Ты приходишь, когда этого меньше всего можно ожидать: веселый и серьезный одновременно. Эти твои неизменные подколки - невозможно понять порой, что именно ты хотел сказать.
Но было забавно.
В первый раз я валялся с температурой, и вид у меня был - никакой, а ты хмыкнул и спросил:
- Какой сюжет?
Я рассказал.
Ты ржал долго, даже слезы из глаз текли, а потом предложил:
- Давай я схожу на пробы? Все равно никто ничего не заметит.
Я махнул рукой. Ты отыграл за меня. И я получил твою роль.
Вот так все и началось.
Я увлекся, играя тебя, мне все было интересно. Я даже фехтовать начал и мышцы качать в тренажерке. А ты хмыкнул, посмотрев заключительные кадры фильма и сказал:
- Все у тебя так просто получается. Как-то слишком просто.
У тебя уже была неизменная черная перчатка на правой руке и белые, совсем незаметные ниточки шрамов на щеке.
Я попросил:
- Объясни.
Ты долго объяснял, и я постепенно понимал, что твои волосы, такие светлые, вряд ли потемнеют со временем. И тогда мы переиграли концовку фильма. Я актер, и моя профессиональная гордость была затронута. Я играл, как мог.
Но ты все равно остался недоволен. Ну и пусть!
А потом были дети, проблемы, новые роли.
Меня так часто путали с тобой, что я уже устал возмущаться. В конце концов, мне отлично известно, насколько мы разные. Но я никому и ничего не мог объяснить. Меня бы просто не поняли!
Я даже не помню, когда ты заглянул еще раз, торопливо, как будто на бегу. Ты так жадно рассматривал мой дом, фотографии жены, детей, и лицо твое постепенно светлело. Тебе все было интересно: что такое русские горки, и зачем я рисую, и откуда у меня вот эта и вот эта идеи, ты щелкал каналами телевизора, а я хвастался, хвастался, хвастался...
Я бросал тебе рассказы о себе, как голодному бросают куски хлеба, как гладят бездомного котенка, я рассказывал о первых школьных днях моих детей, как жена недавно пережгла волосы... Я никогда и никому столько о себе не рассказывал.
И никто и никогда не слушал меня внимательнее, чем ты.
Я наливал тебе выпить, опустошил холодильник, я так радовался, что больше никто не сможет узнать в этом стройном, элегантном воине - меня. Никто нас не перепутает.
Было немного жаль, конечно, что я - не такой, как ты. Не молчаливый, без загадочно-обаятельной улыбки, которая скользит по губам и которую хочется видеть снова и снова, без кошачьей пластики абсолютно уверенного в себе человека, без этого налета одиночества и значительности, которая окутывает его затянутую в черное фигуру.
И без неизменной черной перчатки на правой руке.
- Ты чего не сделаешь настоящую? - спросил я его тогда - Вам же можно?
- Представляешь, - усмехнулся он. - Привык, как к родной.
А недавно ты заглянул снова. Я постарел, а ты... черт, как же я тебе завидую!
Нет, даже не завидую - я горжусь тобой, как старшим братом.
Ты просто светился от счастья, ты сказал:
- Я на пару часов, чем займемся? - и мы пошли играть в боулинг.
Ты хохотал, сбивая кегли, как мальчишка.
Ты собрал вокруг себя весь бар.
Ты перепробовал все коктейли.
И я, кажется, тоже...
Мы вывалились на ночную улицу, подсвеченную неоном, и мысли наши обратились в сторону...
В общем, на другой стороне улицы стояли две довольно симпатичные девахи, и мы одновременно подмигнули друг другу, посмотрев на них, и тут ты довольно крепко взял меня за локоть и прошептал мне на ухо:
- Жена меня просто убьет, если узнает.
- Меня тоже, - отозвался я, - но я тебя прикрою.
Ты фыркнул, соглашаясь, и Бог с ними, с теми девками, мы просто прошли мимо.
Главное, что ты играл сейчас мою роль и был счастлив, как я когда-то был счастлив играть твою.
В конце концов, мы были близнецами, хотя кому теперь это важно?
Merry Ginn, 15/02/2008
