— Задерживается? — выкрикнула Фиби на таких децибелах, которые от нее вряд ли кто ожидал. — Что значит — задерживается?
— Фиби, успокойся.
— Почему никто не сообщил мне раньше? Поверить не могу, что она позвонила тебе целых три часа назад, а ты говоришь мне об этом только сейчас!
— Мы думали, что к этому времени она уже будет здесь, — высокая рыжеволосая девушка, одетая в наряд сшитый из, казалось бы, километров плетеного шифона, усадила Фиби на стул и сунула ей в руку наполненный шампанским бокал. — Выпей.
— Не хочу, — сказала Фиби, схватив фужер, и тут же осушила половину. Она поставила остатки на туалетный столик немного резче, чем намеревалась, и две малюсенькие капельки приземлились на сверкающий подол ее белой юбки. Фиби вновь взвизгнула.
— Отлично! Просто замечательно! — несоразмерно громогласно для такой миниатюрной девушки выпалила она. — Я выхожу замуж через, — она ухватила Лайлу за запястье, — сорок пять с половиной минут, цветы не закреплены, старенькая пра-прабабушка Джеральда потерялась где-то в Нью-Йорке, моя подружка застряла в Колорадо, в Денвере, из-за дурацкой метели, и это в мае-то месяце, а теперь, в придачу ко всему, мое эксклюзивное платье от Веры Вонг за шесть тысяч долларов ИСПОРЧЕНО!
На последнем слове затряслась даже хрустальная люстра над их головами, и Лайле довелось услышать пресловутый тройной восклицательный знак в этом высказывании собственными ушами.
— Фиби... — начала Лайла, но распахнулась дверь, и молодой человек с довольно странной формой головы, что, впрочем, не умалялло его симпатичности, заглянул в комнату.
— Эм... все в порядке? — по глазам видя, что Фиби раздражена, он переадресовал свой вопрос: — Лайла?
Рыжеволосая девушка вымученно улыбнулась, хотя в целом и выглядела прелестно, невзирая на то, что розовое платье так контрастировало с цветом ее волос.
— Почти, Арнольд. Тебя не затруднит принести немного содовой?
— Конечно.
Арнольд скрылся за дверью. Лайла силой усадила слегка оцепеневшую Фиби в кресло напротив журнального столика.
— Фиби, — начала она, — даже если здесь случится торнадо и сметет прочь всю нашу свадебную вечеринку, и тебе придется выходить замуж в куске мешковины посреди пустынного нечто, Джеральд все равно будет любить тебя до последнего мельчайшего нейтрона своего немаленького тела. И он все равно на тебе женится. И, полагаю, он даже не заметит, что что-то пошло не так, покуда не увидит ваши свадебные фотографии.
Робкая улыбка коснулась губ Фиби.
— Ну...
Арнольд снова нарисовался в дверях, предварительно постучавшись.
— Я принес нарзан, — сообщил он.
— Спасибо, Арнольд, — Лайла приняла от него стакан и, обмакнув в газировке салфетку, принялась оттирать едва заметные желтые пятнышки с платья Фиби. Арнольд успокаивающе положил руку Фиби на плечо.
— Я поручил Ронде возглавить флористов, — сообщил он, — ты же знаешь, она сделает все в лучшем виде, а Надин будет следить, чтобы она держала себя в руках. Стинки нашел Нану Джоханссен в добром здравии сидящей на свадьбе Голдберг/Хоровитц в синагоге в двух кварталах отсюда и привел ее сюда, а Тимберли присматривает за ней. Джеральд очень взволнован и уже ждет-не дождется, и, в довершение ко всему, почти — не совсем, но почти — потерял самообладание. А ты, моя дорогая Фиби, очень, очень красива, — закончив говорить, он легонько поцеловал Фиби в лоб, и она смогла спокойно вздохнуть впервые за последние десять минут.
— Ох, это такое облегчение. Спасибо, Арнольд. На две проблемы меньше.
— На три, — поправила Лайла, победоносно подняв салфетку. — Как новенькое.
— Теперь нам нужна только подружка невесты, — произнесла Фиби, вновь начав выглядеть встревоженной.
В дверном проеме показалась Ронда.
— Хельга здесь! — сообщила она, и, волоча за собой цветы, удалилась.
Лицо Фиби просияло.
— Я думала, она в Денвере!
— Похоже, она все же сделала это, — отозвалась Лайла.
Никто из девушек не смотрел на Арнольда, в один миг побледневшего, а затем залившегося краской от одного только упоминания имени Хельги.
— Эм... Я пойду проверю, как там... Нана Джоханссен. Да. Увидимся! — и прежде, чем кто-либо успел отреагировать, он ушел.
Лайла и Фиби переглянулись.
— Между ними ведь... никогда ничего не было, да? — спросила Лайла.
Фиби помотала головой.
— У Хельги были к нему чувства — ну, ты же знаешь — но они не виделись с... окончания школы. Я и сама с ней виделась только несколько раз после выпуска из колледжа.
— За три-то года?
Фиби пожала плечами, склонив голову.
— Ты же знаешь — она была очень занята.
Реплика Лайлы была оборвана с такой силой распахнувшейся дверью, что та едва не впечаталась в стену. Хельга Джи Патаки предстала здесь собственной персоной, обворожительная блондинка в сшитом на заказ деловом костюме, являющем взору убийственно красивые ноги. Ее светло-золотистые локоны были аккуратно уложены в простой французский пучок без единой выбившейся прядки, макияж ее был безупречен, костюм дополнен подходящими туфлями из последней итальянской дизайнерской коллекции. Неудивительно, что таблоиды по всему миру твердили, что мужчины готовы бросаться ей в ноги, лишь бы удостоиться ее внимания.
Впрочем, конкретно сейчас Хельгу это абсолютно не заботило.
— Фибс, я здесь! — воскликнула она, бросившись к лучшей подруге, которая успела встать, чтобы ее поприветствовать. Они обнялись осторожно, чтобы ненароком не помять платье Фиби.
Глаза невесты светились радостью.
— О, Хельга, я так счастлива, что тебе удалось!
Хельга выглядела так, будто едва сдерживается, чтобы не расплакаться.
— Да как я могла пропустить такое событие, крошка? Просто не могла, — она отстранилась, на вытянутых руках продолжая держать ладони Фиби. — Бог ты мой, Фибс, выглядишь просто сногсшибательно.
Фиби зарделась.
— Вовсе нет.
— Эй, — возразила Хельга, покачивая пальцем возле лица Фиби, — я когда-нибудь тебя обманывала?
— Ну...
— Не отвечай, — теперь Хельга заметила Лайлу. — Привет, маленькая Мисс Совершенство, как ты?
Лайла улыбнулась — у Хельги для всех были припасены прозвища.
— Неплохо, — они разделили неловкие объятия, — как там Голливуд?
Хельга закатила глаза.
— Декаданс. Мерзость. Эдакая моральная бомба-вонючка, — она усмехнулась. — В общем, я туда вписываюсь, естественно.
— Естественно... — Лайла указала на шкаф в углу комнаты. — Твое платье там. Я пойду... проверю цветы. Пока, — она помахала им своими аккуратно наманикюренными пальчиками и ускользнула из комнаты.
Фиби просияла, понимая, что Лайла дала лучшим подругам время побыть вдвоем. И впервые паника полностью исчезла из ее карих глаз.
— Так, как поживает моя лучшая подруга, ныне важный голливудский режиссер?
Хельга мотнула головой, отворив дверь шкафа.
— О, нет, не называй меня так. Здесь я по-прежнему хулиганка с игровой площадки. И мне это больше по душе. Так я не вынуждена «делать одолжений».
— Что ты имеешь в виду?
Хельга сняла висевшее в черном защитном чехле платье принялась расстегивать молнию, попутно поясняя:
— Такие вещи как общение с людьми, раздача автографов... и все такое прочее. И как то, например, что мне пришлось убеждать того миллионера позволить мне одолжить его самолет и полететь на нем в пургу, взамен пообещав устроить встречу его дочери с Джошем Хартнеттом. Он милый парень, но такой ветреный. Мы однажды пересеклись на коктейльной вечеринке. И пилоту пришлось пообещать появление в моем новом фильме за то, что он совершил полет в такую погоду. Но главное, что я здесь, — она улыбнулась Фиби, после чего впервые взглянула на свое платье.
— Розовое?
— Да ладно, — Фиби вздернула подбородок, — тебе же нравился розовый.
Хельга снова оглядела платье, презрительно выгнув одну бровь.
— Я знаю, но... розовое? — она перевела взор на Фиби, но та по-прежнему смотрела на нее сверху вниз. — Только ради тебя, Фибс, — смягчилась Хельга. — Ради тебя.
Фиби перевела взгляд на часы, и на ее лице снова отобразилась паника.
— О, мой Бог! У нас всего тридцать две минуты!
— Фибс...
— А у тебя еще нет прически, и макияж не сделан, и...
— Не проблема, — пожала плечами Хельга. — Вот, смотри и учись.
Одним элегантным движением Хельга вывалила содержимое своего клатча на столешницу журнального столика. Повсюду раскатились тюбики с косметикой. Хельга посмотрелась в зеркало.
— Так, посмотрим... — она нанесла немного теней, подвела глаза коричневым карандашом и добавила слой туши на свои невероятно длинные ресницы. Немного румян подчеркнули ее элегантные скулы, а прикосновение блеска для губ насыщенно розового оттенка завершило работу.
— Ну, как я? — спросила она у Фиби, удивленно наблюдавшей за ней. — Две с половиной минуты? Неплохо.
Фиби вручила ей салфетку.
— Промокнуть, и т-зона.
— Ах, да, — Хельга промокнула губы и пробежалась большой кистью с пудрой по лбу, носу и подбородку. — Спасибо. Теперь платье.
Вытянув платье, Хельга швырнула чехол на пол и расстегнула молнию, готовясь его надеть. Она последовательно сняла пиджак, юбку и блузку, пока Фиби подвешивала их на запасные плечики в шкаф. Внезапно Хельга изменилась в лице.
— Туфли! — выкрикнула она. Фиби с улыбкой покачала головой и достала пару розовых босоножек.
— Шесть с половиной, верно? — Хельга кивнула. — У тебя всегда была маленькая ножка.
Хельга широко улыбнулась, увидев обувь, и принялась втискиваться в платье, надевая его снизу вверх.
— Ах, четырехдюймовый каблук. Ты слишком хорошо меня знаешь, Фиби Хейердал.
— Разумеется, — улыбнулась Фиби в ответ. — Мы подумали, что так будет меньше риска, что ты упадешь на кого-нибудь, пока будешь идти вместе с Арнольдом по дорожке.
Хельга вмиг побледнела.
— С Арнольдом?
Фиби лишь развела руками, будто не замечая реакции Хельги.
— Да, он вроде как хотя бы высокий. Джеральд выше, но, в основном, из-за прически.
Фиби снова взглянула на лучшую подругу, на лице которой застыло такое выражение, будто ей отвесили пощечину — разумеется, если бы кто-либо когда-нибудь посмел так поступить с самой Хельгой Патаки. Кроме Фиби, конечно же.
— Что-то не так, Хельга? — невинно спросила Фиби.
Хельга вновь натянула маску спокойствия.
— Не так? Все так. Просто... сто лет его не видела, вот и все. Как поживает старина Репоголовый?
— Отлично, — ответила Фиби, отведя взгляд, когда Хельга сняла бюстгальтер, который совершенно не будет смотреться с платьем без бретелей. Все же чувством скромности Хельга была обделена. Фиби собиралась предложить помощь в застегивании платья, с чем у Хельги возникли трудности, как вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился Сид.
— Фиби, Джеральд интересуется... — его реплика оборвалась, когда он заметил силуэт Хельги, тут же прикрывшей обнаженную грудь руками и наградившей непрошеного гостя своей фирменной недовольной гримасой. Но Сид не придал этому никакого значения, так как взгляд его прилип к той ее части тела, что была прикрыта руками. — Хм...
— Сид, ты же понимаешь, что если не покинешь комнату сейчас же, то я надеру тебе зад, да? — холодно проговорила Хельга.
— Ясно! Эм, извини... — Сид, по-прежнему пялясь, зашагал назад к выходу, после прикрыв за собой дверь.
Хельга сдула прядь волос с глаз, она была явно раздражена. Не то чтобы никто раньше не видел ее грудь или она заботилась, в частности, о поддержании иллюзии невинности вокруг своего образа, но Хельга знала, что Сид просто так этого не оставит.
— Прекрасно. Только этого мне не хватало, — пробурчала она, после чего обратилась к Фиби: — поможешь застегнуть?
— Конечно, — она тут же принялась выполнять просьбу, размышляя о том, что Хельгу не слишком-то и расстроило вторжение Сида. В конечном счете она пришла к выводу, что Хельга была рада так легко сменить тему. «Даже после стольких лет она не может говорить об Арнольде», — грустно отметила она про себя, понимая, что подруга отчаянно нуждается в разрушении ее эмоционального застоя, причиной которому был кое-кто с головой в форме мяча для регби.
Фиби понятия не имела, что Хельга уже открыла кому-то свою душу.
Арнольду.
Они встретились в вестибюле помещения, где должна была проходить церемония. Арнольд, обычно не чувствующий себя комфортно в костюме, сейчас был в позитивном предвкушении, нервно ожидая появления Хельги. Он надеялся, что она будет выглядеть ужасно. Что после ее неспокойного перелета у нее на голове будет царить беспорядок, под глазами будут мешки размером с багаж для пребывания в Париже с неделю, а платье будет плохо сидеть или совершенно не сочетаться с ее волосами или оттенком кожи, или... ну или вообще хоть что-нибудь.
За четыре минуты до церемонии дверь прихожей отворилась, явив взгляду Хельгу и Фиби.
Проклятье.
Она выглядела великолепно.
Нет, даже лучше, чем великолепно. Она выглядела феноменально. И вновь умение Хельги справляться с нестандартными ситуациями и выглядеть так, словно она только что сошла с обложки журнала Vogue, лишило Арнольда дара речи. Ее платье было светлее, чем тепло-розовые платья у остальных подружек невесты, — бледно-персикового цвета, цвета румянца, почти белой розы. Это придало ее безупречной коже кремовый оттенок, как у бесценной фарфоровой куклы. Платье было без бретелей и обнажало элегантные линии ее шеи и плеч. Таким образом, вкупе с тем, как платье облегало ее чувственное тело, это заставило Арнольда слегка зардеться, чего, к счастью, никто не заметил. Он слишком хорошо помнил, что может вытворять это тело, и ощущение шелковистой кожи, но не желал об этом думать прямо сейчас. Размышлений каждую ночь было и так достаточно.
Хельга взглянула на него, и это еще сильнее все усугубило. В отличие от остальных подружек невесты, оставивших свои волосы распущенными и надевших на голову венок из розовых цветов, словно тиары, Хельге была дана привилегия собрать их в высокую прическу, а цветы сплетались в замысловатый узел у нее на затылке. Это не только уберегло Хельгу от того, чтобы не выглядеть как девочка-цветочница (коей являлась никто иная как безумно всеми обожаемая четырехлетняя дочь Джейми-О), но и подчеркнуло плавные линии ее щек и лба, в то время как мягкие бутоны и нежные горошины, вплетенные в ее солнечные локоны, давали оправдание ее румянцу. Ее губы словно являли собой бант из ленты, повязанной вокруг интереснейшего секрета.
Арнольд облокотился на ближайшую стену, что было в его привычной манере, однако подспудно он просто не хотел потерять равновесие или еще что. Милый Боже, это нечестно. Почему она так хорошо выглядит? Ведь только она была не права, не он. Разве не должна она выглядеть так, словно на нее напала кошка? Есть вообще в этом мире хоть капля справедливости?
Впрочем, он не намеревался подходить к ней. Она ведь может подойти к нему лишь тогда, когда им нужно будет идти по направлению к алтарю. И его мало волновало, что он ведет себя как обиженный трехлетний ребенок... Теперь настал его черед, не так ли?
Он наблюдал за тем, как Хельга коротко обняла Фиби, кивнула в знак приветствия Ронде, Джейми-О, после чего направилась к нему. Он старался сохранить взгляд отрешенно расслабленным, зная, что иначе в его глазах легко можно будет прочитать все.
— Здравствуй, Арнольд, — сказала Хельга, глядя прямо на него. Он ощутил небольшую волну накатившего превосходства от того, что он выше нее, ведь все их детство и подростковые годы она опережала его в росте. Боже, какой же он ребенок.
— Что, не «Репоголовый»? — спросил он. — «Волосатик»? «Арнольдо»?
Маска вежливости у Хельги улетучилась от такой его интонации.
— Повзрослей, Арнольд. Я настолько же не хочу это делать, как и ты.
— Тогда зачем ты вообще удосужилась прийти? — выпалил он, ненавидя ту незрелость, на которую она его провоцировала.
Хельга отвечала очень быстрым, очень тихим шепотом сквозь свои крепко сжатые идеальные зубки:
— Потому что Фиби моя лучшая подруга, а Джеральд... тоже здесь, и если ты испортишь Фиби свадьбу, клянусь, я надеру тебе зад, так что прекрати это и веди себя мило, договорились?
Арнольд вцепился в нее взглядом, желая уместить всю свою злость в одном высказывании:
— Хорошо.
— Вот и славно, — напускное выражение лица тут же вернулось к ней. — Наш выход. Дай мне руку.
Арнольд понял, что слышит звучание органа уже некоторое время, но игнорирует его. Пытаясь подавить очередную волну восхищения Хельгиной способности так быстро переключаться, он протянул ей руку. Хельга взяла его под руку, и он с некоторым удовольствием — ладно, с большим удовольствием — отметил, что ее рука немного подрагивала, а хватка была крепче обычной.
Двери перед ними распахнулись, и они пошли по дорожке к алтарю. Гости наблюдали за ними, пока они проделывали свой путь, и Арнольд наполовину признал, что все взгляды, направленные в их сторону, были устремлены на Хельгу. Миниатюрная старушка на середине их пути словно подтолкнула его к истине, не слишком тихо прошептав своему спутнику: «Какая прекрасная пара».
Арнольд сохранил стоическое выражение лица, но ощутил, как пальцы Хельги сжались на его запястье, и понял, что она тоже это услышала. Он бы не удивился, если бы она улыбнулась — она умела оценивать иронию. Он поднял голову выше, но слова этой женщины помешали ему, и он незримо прикусил язык, чтобы не проявить на лице никаких эмоций. Бросив взгляд на Хельгу, он поразился, как ей удается выглядеть такой спокойной и невероятно милой, и как она умудряется шагать так, словно ее ноги не касаются пола.
Он решил, что до сих пор любит ее.
Они подошли к алтарю, и Арнольд занял место рядом с Джеральдом, лицо которого было искажено одновременным выражением волнения и восторга. Он ободряюще улыбнулся другу, после чего повернулся к остальным гостям, избегая встречи взглядом с Хельгой.
Он полагал, что это целиком и полностью его вина. В конце концов, Хельга бы и без него обошлась. Но он сам вызвался выполнить это задание.
Он работал в Нью-Йорке на журнал Times, что было достаточно престижно, чтобы упомянуть в непринужденном разговоре на какой-нибудь коктейльной вечеринке, но в реальности было менее захватывающе. Арнольду хотелось разоблачать грязные деловые преступления в огромных корпорациях, верша правосудие своей ручкой-что-могущественнее-меча, или планшетом Dell, как могло бы быть. Но его поставили освещать такие вещи, как школьные выборы или — что было еще того хуже — писать некрологи или объявления о помолвках. Последние были самым ужасным в его работе, особенно после того как его бросила Элизабет.
Он познакомился с ней в колледже, в Колумбии. Она была забавной рыжеволосой девушкой, обучающейся медицинской специальности, с которой он в буквальном смысле столкнулся на знаменитых ступенях, фигурировавших на любой фотографии кампуса. Они были невероятно белыми и сияющими, протянувшись от античной статуи возле библиотеки, водруженной на самом верху. Был октябрь первого курса, довольно динамичный месяц, и ветер разметал ее бумаги прямо у нее из рук. Как всегда галантный Арнольд помог девушке собрать их, носясь по ступеням как идиот за принадлежащими ей листами.
Но она оценила старания и, поднявшись, пригласила его, первая, на чашечку кофе, в то время как он пытался унять расшалившиеся нервы. Они встретились и вскоре стали неразлучны, прожив весь первый курс вместе. После пяти лет отношений ему предложили работать в Times, а она продолжала учиться на своей медицинской специальности. У него вошло в привычку во время обеденного перерыва разглядывать обручальные кольца в салоне Tiffany.
Но что-то все время его останавливало, когда он уже был готов сделать ей предложение. Действительно ли он любит ее? По-настоящему? Впрочем, все закончилось тем, что, когда он все же решился (это было вроде — сейчас или никогда), Элизабет заявила, что уходит от него к какому-то загорелому качку-инструктору по имени Ларс.
Ларс. Черт его подери, что вообще за имя такое?
Итак, он остался покинутым, одиноким и преданным, и, в самых главных, работать в Times становилось все невыносимей. А потом, столь же внезапно, все стало гораздо лучше. Когда ведущий писатель статей нарочно въехал в три дня назад купленный главным редактором Porsche, того уволили так же быстро, насколько убрали табличку с его именем со служебной парковки. Все сотрудники переполошились, а Арнольд обнаружил себя за написанием статьи о слепом девятилетнем виолончелисте-виртуозе. Тогда-то он и понял, что может писать статьи, и писать хорошо.
К всеобщему удивлению, редактор, который обычно был восприимчив почти так же, как мистер Магу, тоже признал талант Арнольда. Вскоре он писал обзоры один за одним, брал интервью у интересных и известных людей, отслеживал все аспекты нешаблонных и колоритных историй. Он даже получал электронные письма от своих фанатов. Ну, вообще-то, это было всего одно письмо, и оно было бабули из штата Толедо, но весьма восторженное. Он даже не знал, что в Толедо читают Times.
Он работал над обзором о разводчике золотых рыбок, когда его коллега, тощий и вульгарный паренек по имени Марк, встал возле его стола с неизменно присутствующей у него кружкой кофе в одной руке и карандашом, который тот, по мнению Арнольда, едва ли когда-нибудь использовал, — в другой.
— Знаешь, у кого еще не взяли интервью? — сказал Марк своим пронзительным голосом.
— Интервью? — отозвался Арнольд, вздернув брови от таких известий.
— Именно. За которое все грызутся. В Лос-Анджелесе.
Арнольд оторвался от набора текста и поднял на собеседника взгляд:
— У кого?
Марк, запрокинув голову, расхохотался. Арнольд лишь моргнул.
— О, прекрати, Арнольд. Нельзя же быть таким рассеянным. Все только об этом и говорят в последнее время. Шанс отправиться в Лос-Анджелес и взять интервью у чертовски привлекательной женщины...
— Кого же? — повторил вопрос Арнольд, эта игра начала ему порядком надоедать.
Имя наконец слетело с языка Марка и повисло в воздухе огромной бомбой замедленного действия.
— У Хельги Джи Патаки.
Глаза Арнольда расширились.
— Хельга?
Марк ухмыльнулся — именно такой реакции он и добивался. Точнее, чего-то подобного.
— Ага. Что, это имечко тебе все же знакомо?
Арнольд хмыкнул.
— Ну... да. Мы росли вместе.
Теперь настал черед Марка стоять с отвисшей челюстью.
— Да ты прикалываешься.
— Нет.
— Ты точно шутишь.
— Неа.
— Хельга Патаки? Режиссер? — Арнольд кивнул. — Да иди ты!
— Я знал ее с трех лет, — пояснил Арнольд, тепло улыбаясь воспоминаниям. — Мы ходили в один детский сад и учились в одной школе вплоть до ее окончания. Боже, да она была той еще стервой. Замечательным ребенком, но стервой.
Марк фыркнул.
— А она всегда была такой горячей штучкой, как сейчас?
Арнольд засмеялся.
— Едва ли. Маленькой она была некрасивой.
— Да ты опять шутишь.
Арнольд приподнял брови.
— К чему ты это вообще?
Марк пожал плечами.
— Да какая разница, сейчас она секси.
— Она снимает хорошие фильмы.
— Да к черту ее фильмы. Она — секси.
Арнольд призадумался.
— Я даже не знаю, как она теперь выглядит. Я видел кучу ее фильмов, но...
— Так взгляни, чувак.
— Чувак?
Но Арнольд все же кликнул на иконку браузера внизу своего рабочего стола и ввел имя Хельги в строку поиска.
Поиск выдал много ссылок на сайты и ее фото. Он кликнул на одно из оных для увеличения и тщательно рассмотрел. Наконец он вернул взгляд к Марку.
— Да, она хороша собой.
— Я же говорил, — ответил Марк, он казался удовлетворенным.
Арнольд вновь посмотрел на фотографию Хельги. Она и в старшей школе была привлекательной, но не выглядела так. Фото являло ее стоящей рядом с Кевином Спейси и Мишель Пфайфер, сыгравших в ее последнем фильме «Руби». Она отвернулась от камеры, видимо, из-за солнца. Светлые волосы были собраны в конский хвост, несколько прядей были выпущены возле ушей, одета она была в белый топ и джинсы с низкой посадкой, открывающие без единого грамма жира бледный живот. За темными очками глаз было не разглядеть, как и из-за низкого разрешения картинки, но Арнольд их и так помнил. Они были голубого цвета, и ее взгляд всегда странно преследовал, даже — скорее, особенно — когда Хельга вела себя некрасиво и грубо, словно говоря, что отталкивающая и жестокая ее сторона, которую она показывает, не является и никогда не сможет быть всем тем, что она из себя представляет.
— Так что, ты попробуешь взять это интервью? Бесплатная поездка в Лос-Анджелес, чувак, — высказался Марк, вырвав Арнольда из мечтаний. Но он лишь пожал плечами.
— Нет, не думаю, — усмехнулся он, — мой лучший друг обручен с ее лучшей подругой, я могу раздобыть ее номер в любой момент.
— Пошел ты, — беззлобно бросил Марк. — Мне надо работать, — Арнольд усмехнулся несерьезности последнего уточнения. — Увидимся.
— Увидимся.
Арнольд вернул внимание к монитору, намереваясь закончить статью, но его взгляд снова упал на снимок Хельги, и он не мог перестать глядеть на нее. Да, она была горяча. Нет, она была красива. И знойная.
Он закрыл браузер. Что ж, он всегда видел потенциал в этой девушке, особенно после ее пубертатного периода и того, как она выщипала свою эту монобровь. Она в самом деле была очень хороша собой в старшей школе, припомнил Арнольд, с какой-то особенной... грациозностью.
Ну, что ж. Вероятно, она его даже и не помнит. Было бы даже хуже ввязаться в это интервью, ожидая быть узнанным, если с прошлым не осталось никакой связи. А если она его и вспомнит, то это будет смутным воспоминанием мальчика, которого она ненавидела. И Калифорния, само собой, будет суетна и дождлива, как всегда в это время года, так что нет никакого смысла туда ехать.
Нет, ему лучше остаться здесь, продолжая писать о золотых рыбках. Ведь он и так всем доволен, он счастлив, и ни к чему вообще что-либо затевать.
Тремя минутами позже Арнольд стоял перед столом редактора, умоляя дать ему шанс полететь в Калифорнию и взять интервью у Хельги Джи Патаки, отравлявшей его существование в четвертом классе.