По самым приблизительным подсчётам Вэй Ина они должны достичь Облачных глубин не раньше, чем к вечеру следующего дня. Однако он упускает из виду то, насколько возмутительно упрямым может быть Лань Чжань, когда чего-то хочет. От вежливых поначалу и настойчивых под конец предложений сделать привал и немного отдохнуть он так же вежливо и настойчиво отказывается, не преминув, правда, уточнить, не требуется ли отдых самому Вэй Ину. Вэй Ин, конечно же, не менее упрямо заверяет, что всё у него замечательно и разве можно представить более подходящее место для отдыха, чем объятия Лань Чжаня. И только потом понимает, как сильно сглупил — самолично лишил себя единственного аргумента, к которому Лань Чжань совершенно точно бы прислушался.

Взять же свои слова назад и сказаться уставшим не позволяют смущение и гордость, а потому Вэй Ину не остаётся ничего иного, кроме как смириться с тем, что он сам себя загнал в угол. Так он и проводит остаток пути: уязвлённый своей глупостью и переживающий о том, как сильно скажется на Лань Чжане столь длительная повышенная трата духовной энергии. Однако к рассвету, когда они достигают границ Гусу, Лань Чжань почти так же бодр и сосредоточен, как и накануне вечером, отчего безнадёжно клюющий носом Вэй Ин одновременно и чувствует себя бесполезным вдвойне, и не может не впечатлиться тем, насколько Лань Чжань силён.

Вяло текущие мысли Вэй Ина незамедлительно уплывают в сторону предположений о том, где ещё Лань Чжань мог бы применить свою силу. Силясь не заснуть — после бессонной ночи, проведённой в напряжении из-за необходимости балансировать на мече, это особенно трудно, — Вэй Ин развлекает себя тем, что перебирает в уме почерпнутые из весенних книжек подходящие случаю образы и примеряет их на себя.

К моменту, когда меч начинает снижение и сквозь редеющую листву впервые проступает каменистая тропа, ведущая к Облачным глубинам, Вэй Ин успевает выяснить о себе сразу несколько вещей.

Во-первых, он не имеет ни малейшего представления, насколько всё виденное им прежде в весенних книжках применимо к двум мужчинам. Поцелуи — определённо да. Вэй Ин млеет от одних только воспоминаний о том, как мягки, теплы и нежны губы Лань Чжаня, как горячи его старательность и напористость… Но всё остальное… При всей своей неопытности Вэй Ин достаточно образован, чтобы знать фундаментальные различия между женским и мужским телом, и оттого представления его о том, какого рода утехам могут предаваться в постели мужчины, весьма расплывчаты. За исключением, конечно же, самых простых и очевидных вариантов.

Однако Вэй Ин почти уверен, что это не всё, ведь однажды ему довелось увидеть мельком и другие весенние книжки — те, что предназначались для обрезанных рукавов. Хозяин книжной лавки запрятал их в самый дальний угол, будто бы стыдился продавать подобную литературу, но Вэй Ин не был бы собой, если бы не имел привычку влезать туда, куда иные не захотят или поленятся. Так и наткнулся на них и, вероятно, непременно бы расширил свой кругозор уже в том юном возрасте, если бы дядя Цзян не окликнул его тогда на выход. А раз имеются целые весенние книжки, значит, и способов доставить удовольствие друг другу у мужчин гораздо больше, чем Вэй Ин пока способен вообразить.

Во-вторых, идея отдать контроль над своим телом в чужие руки — пусть даже в прекрасные руки Лань Чжаня — пугает Вэй Ина. Всю свою жизнь он только и делал, что пытался быть собой, быть свободным в своих действиях и решениях, но как бы ни старался, над ним всегда довлели обстоятельства. В Пристани Лотоса — постоянное давление мадам Юй, после её смерти — обязательства перед кланом Цзян, ещё позже — долг перед Вэнями, и, наконец, мир заклинателей, навесивший на него клеймо чудовища. Что бы Вэй Ин ни делал, рядом всегда был кто-то, кто считал, что знает лучше, как ему жить, что ему говорить и кем ему быть. Так что все эти игры со связыванием и обездвиживанием не для него, едва ли Вэй Ин сможет получить от них должное удовольствие.

В-третьих же… Когда Лань Чжань позволяет мечу зависнуть в паре чи над тропой и бережно ссаживает Вэй Ина на землю, с удивительной лёгкостью обхватив своими широкими ладонями его талию, это самое «в-третьих» даёт о себе знать внезапной сладкой дрожью в коленях. Вэй Ину нравится то, как Лань Чжань заботится о нём. Оттого ли, что прежде он такой заботы не знал или же оттого, что это делает именно Лань Чжань, но каждый оказанный им жест внимания, каждое бережное прикосновение, каждый полный любви взгляд пробуждают в Вэй Ине желание получить больше. Он купается в этой заботе с жадностью, какой прежде не испытывал, и стоит только представить, что в постели его будут любить с такой же самоотдачей, как в Вэй Ине просыпаются желания уже совсем иного рода.

Вэй Ин и сам не до конца понимает, как к этому относиться. Он ведь не девица на выданье, за которой нужно красиво ухаживать, дабы пробудить в ней взаимные нежные чувства. Нормально ли это — так откровенно наслаждаться оказываемым вниманием, будучи мужчиной? Вэй Ин и рад бы в поисках ответа обратиться за помощью к наглядным примерам из жизни, да только их нет. Куда ни взгляни, сплошь вымученные, а то и вовсе безнадёжно разваленные браки, а тот единственный, что на памяти Вэй Ина случился по взаимной любви, просуществовал совсем недолго и вдали от его глаз. Опять же, применимо ли то, что считается естественным для разнополых пар, к ним с Лань Чжанем? Кто вообще устанавливает эти «нормы»? Вэй Ину совершенно не хочется вновь загонять себя в чужие понятия о правильности — только не рядом с Лань Чжанем.

— Лань Чжань, — неуверенно окликает Вэй Ин, пока тот убирает Бичэнь в ножны и лёгким, изящным движением руки поправляет чуть растрепавшиеся за время полёта волосы. — Нам, наверное, стоит быть сдержаннее, пока мы в Облачных глубинах, да?

— Сдержаннее? — хмурится Лань Чжань.

На лице его отражается полнейшее непонимание. Вэй Ин умилённо вздыхает над этой очаровательной искренней наивностью и не может не поддразнить Лань Чжаня в ответ. С игривой улыбкой Вэй Ин льнёт к его крепкой груди, обвивает ладонями его шею — светлая кожа под пальцами пылает огнём — и коротко, нежно целует удивлённо приоткрывшиеся губы.

— Придётся воздержаться от этого, — подсказывает Вэй Ин, отстранившись едва ли на расстояние вдоха. Взгляд Лань Чжаня заметно темнеет — он вообще удивительно быстро переключается между непорочным благородством и завораживающей тьмой сокрытых глубоко внутри него отнюдь не целомудренных желаний, и чем дальше, тем сильнее Вэй Ин предвкушает момент, когда желания эти вырвутся на свободу. — И от этого, — добавляет Вэй Ин, прежде чем поцеловать Лань Чжаня снова — неторопливо, влажно и глубоко, пробуя на вкус не только жар его рта, но и тихий, довольный стон.

Лань Чжаня ведёт вслед за этим поцелуем, его руки жадно скользят вверх по бёдрам и пояснице, и Вэй Ину стоит немалых усилий удержаться от желания выгнуться им навстречу и отсрочить возвращение в Облачные глубины на неопределённый срок.

— И от этого тоже, — со смешком выдыхает Вэй Ин в губы Лань Чжаню и осторожно, но настойчиво убирает его горячие ладони со своего тела, впрочем, не преминув ласково огладить их напоследок. Дразнить Лань Чжаня — ни с чем не сравнимое удовольствие, особенно теперь, когда Вэй Ин знает, что с самого первого дня Лань Чжань, каким бы раздражённым и взбешённым ни выглядел, всегда втайне наслаждался этим. Даже сейчас во взгляде его больше любви и нежности, нежели недовольства. Вэй Ин привстаёт на носочки и целует хмурую складку, залёгшую меж его бровей: — Не дуйся. Ты ведь не хочешь, чтобы твой дядя поседел раньше времени? Да и Цзэу-цзюнь едва ли обрадуется, прознав, на какую скользкую дорожку ступил его драгоценный младший брат.

— Брат знает, — помедлив, сознаётся Лань Чжань. — Мне кажется, он понял всё ещё раньше, чем я. Что касается дяди… Он привыкнет.

Вэй Ин с долей вины поглаживает его по едва тронутым румянцем щекам:

— Но я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня. Я знаю, как ты дорожишь своей семьёй, и разделяю твои чувства, Лань Чжань.

Лань Чжань чуть поворачивает голову и касается губами его раскрытой ладони — едва ощутимо, скорее согрев её дыханием, чем поцеловав, — но Вэй Ина ведёт от этой ласки даже сильнее, чем от всего, что они делали ранее. То, насколько Лань Чжань нежен и жаден до прикосновений именно с ним, с Вэй Ином, просто сводит с ума. И этот человек годы назад шарахался от любой попытки Вэй Ина приобнять его, подержать за запястье или хотя бы тронуть край его рукава!

— Тебя не было рядом со мной долгие тринадцать лет, Вэй Ин, — низким, чуть подрагивающим голосом напоминает Лань Чжань. — Ничто не сможет сделать мне больнее, чем это.

— Лань Чжань, — несчастно выдыхает Вэй Ин, не зная, как реагировать на столь болезненное откровение. Спорить и дальше совершенно не хочется, да и что можно возразить на подобное? Он неуверенно улыбается: — Так мы?..

— Мгм.

— Хорошо, — смиренно соглашается Вэй Ин и оставляет на губах Лань Чжаня короткий поцелуй как заверение в том, что отныне у него и в мыслях нет делать вид, что между ними не более, чем крепкая мужская дружба. — Но не жалуйся потом.

Лань Чжань легонько кусается в ответ — из вредности, не иначе, — и что-то подсказывает Вэй Ину, что в конечном итоге жалеть тут будет только он сам. Себя. Но вместо того, чтобы переживать по этому поводу, он чувствует лишь странное, пугающее предвкушение.


В час кролика Облачные глубины только-только просыпаются ото сна, но Лань Чжань так уверенно ведёт Вэй Ина к дому главного лекаря, что тот и не думает возражать. Он с любопытством разглядывает всё вокруг — не считая давно минувшие дни учёбы, прежде ему не доводилось гулять по Облачным глубинам в столь ранний час, а в более поздний и вовсе не хотелось лишний раз покидать цзинши, — и вынужденно признаёт, что здесь всё же очень красиво. Разумеется, не сравнить с восхитительной красотой Пристани Лотоса в сезон цветения лотосов, когда озёра застилает густым зелёным ковром с яркими вкраплениями распустившихся пышных цветов. Однако же красота Облачных глубин подстать их названию — спокойная, размеренная, почти эфемерная, и любоваться ею куда приятнее в почтительном молчании, наедине с самим собой, нежели в шумной компании. Может, оттого здесь так трепетно ценят тишину и умиротворение, что даже соответствующее правило на стену послушания вписали.

Достопочтенный Лань Фа открывает им после третьего стука, окидывает внимательным взглядом Лань Чжаня, затем — замершего чуть позади него Вэй Ина, задерживает взгляд на их сцепленных руках и медленно кивает им обоим в знак приветствия:

— Ванцзи, молодой господин Вэй. Не знал, что вы уже вернулись. Что привело вас ко мне в такой спешке, что вы даже не переоделись с дороги?

Вэй Ин косится на свой запылённый подол и как можно незаметнее поправляет его, чтобы скрыть самый грязный участок ткани между складками. К сожалению, Лань Чжаню такая маленькая хитрость едва ли поможет: его белоснежные одеяния выглядят так, будто ими подметали землю, не иначе, и Вэй Ин стыдливо прикусывает губу, припоминая, как и когда на них появились те или иные следы.

Плотная кайма грязи вдоль нижнего подола ханьфу, местами разбавленная зеленью травы, — результаты затяжной прогулки по сырому от недавних дождей лесу. Чёткие крупные мазки на локтях — это Лань Чжань торопился поймать его под руки у храма и под тяжестью его веса склонился слишком низко к земле. Бледные грязно-коричневые следы на вороте и спине чуть выше лопаток — это Вэй Ин цеплялся за него перепачканными в сырой земле руками, пока губы его горели от поцелуев у костра. О, и лёгкое запыление на пояснице Лань Чжань получил тогда же — Вэй Ин сам бережно отряхивал его следующим утром, потому что они торопились обратно в город, и не хватало времени привести себя в порядок как следует.

Лань Чжань же, нимало не переживая о своём внешнем виде, склоняется перед Лань Фа в почтительном поклоне:

— Прошу простить за беспокойство. Не могли бы вы уделить нам немного времени и осмотреть Вэй Ина?

— Этот недостойный просит вашей помощи, — вторит Вэй Ин его поклону.

Лань Фа устало вздыхает и открывает дверь шире.

— Господин Вэй может войти. Но ты, Ванцзи, будь добр, подожди снаружи.

Заметив промелькнувшую на лице Лань Чжаня тень неудовольствия и его готовность оспаривать своё право присутствия до последнего, Вэй Ин спешит вмешаться.

— Всё хорошо, — уверяет он, тронув Лань Чжаня за плечо. — Почему бы тебе не подождать меня в цзинши? Ты потратил много духовных сил, тебе нужно отдохнуть. — Лань Чжань буравит хмурым взглядом невозмутимо застывшего в дверях Лань Фа и не торопится с ответом. Вэй Ин улавливает волнами исходящее от него беспокойство, сжимает его плечо чуть сильнее и понижает голос до шёпота: — Ну же, Лань Чжань. Позже я обязательно всё тебе расскажу, но сейчас не стоит сердить того, в чьей помощи мы нуждаемся.

Лань Чжань переводит взгляд на него, медлит и, наконец, неохотно соглашается с ним коротким «Мгм».

— Подожду здесь, — добавляет он тоном, не терпящим возражений.

— Упрямец, — ласково усмехается Вэй Ин.

Лань Фа тактично покашливает, и Вэй Ин, бегло мазнув кончиками пальцев по линии белоснежного ворота, торопливо заходит в дом. Удивительно, но даже простое знание, что Лань Чжань совсем рядом, всего лишь через стену отсюда, придаёт Вэй Ину чуть больше храбрости. Он запрещает себе думать, что мог по глупости своей упустить такого важного и удивительного человека, и вместо этого старается сосредоточиться на предстоящем осмотре.

Убранство в доме Лань Фа столь же скромное, как и в цзинши Лань Чжаня, с той лишь разницей, что всё вокруг буквально кричит о роде занятий проживающего здесь человека. Следуя за Лань Фа, Вэй Ин минует несколько шкафов, снизу доверху заставленных разномастными склянками с засушенными ингредиентами для лечебных отваров, и широкий стол с разложенными на нём раскрытыми книгами — видно, внезапный утренний визит отвлёк Лань Фа от дел. Похоже, в Облачных глубинах знать не знают, каково это — сладко спать хотя бы до часа змеи. Несчастные люди.

Лань Фа приглашает Вэй Ина во вторую комнату — по совместительству спальню, — и жестом указывает ему на место за низким столом с чайными принадлежностями. Чай, однако, не предлагает, и слава богу: чайные отвары в Облачных глубинах больше похожи на лечебные — такие же горькие и специфические на вкус и не вызывают у Вэй Ина ничего, кроме желания поскорее запить их чем-нибудь сладким или, на худой конец, вином.

Вэй Ин садится, вспоминает недавнее замечание о своём внешнем виде и поправляет подол ханьфу так, чтобы оставить на обозрении наиболее чистые участки ткани.

— А теперь рассказывайте с самого начала, господин Вэй, — велит Лань Фа и тянется к его запястью. — И чем подробнее, тем лучше.

Его духовная энергия проникает в духовные каналы Вэй Ина медленно и аккуратно — не сравнить с тем, как эту же процедуру проводила Вэнь Цин, — и по всему телу разливается покалывающее ощущение. Вэй Ин знает, для чего это: первое и самое важное при осмотре заклинателя — проверить духовные каналы на наличие возможных повреждений, убедиться, что ток духовной энергии проходит ровно и беспрепятственно и нет никаких внутренних нарушений, влияющих на состояние тела. На этой стадии выявляются всевозможные костные травмы и травмы внутренних органов, способные стать причиной недомогания.

Вэй Ин сомневается, что его нынешнее состояние подходит хоть под один известный Лань Фа случай, но сам он ничего в лекарском деле не смыслит, а потому просто плывёт по течению. Он начинает говорить.

И сразу сталкивается с тем, что это неимоверно тяжело: выдавливать из себя целые связные предложения вместо обрывков фраз. Слова застревают в горле, проталкиваются наружу с немыслимым трудом, каждый воскрешённый в памяти образ причиняет боль сродни физической, но на уровне гораздо более глубоком. Как если бы исходила трещинами и нестерпимо пылала от боли сама душа Вэй Ина. Лань Фа изредка кивает ему, показывая, что внимательно слушает каждое слово, но не торопится перебивать и задавать вопросы. Он не смотрит на Вэй Ина как на умалишённого, не выказывает ни жалости, ни сочувствия, ни брезгливости. Для него Вэй Ин — всего лишь ещё один человек, нуждающийся в лечении, и к определению болезни он подходит со всей серьёзностью.

Когда Вэй Ин начинает проваливаться в видение прямо посреди своего рассказа — забывает, где он и с кем, задыхается в дыму и гари, почти плачет при виде объятой огнём Пристани Лотоса, — Лань Фа касается руками его висков, и разум проясняется. Вэй Ин смаргивает остатки наваждения и понимает, что Лань Фа сделал то же самое, что и Лань Чжань тогда, у храма: подавил боль и тревогу — прародительниц тёмной энергии — настойчивым потоком своей светлой. Он благодарно выдыхает сиплое «Спасибо» и устало опирается на стол — упадок сил такой, что даже просто держать спину ровно сейчас неимоверно тяжело.

Лань Фа терпеливо ждёт, пока Вэй Ин немного придёт в себя, и только после этого заговаривает:

— Господин Вэй, у меня для вас две новости: хорошая и та, которую можно назвать относительно хорошей, но она вам совершенно точно не понравится. С какой предпочтёте начать?

— С хорошей, конечно, — вздыхает Вэй Ин.

— Что ж. С вашим золотым ядром всё в полном порядке. Более того, физически вы здоровы настолько, насколько это только возможно. Да, я знаю, что сейчас вы, вероятно, чувствуете слабость во всём теле, — добавляет Лань Фа, заметив, что Вэй Ин собирается его перебить. — И мы плавно переходим ко второй новости. Господин Вэй, вы ведь продолжаете следовать Тёмному пути?

Вэй Ин поджимает губы, сомневаясь, насколько честно стоит ответить. Но желание избавить себя и Лань Чжаня от лишних поводов для беспокойства перевешивает, и он отвечает как есть:

— Если нет иного выбора. Золотое ядро в этом теле требует долгих лет тренировок и совершенствования прежде, чем я смогу полагаться на его силу без опаски за свою жизнь.

Лань Фа понимающе кивает.

— Звучит разумно. И подтверждает мои предположения. Ваша проблема, господин Вэй, не здесь, — он обводит рукой всё его тело, — а здесь, — и аккуратно касается его виска.

— В моей голове? — хмурится Вэй Ин.

— В вашем разуме, — поправляет его Лань Фа. — Он отравлен болью и сожалениями, которым вы не даёте выхода. Отрицание необходимости пережить и отпустить всё, что так сильно снедает вас, лишь усугубляет проблему. День ото дня вы варитесь в котле из негативных мыслей, позволяете им поглощать вас, и мысли эти питают те крупицы тёмной энергии, что всегда с вами. Тёмная энергия, в свою очередь, множится и истощает ваше тело. И с каждым приступом это происходит всё быстрее, потому что ваше желание не прибегать к Тёмному пути без излишней на то необходимости привело к тому, что нерастраченной тёмной энергии в вашем теле скопилось слишком много. Вам нужно избавиться от неё и чем скорее, тем лучше.

Это имеет смысл. Удивительно, что Вэй Ин не подумал об этом раньше: ему и в голову бы не пришло искать корень проблемы в том, с чем в последнее время он почти не имеет дел.

— Однако же это лишь временная мера, — уточняет Лань Фа. — Тёмная энергия продолжит накапливаться и плохо сказываться на вашем самочувствии, и вам придётся избавляться от неё снова и снова. В вашем случае лечить нужно не тело, а душу, понимаете? Вы должны дать себе время принять и отпустить всё, что случилось с вами по вашей или же чьей-либо ещё вине, оплакать всех, кого не успели оплакать прежде, и — самое главное — простить себя. Разве ваша нынешняя жизнь, господин Вэй, стоит того, чтобы омрачать её застарелой болью?

Вэй Ин молчит, да и что тут можно сказать? Не то чтобы он не понимал, что его всепоглощающее чувство вины до добра не доведёт, но самое большее, чего Вэй Ин опасался, — это ночные кошмары, да и те были для него не в новинку: он перестал спокойно спать с тех пор, как впервые ступил на Луаньцзан. Кошмары — то, с чем Вэй Ин смирился и что нёс как незримое наказание за свои грехи.

Однако же, если верить Лань Фа — а причин не доверять его словам у Вэй Ина нет, — дело постепенно принимает куда более серьёзный оборот. Это уже не вопрос осознанного самоистязания. Это вопрос безопасности жизни Вэй Ина. Такое нельзя пускать на самотёк, но как с этим быть Вэй Ину ещё предстоит тщательно обдумать.

Он поднимается из-за стола и вновь склоняется перед Лань Фа в глубоком поклоне:

— Этот недостойный благодарит за оказанную помощь. Могу ли я в будущем обратиться к вам за советом, если потребуется?

— Вы знаете, где меня найти, господин Вэй, — отвечает Лань Фа. — А теперь идите: мне кажется, я даже отсюда чувствую, как стены моего дома плавятся под взглядом вашего спутника. Передайте Ванцзи, что я был бы рад встретиться с ним за вечерним чаем, скажем, завтра или послезавтра.

Вэй Ин уходит с запоздалым осознанием, что Лань Фа — третий человек после Цзэу-цзюня и Лань Цижэня, позволяющий себе столь фамильярное обращение к Лань Чжаню, и это, вероятно, что-то да значит. Когда-нибудь он обязательно спросит, что.


После того, как Вэй Ин собирается с силами и делится с Лань Чжанем самыми важными деталями разговора, тот со свойственным ему упрямством растрачивает последние духовные силы на то, чтобы доставить Вэй Ина к подножию горы и обратно. Там Вэй Ин, как и советовал Лань Фа, тратит накопившуюся тёмную энергию на самое безобидное, что только приходит в голову: создаёт прочный барьер вокруг трёх совершенно случайно выбранных раскидистых лиственниц, очень удобно растущих в непосредственной близости друг от друга. Затраченной на барьер энергии достаточно, чтобы он продержался несколько дней и успел взбудоражить умы тех, кому не посчастливится случайным образом на него наткнуться.

По возвращении они сталкиваются с Цзэу-цзюнем, и выглядит тот так, будто собирается прочитать долгую лекцию об уважении младших братьев к старшим, ведь Лань Чжань уже полдня как вернулся из длительного путешествия и до сих пор не почтил брата своим визитом. Вэй Ин с беззвучным стоном жмётся ближе к Лань Чжаню: похоже, не видать ему бочки с водой и тёплой постели ещё очень, очень долго. Однако Цзэу-цзюнь, оценив их внешний вид и состояние, проявляет удивительное милосердие — велит отдохнуть с дороги и обязательно заглянуть к нему завтра.

— Твой брат просто чудо, — бормочет Вэй Ин, когда Цзэу-цзюнь уходит достаточно далеко, чтобы не разобрать его слов.

— Мгм, — соглашается Лань Чжань. — Не засыпай, Вэй Ин. Нужно помыться и хоть немного поесть.

Вэй Ин недовольно хнычет и, наверное, ему должно быть стыдно за столь капризное поведение, особенно сейчас, когда Лань Чжань устал гораздо сильнее и всё ещё может и старается заботиться о нём. Но Вэй Ин ничего не может с собой поделать. Он клятвенно обещает себе, что обязательно позаботится о Лань Чжане в следующий раз и сделает для него всё-всё-всё, если тот позволит ему побыть слабым сегодня.

— Я не хочу есть, — врёт он просто потому, что сон кажется ему наиболее приоритетным. Лань Чжань вздыхает и чуть встряхивает его, поудобнее перехватывая под коленями и спиной. Вэй Ин обнимает его за шею второй рукой и с ноткой игривости добавляет: — И мы можем помыться вместе, так получится быстрее.

О своих неосторожных словах Вэй Ин сожалеет почти сразу, но, к счастью, Лань Чжань не воспринимает их всерьёз. Быть может, догадывается, что Вэй Ин только с виду такой бесстыдник, а может, просто решает, что сейчас — не время и не место для попыток вывести их отношения на новый уровень близости. Однако же от Вэй Ина не укрывается, как Лань Чжань вспыхивает в первое мгновение, как косится на него с недоверчивым осуждением и в целом не выглядит сильно против открывшихся перед ним перспектив.

В цзинши Лань Чжань набирает бочку, подогревает воду талисманом и оставляет Вэй Ина мыться за ширмой, а сам уходит, чтобы распорядиться насчёт позднего завтрака. Какое-то время Вэй Ин старательно отмывает тело от пота, пыли и грязи, но когда дело доходит до волос, усталость всё же берёт своё. Разморенный теплом, Вэй Ин предсказуемо проваливается в сон. Приходит же он в себя от того, что начинает соскальзывать под воду глубже, чем принято считать безопасным для жизни. Вэй Ин спешно подбирается выше, отфыркивается от попавшей в рот воды и с силой трёт ладонями лицо, чтобы взбодрить себя хоть немного. Таким его и обнаруживает Лань Чжань по возвращении.

— Всё хорошо? — спрашивает он.

Вэй Ин улыбается в ответ:

— Лучше не бывает.

Затем он запоздало вспоминает, что полупрозрачная вода мало что скрывает, перекидывает слипшиеся от воды волосы вперёд и с преувеличенной сосредоточенностью принимается намыливать отдельные пряди, расправляя их в своеобразную завесу. Лань Чжань какое-то время наблюдает за его действиями, вздыхает и тянется к своему поясу. Нескольких ловких движений хватает, чтобы широкая полоса ткани змеёй соскользнула на пол, следом Лань Чжань уверенно стряхивает с плеч два верхних слоя ханьфу и только на третьем слое Вэй Ин, завороженный этим зрелищем, отмирает достаточно, чтобы запаниковать.

— Лань Чжань, ты что делаешь? — он невольно сильнее вжимается спиной в деревянный борт бочки. — Я же пошутил! Да и не поместимся мы здесь вдвоём…

Третий слой отправляется на пол к двум остальным. Оставшись в одних нижних одеждах — и это средь бела дня! — Лань Чжань аккуратно подворачивает рукава рубашки до самых локтей, обходит бочку и садится позади Вэй Ина.

— Подвинься, — просит он и забирает из руки Вэй Ина мыльный корень.

Вэй Ин пережидает предательскую дрожь в скрытых под водой коленях и медленно сдвигается к середине бочки. Остатки его былой бравады улетучиваются вместе с поднимающимся от бочки паром. Вэй Ин нервно обнимает колени руками в смутной тревоге из-за того, что не может видеть происходящее за своей спиной. Но Лань Чжань не делает ничего предосудительного. Он лишь слегка давит на плечи Вэй Ина, вынуждая его наклониться вперёд и тем самым дать больше пространства рукам, а после — сам тщательно намыливает его волосы.

Предупредительность и забота Лань Чжаня в каждом прикосновении постепенно приводят к тому, что Вэй Ин расслабленно опускает плечи и поддаётся его рукам. Он тихонько мычит от удовольствия, когда пальцы Лань Чжаня массирующими движениями втирают мыльный корень в кожу головы, послушно поворачивает и наклоняет голову, куда скажут, жмурится, когда Лань Чжань промывает волосы водой, и чувствует себя просто до неприличия счастливым — настолько, что на время из головы его вылетают даже наставления Лань Фа.

Закончив, Лань Чжань помогает Вэй Ину подняться и выбраться из бочки, после чего заворачивает его в два слоя простыней — обсыхать и, судя по алеющим кончикам ушей, не провоцировать его и без того давшую трещины выдержку.

— Если ты пытаешься разбаловать меня, у тебя отлично получается, гэгэ, — умилённо смеётся Вэй Ин, но в душе испытывает искреннюю благодарность за то, насколько Лань Чжань деликатен. Он всё ещё посмеивается, когда Лань Чжань поднимает его на руки и относит в главную комнату — туда, где на столе стынет завтрак, а на постели уже разложены приготовленные для Вэй Ина чистые нижние одежды. — Нет, правда, — выдыхает Вэй Ин сквозь смех, крепче вцепляясь в так и норовящие разойтись края простыни, — я ведь и привыкнуть могу!

— Привыкай, — благосклонно разрешает Лань Чжань и бережно опускает его на пол рядом с постелью. — Переоденься, поешь и ложись отдыхать. Я скоро вернусь.

Он уходит обратно за ширму — теперь его черёд приводить себя в порядок, — но, даже потеряв его из виду, Вэй Ин никак не может выбросить из головы вид крепкой широкой спины, обтянутой прилипшей к коже влажной тканью. Сквозь ткань просвечивают темнеющие полосы застарелых шрамов от дисциплинарного кнута, и Вэй Ину хочется поцеловать каждый из них, вымолить у Лань Чжаня прощение за причинённую ему боль, поблагодарить его за бесконечную верность.

Вэй Ин как следует промокает краем простыни волосы, кончики которых уже успели потяжелеть от пропитавшей их влаги, выпутывается из слоёв ткани и тянется к разложенным на постели одеждам. Однажды он претворит в жизнь каждое из своих желаний, но нынешний день — для отдыха и покоя, и Вэй Ин планирует насладиться им и Лань Чжанем сполна.