Антонио терпеть не мог, просто не выносил, любимого приема Австрии – нежного прикусывания мочки уха. Стоило Родериху забыться, аккуратно прильнуть к широкой спине Испании и чуть пощекотать дыханием нежную кожу за ушком, как у последнего мгновенно портилось настроение, и весь оставшийся день он ходил хмурый и нервный.

Почему Австрия не знал, но спрашивать не решался.

Причем извинения гордый Испания не принимал никогда. Ну, то есть делал вид что принимал, уныло кивнув головой и задумчиво пощипывая струны гитары.

Австрию такой расклад, конечно же не устраивал. Уж слишком он ценил спокойствие и уют в доме, чтобы позволить Антонио спокойно дуться, плавать по дому печальной молчаливой тучкой. И дабы сохранить нерушимыми семейные узы, Родерих совершал невозможное.

Например, сам приглашал его на вечернюю прогулку. Этот метод Австрия по праву считал одним из лучших: ничто не могло так поднять настроение Антонио, как возможность романтично подержать Родериха за руку медленно вышагивая по Алкале, или одолжить ему куртку, стоя морозными вечерами на берегу моря.

Вариант, сходить с ним на корриду. Там, Антонио долго и воодушевленно вещал Австрии об истинном предназначении корриды. И о том, что Испания – самая мужественная страна.

А еще можно было проспать с ним всю сиесту. Правда, Австрия находил это немного болезненным: в этом случае, обида Испании проходила уж слишком быстро и бурно.

Кроме того, Антонио млел от вида Родериха в фартуке, измазанного испанскими соусами. От корзиночки полной апельсинов и помидоров, заботливо оставленной на прикроватной тумбочке. От бутылки хорошего вина, и даже от хорошего скакуна.

И все же больше всего, Испания любил когда Австрия звал его в свой фортепианный зал. Антонио скромно присаживался на один из деревянных стульев, расставленных в непривычном для Родериха беспорядке, или запрыгивал на подоконник, и молча слушал. На его губах мелькала еле сдерживаемая улыбка, на которую часто отвлекался Австрия, чуть не сбиваясь с ритма.

А потом, они вместе выходили из зала, набросив на пианино тяжелый темно-зеленый бархат, и Испания долго держал Родериха в объятьях, робко прижимаясь щекой к щеке. Иногда, ухмыляясь, дотрагивался губами до уха Австрии.