже основательно промокла. Тщательно уложенные с утра волосы теперь выглядели так, будто она вылезла из бассейна или же запрыгнула в самолет, пять минут назад выбравшись из океана в каком-то жарком уголке планеты. Последнее было почти правдой.

Дни в солнечной Флориде тянулись блаженно долго. После суровой Аляски она казалась Райским садом, в который дозволено было вернуться после долгих лет скитаний. Столь же мало общего имел с ней пасмурный Хиллвуд, город, в котором она родилась и провела юность. Уже хотя бы за то, что Ольге была дарована возможность навсегда (как тогда казалось) покинуть этот хмурый град, она была так благодарна Джейку. Пусть у них в итоге не сложилось, но сетовать на свое замужество Ольге просто не хватало духу.

Как только такси выехало за пределы аэропорта, пейзажи за окном стали такими до боли узнаваемыми, что казалось, она покинула эти места всего неделю назад. Казалось, она едет домой с небольшой дорожной сумкой и крошечным несессером, а не двумя увесистыми чемоданами, и в самом деле приехала на продленный уикэнд навестить родителей, а не на неопределенный срок, потому что родителей у нее теперь уже не было.

Эта мысль показалась слишком кощунственной, но фактически была недалека от истины. Примерно полгода назад Ольга точно так же шагнула из нагретого салона самолета в промозглую морось Хиллвудской осени, чтобы присутствовать на похоронах своего отца. Примерно полгода назад это было травмой, она прорыдала два дня кряду, не вылезая из постели, и только мысль о том, что нужно отдать должное папе, которым она дорожила, хоть и не испытывая при этом таких восторженных чувств, что она обычно демонстрировала, заставила Ольгу взять себя в руки и заказать авиабилет. Роберт Патаки всегда был деятельным, подвижным и шумным, и пусть многие недолюбливали его, но такой его безвременной кончины никто не предполагал. Похороны были удивительно многолюдными. Это было одной из немногих деталей, которые Ольга запомнила. Черт возьми, она любила отца, пусть его и было проще всего любить на расстоянии, желательно в пару тысяч миль.

Она пробыла в Хиллвуде три дня, а затем улетела домой. Возможно, это было нечестно по отношению к семье, но осознание того факта, что ничто никогда уже не будет прежним, было слишком гнетущим. Теперь Ольга корила себя за это. Нельзя было оставлять мать одну, нельзя было оставлять одну Хельгу, ее в первую очередь. Пусть та и держалась отстраненно от всей этой трагедии, даже слишком, Ольга знала, что для нее это тоже стало большим потрясением. Зайдя к сестре в комнату перед отъездом, она заметила край отцовского чемпионского пояса, торчащего из-под кровати.

Хельга отвечала на вопросы односложно, не отрываясь от книги, которую держала в руках. На прощание Ольга сказала ей несколько слов, которые можно было и не произносить, Хельга, в свою очередь, заметила, что сумеет позаботиться о себе и о Мириам, по крайней мере, обещает дважды в неделю ходить в супермаркет. Ольге не то чтобы не хотелось ей верить, но в ее голосе сквозило что-то такое, что заставляло насторожиться. Уже потом, через несколько месяцев, она поняла, что это было тщательно маскируемым отчаянием. Она поцеловала Хельгу в щеку и ушла, чтобы попрощаться с мамой. Она же, напротив, была слишком активной, почти не спала, перетаскивала в новые места вещи, которые годами лежали мертвым грузом. Такой деятельной, по правде говоря, Ольга не помнила ее даже в своем детстве, а ведь тогда все было совсем по-другому…

Нутром Ольга чуяла, что ничем хорошим это не обернется, но она просто ушла. Не проверив домашний запас спиртного и наличие всех необходимых медикаментов, что было для нее своего рода традицией, она ушла с обещанием звонить каждый вечер. Самолет во Флориду вылетел через три часа.

Это было ошибкой. Огромнейшей, непростительной ошибкой — оставлять их одних — шестнадцатилетнего подростка и женщину, страдающую от алкоголизма и когнитивных расстройств. И вот, неделю назад Ольгу снова разбудил ночной звонок. На том конце провода был их сосед, мистер Дьюи. В тот миг ей показалось, будто она сама на волосок от смерти, ведь чего можно ожидать от сухого тона с примесью жалости? Мистер Дьюи сообщил, что миссис Патаки увезли на скорой, а Хельга сейчас сидит в его гостиной, потому как в их дом пришлось вызывать спасателей. Подробности сосед опускал, то ли из забывчивости, то ли из деликатности, как настойчиво Ольга его ни расспрашивала. Напоследок он сказал, что завтра она сможет поговорить с Хельгой, сегодня «девочка слишком не в себе для разговоров», и еще, что ей было бы неплохо приехать как можно скорее.

Мучаясь от страшных предчувствий, Ольга так и не смогла сомкнуть глаз в ту ночь. Не выручила даже обычно безотказно действующая снотворная тройная порция скотча. Как бы тривиально это не звучало, отрезок времени до девяти утра показался ей вечностью. Ольга набирала номер раз шесть, успев от страха и раздражения расцарапать ногтями себе оба запястья, пока дома подняли трубку и послышалось сдержанное и хриплое «Да». Едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, она стала расспрашивать сестру о произошедшем.

Спокойным тоном Хельга сообщила, что сама она в порядке и Мириам, по всей видимости, тоже. Просто той почему-то вздумалось уснуть с головой, лежащей в духовке, и включить подачу газа она, конечно, не забыла, хорошо, что Хельга еще не успела лечь спать. Ей, как Ольга должна догадываться, не слишком-то хотелось обращаться к этому любопытному индюку, мистеру Дьюи, обожавшему тайно (как он думал) копаться в их почтовом ящике, но пользоваться телефоном в полном газа помещении было не очень-то безопасно. Мириам забрали медики, и ей пришлось ночевать у соседа, потому что только к утру дом стал безопасным для тех, кто дышит воздухом. Вот и вся история. Еще Ольге придется приехать, но она может особенно не торопиться, Хельга знает, где лежит небольшой запас денег, и номер страхового полиса Мириам знает тоже.

Этот разговор определенно не принес ей облегчения. Положив трубку, Ольга чуть не расплакалась, сама не зная точной причины, вполне вероятно, что их попросту было слишком много. В тот день она приняла еще несколько звонков: из их с Хельгой школы, где уже были наслышаны о «несчастном случае» и аккуратно, но настойчиво интересовались вопросом опеки; потом из отцовской фирмы, которая худо-бедно держалась на плаву благодаря практически бездействующим до этого соучредителям и приносила кое-какую прибыль. Ближе к вечеру позвонил все тот же мистер Дьюи, считавший себя важным участником местечковой драмы, за пустым разговором с ним, который Ольга не могла прервать из вежливости, пролетело около часа. Когда пробило полночь, она чувствовала себя полностью обессиленной, но сон по-прежнему не шел. Валяясь на аккуратно, по старой привычке, заправленной постели, Ольга прижимала руки к груди и боролась со спазмами в горле и мерзкой тяжестью на сердце. Это был груз вины.

И вот спустя пять с половиной суток Ольга Патаки подъезжала к родительскому дому по знакомым с детства двухполосным дорогам. Она не знала наверняка, что станет делать, что будет с ее жизнью дальше. Что-то подсказывало, ей уже не вернуться к прежнему положению вещей, мнимое благополучие рухнуло, рассыпалось по кирпичикам еще полгода назад, но теперь и эти кирпичики перемололи в пыль жернова непредсказуемой судьбы.

Дома было пусто и пыльно, но никаких следов чрезвычайных происшествий на первый взгляд не обнаруживалось. Даже подаренный ею цветастый коврик перед дверью в холле лежал на своем месте. Оставив чемоданы у входа, Ольга прошла в гостиную, здесь тоже все лежало или висело на своих местах, только «королевское» кресло со встроенными массажерами подвинули чуть ближе к телевизору. Мусорное ведро на кухне заполнилось лишь наполовину, в основном мусор представлял собой остатки еды и упаковки от фастфуда, а также несколько алюминиевых банок из-под газировки. Ольга слегка улыбнулась. Конечно же, она с трудом представляла свою сестренку, торчащей на кухне за готовкой, так что это было весьма предсказуемо. Она раздвинула занавески в кухне, за окном из-за туч только стали пробиваться первые робкие лучики солнца. В их свете стал заметен взвившийся вверх столб пыли — результат ее незамысловатого действия. Кажется, теперь Ольге было чем себя занять до Хельгиного возвращения из школы, а заодно и мысленно прорепетировать то, что ей предстоит сказать сестре.

Просушив волосы и переодевшись в подходящую одежду, Ольга отправила короткое СМС: «Я уже дома. Жду».

Минут через пятнадцать она получила в ответ сообщение еще короче: «Ага».