ПРОТИВ ПРАВИЛ

Автор: Алёна
Бета: Ним
Фэндом: CSI LV
Жанр: романс
Пейринг: грандерс
Рейтинг: PG-13
Дисклаймер: все чужое, моя только любовь.
Саммари: "Вся засада в том, что мы с Гилом вместе работаем, да еще и в системе правопорядка, да еще он мой начальник… У-у-у, тут такими неприятностями пахнет, что только держись. Система правопорядка подобных отношений между сотрудниками не признаёт..."

&

...сколько смысла в твоей нелепости -
мне бы чуточку!
ты прислушайся на минуточку,
сколько в боли моей нежности.

мы устали блюсти устав -
да и бог бы с ним.
мы с тобой разлучились с совестью,
понемногу друг другом став.

(с) Марина Потапова

Прошла еще неделя. А мне всё не верится.
Вот никак не верится в то, что я не сплю. Что все это вокруг меня в реальности. Что ко всему можно прикоснуться рукой – и ощутить всё по-настоящему: и шероховатость стен в прихожей (обожаю такие обои, сам бы себе купил, если бы не съемная квартира), и прохладу крана в ванной (а кран течет, правда течет, а еще были разговоры о том, что Гил когда-то учился у дяди работать с сантехникой!), и мягкость полотенца, в которое я утыкаюсь физиономией после утренних омовений (оно свежее, но все равно немножечко пахнет им, я же чувствую…)
И к нему самому тоже можно рукой прикоснуться. Когда хочешь. Вот просто так подойти и потрогать своего собственного босса в его собственном доме. А он либо скажет "Грэг, перестань, ты мешаешь мне работать", либо спросит "ну что тебе еще" (и прозвучит это совсем, совсем не сердито), либо молча обернется и обнимет. Иногда за этим вообще больше ничего не последует, но и обниматься с ним - посреди комнаты, в которую я год назад даже попасть не мечтал! - тоже здорово. И это еще очень, очень мягко сказано.
Я однажды посмотрел Гилу в лицо, когда он меня обнимал. И честное слово, - мне стало немножечко страшно. Оттого, что у него в глазах было – вместе с неуклюжей нежностью и зарождающимся желанием! – что-то еще: словно вот он держит меня – и ему больно. Физически. У меня тогда аж голос сел:
- Гил, ты чего?
А он посмотрел на меня и улыбнулся. Легко так, едва заметно, больше даже взглядом. И сказал:
- Ничего, что ты? Просто мне показалось, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой…
Я чуть не подпрыгнул – не поверите, от радости. Значит, у него тоже есть такое ощущение, что это все сон? До сих пор?
Нет, правда, так странно: я ведь еще помню, как ходил вокруг него, и высшим счастьем было – нечаянно рукавом задеть. Сам-то я потом весь день ходил счастливо вздрюченный, а про него думал – господи, лишь бы не заметил, потому что если заметит и наблюдать начнет за мной – поймет все сразу. Я же свои эмоции плохо умею скрывать, к сожалению.
Это потом Гил мне рассказал, что давно-о-о все заметил, даже то, как я вроде невзначай коснуться его пытаюсь: и сам начал мне то руку нечаянно подставлять, когда распечатки мы с ним смотрели, то ногу, когда за столом рядом сидим, то плечом у микроскопа якобы случайно заденет… То ли играл со мной, то ли на откровенность вызывал неосознанно? Это потом он мне признался, что сам до сих пор не знает – что это было тогда. И что ему тоже действительно все еще кажется, что он спит и ему это снится. И что вот-вот он проснется, а в постели рядом с ним никого, и только собственная рука между ног… Я ему тогда сказал, чтоб он не стеснялся, что у меня все то же самое было, даже чаще. А он ответил, что я совершенно зря намекаю ему на его возраст, и что он хоть сейчас готов доказать мне и себе, что это вовсе не сон, и что рука у меня между ног сейчас – вовсе не моя собственная… Причем все это ну таким серьезным тоном, что я, что называется, заторчал во всех местах.
Черт, как же мне нравится, когда он вот так шутит. Не поверите: это даже возбуждает жутко.
А однажды, когда мы с ним сидели в спальне, какой-то журнал читали, и я всякую ерунду в шутку начал нести, Гил вдруг мне и говорит: "Надо же... какой ты забавный. Как бы я хотел научиться хоть чуточку так…"
"Нет проблем", - говорю я, и давай всякие прикольные рожи корчить. А он смотрит на меня и даже не улыбается. Потом просто взял за плечи, притянул к себе, голову мою к груди прижал и в макушку дышит… А я уже не могу, у меня все разрывается внутри, и хочется ему разных ласковых глупостей наговорить. Вот тогда, кажется, я и выдал ему первый раз – Медведь. Мне просто страшно хотелось как-нибудь нежно его назвать. Ну не зайчиком же и не папочкой, в самом деле?
И вот я хожу по его квартире и не верю, что на самом деле, в самой реальной реальности, он снова и снова приглашает меня сюда. Практически каждые выходные, когда у него никаких конференций нет. И я прихожу к нему в дом, вижу вот эти стены, вот эти книги в комнате, могу на самом деле подойти к его террариумам (он мне даже тарантула своего на руку сажал – черт, я страшно пауков боюсь, аж дышать перестал, а потом чувствую – прикольно, лапы такие пушистые)… А самое главное, во что я никак не могу поверить – я бы в жизни не подумал, что когда-нибудь получу возможность лицезреть своего собственного босса в одном нижнем белье, а то и без оного. Ну, скажу я вам… И не надо мне говорить, что кривоногий мужик старше сорока и с лишним весом – это страх и ужас. Вам этого не понять: этот мужик вам два года ночью не снился так, чтобы вы с рукой между ног просыпались. Со своей собственной, хочется уточнить.
Черт, когда по лабе хожу – так и распирает. К каждому хочется подбежать и крикнуть: "Эй, все слышали? Я бываю у Гила дома! Я пауков его кормлю! Я кофе варю у него на кухне! Я с ним сплю, в конце концов! И вы знаете, какой он классный?.."
Да уж, только приходится мне свою хотелку покрепче затыкать. Просто если хоть кто-то пронюхает – мне не сносить головы, а Гилу и подавно.
Потому что это правилами запрещено.
Нет, пожалуйста, в Неваде такие отношения разрешены с восемнадцати лет. Но вся засада в том, что мы с Гилом вместе работаем, да еще и в системе правопорядка, да еще он мой начальник… У-у-у, тут такими неприятностями пахнет, что только держись. Система правопорядка подобных отношений между сотрудниками не признаёт. Да еще между боссом и подчиненным. Да еще между мужчинами. Устав не позволяет.
Как-нибудь я непременно скажу Гилу, который в очередной раз начнет переживать по этому поводу: "Видал я этот гребаный устав знаешь где? Можно подумать, он может регламентировать такие вещи! Можно, нельзя… Значит, мне к тебе домой книги читать нельзя ходить? А кофе пить? А рядом с тобой сидеть? А за руку держать? А целоваться? А любовью заниматься с тобой? О-о-о, я понимаю, это и правда разврат!"
А Гил посмотрит на меня, устало снимет очки и ответит со вздохом: "Грэг, такими вещами не шутят. Это закон".
Ну да. Оттого у него на лице и написано, что ему больно, когда он меня обнимает. Он же себя преступником чувствует. При том, что сам всю жизнь закон защищал.
Правда, когда я ему сказал "да не закон, Медведь, ты защищал, а справедливость", у него чуть-чуть глаза прояснели. И он тогда сразу ко мне потянулся… А потом, после секса, все повторял, повторял мне на выдохе: "Я не могу так, Грэг… я не выдержу…"
И только когда мы уже встали и кофе сделали, объяснил мне, ЧЕГО не выдержит.
Он сказал, что без меня теперь не выдержит. Я так офигел, что чуть кофе не опрокинул на себя.
Это и правда тоже как сон: великий криминалист, гроза преступников, слуга закона и знаменитый зануда Гил Гриссом посылает вдаль устав лаборатории, потому что не может без меня.
Ну и что я ему мог на это сказать? Только правду. Ту самую, что я давно понял, но не хотел ему говорить, чтобы не связывать его этим. Что я люблю его, и никакой устав лаборатории не помешает мне это делать. Что я легко пойду против правил, главное - чтоб никто не узнал. Что у меня уже нет сил соблюдать всякие уставы, и что я ради этого не брошу приходить к нему сюда. И что пусть он, Гил Гриссом, не думает, будто я к нему хожу только спать. Мне страшно хочется еще и учиться у него. Всему. Что я втрескался в него когда-то именно за его мозги, и что мне жизненно не хватает, когда он сидит рядом со мной вечером и о чем-нибудь говорит, а я слушаю, положив голову ему на колени, и мне плевать, что эта сцена выглядит как в дешевой мелодраме: я, может, все два года об этом мечтал! Мне нравится, что я рядом с ним становлюсь все опытнее в работе, и когда-нибудь я непременно сдам тест на криминалиста, и пусть он, мой босс, не думает, что сдам я только за счет того, что с этим самым боссом сплю! Я вообще могу во время сдачи теста с ним не спать…
А когда я остановился и перевел дух – то заметил, что Гил улыбается, изучая меня с неподдельным интересом. И что в его глазах уже нет той затаенной горечи, которая нет-нет да и мелькала раньше. Он подмигнул мне, обнял и ответил:
- Все-таки, я полагаю, - непосредственно во время сдачи теста нам с тобой будет очень затруднительно спать? Потому что если мы это сделаем прямо в лаборатории…
И тут мы оба начали хохотать, а потом Гил торжественно мне выдал, что ему самому этот устав уже поперек горла. И что за эти два года тоже больше сил нет его соблюдать. И что да, у него, Гила Гриссома, ни стыда ни совести, но он согласен не только спать со мной и беседовать вечерами, но еще учить меня и натаскивать, чтобы я со временем занял его место, когда он, Гил, уйдет на пенсию…
Я заявляю, что "до пенсии тебе, Медведь, еще очень далеко", и в доказательство кладу ему руку между ног – а еще год назад я и представить себе был не в состоянии такого своего действия! – и то, что я там ощущаю, мне определенно нравится. А Гил понимающе усмехается и говорит, что я сам напросился, и что я его замучаю, что меня после акта любви - здесь он неожиданно фыркает от смеха - ждет двухчасовая лекция о цикле размножения трупной мухи, и что он, Гил, постарается с таким постельным режимом побыстрее уйти на пенсию, чтобы я как можно раньше понял, что такое быть супервайзором смены.
- Особенно когда к тебе пристают твои подчиненные? – невинно интересуюсь я.
- Пусть твои подчиненные только попробуют, - негромко рычит Медведь с абсолютно серьезной миной. Но глаза у него смеются, а дыхание уже тяжелое и прерывистое, и я успеваю услышать, как он произносит тихонько "…люблю тебя" - прежде чем мы целуемся.
В общем-то, все верно. Все правильно. Я ведь тоже ему недавно это сказал: так же тихо и без всякого пафоса. Но только сейчас до нас наконец-то дошло, что против этого ни одному уставу не выдюжить.
Хотя, возможно, с точки зрения закона это все-таки значит, что ни стыда у нас с Гилом, ни совести.