Глава 1. Эйфория
Я распахнула дверь своей комнаты, бросила ворох праздничных пакетов на пол рядом с пушистой елкой, затейливо украшенной Элис, и с разбегу прыгнула на кровать. Блаженно растянувшись на мягком покрывале, я прикрыла глаза и почувствовала как мои губы сами собой расплываются в довольной улыбке.
Два дня. Всего каких-то два дня и я избавлюсь, наконец, от неусыпного контроля моей семьи, от вечных нравоучений, от постоянных вторжений в мою личную жизнь... Два дня. Честно говоря, я до сих пор не могла поверить своему счастью.
- Каникулы с Джейком, - я произнесла это тихо, пробуя на вкус звучание этого сочетания. - Каникулы с Джейком!
Я счастливо засмеялась, вскочила на ноги и начала, как в детстве, прыгать на постели. Меня затопила волна такой безудержной радости, что хотелось пуститься в пляс. Каждая клеточка тела горела в предвкушении, а восторженный вопль так и рвался из груди.
Только я, только Джейкоб, и больше ни одного Каллена на мили вокруг!
Скажу честно, быть самым младшим вампиром — удовольствие не из приятных. Мало того, что все ко мне относятся с изрядной долей снисхождения и часто вообще не воспринимают всерьез, так я еще, похоже, единственная во всей вселенной бессмертная, у которой есть мама и папа. А значит, не важно, сколько пройдет времени — хоть двести лет — я всегда буду в их глазах ребенком! Сказать, что меня это раздражает — это значит ничего не сказать. Я конечно люблю Бэллу и Эдварда, и всех своих тетушек и бабушек, но их вечная навязчивая забота меня уже откровенно достала.
Ах, если бы только можно было заставить часы бежать быстрее, быстрее... Нажать кнопку перемотки на ленте времени прямо сейчас и включить play в ту самую желанную минуту отъезда. Только бы прекратить пытку этим мучительным и томительным ожиданием приближающегося большого счастья.
Даже любимое Рождество с подарками и сюрпризам не вызывало во мне обычного энтузиазма. Рождество завтра, но мне хотелось только одного — чтобы два дня пролетели как можно скорее, и мы с Джейком отправились в наше первое совместное путешествие.
Уговорить моих родных, отпустить нас в Швейцарию вдвоем, было не самым легким делом. Да то уж там, уговорить Эдварда было почти невозможно, но я справилась. Из моего горла вырвался какой-то уж совсем истерический визг и я прижала ладонь к губам. Я справилась!
Вообще-то, Эдвард — мой папа, но согласитесь, называть папой кого-то, кто выглядит едва ли не младше тебя просто бредово. Поэтому, я приберегаю это обращение, для особых случаев: когда я что-то натворила или когда я чего-то хочу. Но в этот раз, приготовившись к битве за отдельные от семьи новогодние каникулы, я не только обращалась к Эдварду исключительно «папочка» в течение целого месяца (О, ему это ужасно нравилось!) и вспомнила весь запас ласковых слов, но и идеально вела себя в колледже и ни разу не опоздала домой вечером. Оказалось, этого малого...
Белла отнеслась к моим доводам о том, что ничего плохого не случится, если я проведу десять дней наедине с Джейком, спокойно. Но Эдвард... Эдвард даже слышать об этом ничего не хотел! Удивительно, но ожидая сопротивления со стороны мамы тоже, я была приятно удивлена, что она встала на мою сторону. И очень благодарна ей, потому что папа потом не разговаривал с ней... Ну почти целый час. До тех пор, пока она не нарядилась в один из кружевных пеньюаров Розали и не заявила, что идет в ночной клуб. Бросив это известие с невозмутимым видом, она направилась к двери, но не успела сделать и пары шагов, как Эдвард с глухим рычанием бросился за ней и, схватив в охапку, потащил в комнату. Я не уставала поражаться, что даже не смотря на все то время, которое они проводили вместе, мои вечно юные родители вели себя как только что влюбившиеся в друг друга подростки...
Возвращаясь к разговору о каникулах, не хочу вспоминать подробности всех наших с Эдвардом скандалов. Скажу только, что после долгих уговоров, обещаний и клятв, я прибегла к запретному приему — слезам.
Папа вообще не выносит слез. Женских слез особенно. Он говорил, что мама, даже когда была человеком, испытывала боль и отчаяние, никогда не плакала, и это восхищало его. Он все боялся, что в один прекрасный день по ее щекам польются слезы, а он даже не будет знать, что делать и как себя вести. Правда, один раз, уже будучи беременной мною, мама разрыдалась и заставила папу сделать что-то, но что, я так до сих пор и не узнала, потому что когда я интересовалась этим, и Эдвард и Белла тут же переводили разговор на другую тему. Короче, на счастье папы, мама не была плаксой, а став вампиров вообще утратила эту способность. Что же до меня...
Я — не пойми что в вампирском мире: не человек, и не вампир до конца — могла плакать, могла насыщаться обычной пищей и была теплой, но при этом — бессмертной, быстрой и сильной (правда, не такой как остальные вампиры) и иногда охочей до крови. И еще, я была неотразимой. Для всех. Кроме моих родителей. Не знаю, по какой такой высшей несправедливости, только Эдвард и Белла оказались способны противостоять моему очарованию, но это было так. Только от них за всю свою жизнь я слышала «нет». Больше никто и никогда не отказывал мне ни в чем! Разве что, только Джейкоб один единственный раз...
В общем, чтобы добиться разрешения от папы, я сделала то, чего не делала никогда в жизни, даже когда была совсем малышкой. Я расплакалась.
Сопротивление Эдварда было сломлено. Ну, почти сломлено. Соглашаясь отпустить нас с Джейком в Швейцарию, он напомнил мне про одно обещание, которое я по глупости дала ему в тот день, когда мне исполнилось пять (хотя, развивалась я, конечно, быстрее, чем обычные дети). Тогда папочка, помогая разворачивать мне гору подарков, завел со мной серьезный разговор о моих отношениях с Джейкобом. И так как в то время Джейк был для меня просто большим плюшевым другом и защитником, я без малейшего сопротивления пообещала папе, что не стану идти на близкие (да я тогда и не понимала, что это значит!) отношения с ним до того времени, пока мне не исполнится семнадцать. Причем семнадцать ни в моем физическом развитии, а в человеческом летоисчислении!
С тех пор, я уже миллион раз пожалела об этом неосторожном обещании и даже какое-то время, когда физическая страсть к Джейку наконец проснулась в моем теле, обижалась на Эдварда за этот нечестный поступок и просила отказаться от него, но он был непреклонен. Вообще, я бы с радостью нарушила свое обещание, потому что не считала, что была «в здравом уме и трезвой памяти» в тот момент, когда давала его, но Джейк... Больше всего мне бесило то, что Джейк беспрекословно принял это дурацкое обещание, данное мною Эдварду!
Я не имею ни малейшего понятия, как он выдерживает наши платонические отношения так долго, учитывая, что я с недавних пор просто схожу с ума. Когда я спросила его об этом, Джейк ответил, что он стольким обязан Эдварду и Бэлле (главным образом тем, что они произвели на свет самое прекрасное существо во вселенной — то есть меня), что уважать их просьбу, не такую уж и трудную, — это самое малое, чем он может отблагодарить их. Лично я всегда считала, что подобные просьбы не просто трудные — она кощунственные, и уже несколько раз настойчиво пыталась убедить Джейка изменить статус наших отношений, в смысле, сделать их более близкими, но пока ни одна моя попытка не увенчалась успехом.
Вот так, благодаря моему сверх заботливому и черствому папочке, мы боремся со своими гормонами последний год, и если Джейк не пойдет у меня на поводу, то будем мучиться еще половину этого срока!
По правде говоря, я еще не оставила в покое мечту приблизить этот желанный момент, который и я, и Джейк ждем с все возрастающим нетерпением. Не понимаю вообще, зачем оттягивать то, что все равно случится! Поэтому, когда сегодня днем мы с Розали (это моя тетя, самая лучшая в мире тетя, к слову) ходили по Хэрродзу в поисках последних рождественских подарков, я затащила ее в отдел нижнего белья.
Розали — ужасная модница и жуткая транжира, и ходить с ней на шопинг одно удовольствие. Поэтому, едва мы переступили порог этого «царства девичьих грез» под названием Chantal Thomass lingerie она бросилась к полкам и выбрала пару замечательных комплектов не только для себя, но и для меня тоже. Причем мои комплекты (о чудо!), оказались совсем не обычными розовенькими маечками и шортиками с мишками, которые бы я сразу отвергла, а очень даже взрослыми боди — сексуальными, но без излишней откровенности.
Я думаю, что Роуз прекрасно поняла, для чего мне понадобилось новое белье. И хотя она совершенно не разделяла моих восторгов по отношению к «псине», как она презрительно до сих пор называла Джейка (хотя я подозреваю, что она давно уже привыкла к нему и даже испытывала что-то вроде симпатии, основанной на их общей болезненной любви ко мне), но виду не подала — за это я и люблю Розали.
Конечно, по возвращении домой, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы скрыть от моего всезнающего папочки, мои намерения в отношении Джейка и этого белья, но вроде бы все получилось. Потому что, думаю, если бы это было не так, мои каникулы немедленно отменились бы. А так как никто еще не ворвался в мою комнату с безапелляционными заявлениями «Ты остаешься дома», я была счастлива и полна оптимизма.
Каникулы. Каникулы с Джейком. Я вновь несколько раз повторила про себя эту фразу и почувствовала как в животе словно захлопали крылышками десятки бабочек.
Я спрыгнула с постели и сняла крышку с рояля. Конечно, я не была такой же талантливой как Эдвард, но так как папа сам учил меня музыке с детства, думаю, я была не совсем безнадежной и какие-то его способности передались мне.
Кончиками пальцев я коснулась клавиш, вырвав из сердца рояля несколько протяжных громких звуков, и затихла. На ум приходили десятки любимых классических композиций, но душа хотела чего-то особенного... Я начала импровизировать. Мелодия не складывалась, но я продолжала бездумно водить пальцами по клавишам, пытаясь найти верное звучание. Безрезультатно. А потом, сами собой в памяти вплыли воспоминания о заученной в детстве «Колыбельной Беллы», которую папа написал для мамы почти двадцать лет назад, сразу же после их знакомства.
Нота за нотой, аккорд за аккордом... Естественная, льющаяся так свободно, как вода в бурной реке, на пути у которой нет никаких преград, мелодия захватила все мои чувства, поэтому, я даже вздрогнула, когда услышала любимый голос за спиной:
- Ты либо очень счастлива, либо бесконечно печальна — в других ситуациях, за рояль ты не садишься. Что из этого верно?
Я резко обернулась и показала Джейку язык.
- Думаю, что перспектива провести наедине с тобой целых десять дней кого угодно заставит впасть в депрессию.
- Да ну? Может тогда не будем тебя мучить и отменим все? - насмешливо протянул он. - Гарантирую, Эдвард только обрадуется.
Я спрыгнула со стула и подбежав к кровати, на которой примостился Джейк, запрыгнула к нему на колени и обвила свое руки вокруг его шеи.
- Ни-за-что! - прошептала я, легонько целуя его в губы и скользя по его щеке к уху.- Ни за что, слышишь?
Я слегка откинулась назад и вынула заколку из прически. Мои густые пшеничного цвета волосы с рыжинкой рассыпались по плечам. Рассчитывая, как добиться наибольшего эффекта, я посмотрела прямо на Джейка, облизала губы и придвинулась к нему ближе. Мои пальцы запутались в его густой шевелюре. Я с удовлетворением услышала, как участился его пульс, как прерывисто стало его дыхание. Насладившись мгновение произведенными благодаря мне изменениями, я прильнула к его губам.