11. Глава 11
Увидев Шарлиз на пороге своего кабинета, доктор Дантс не скрыл обрадованной улыбки.
– Я к вам зачастила, месье Дантс, - смущенно проговорила она. – Добрый день!
Он приветливо встал ей навстречу.
– Какими судьбами, мадемуазель Оллис? Рад вас видеть. Жаль, Моник сегодня занята и не приедет.
– Жаль, - согласилась девушка. – Право, я сама не знаю, чего ради вам надоедаю. Мне запали в сердце ваши слова… И все же, я не совсем уверена, что справилась бы. Что это и правда хорошая мысль.
– Это по поводу работы в нашей больнице? Да?
– Да, - она тихо вздохнула. – Наверно, это глупо с моей стороны? Обращаться к вам и тут же говорить, что не уверена, хочу ли я этого.
– Напротив, это честно, - ответил доктор. – Я вполне отчетливо сознаю, что это не та работа, за которую с радостью ухватится молодая женщина. Лишь немногие имеют действительно такое призвание – помогать людям, чего бы это им не стоило. Вот Моник например… Она не получает никакой платы за свою помощь. Правда, она не связана никакими обязательствами и приезжает тогда, когда может вырваться из дому. Ее родители достаточно состоятельные люди, отец ходит в плавания, имеет собственный корабль. С вами совсем другое, верно? Вы вынуждены сами содержать себя, поэтому естественно, у вас был бы контракт с однозначно обозначенной цифрой, хотя и не слишком впечатляющей, к сожалению.
– Я ведь почти ничего не умею, - созналась она.
– Все когда-либо начинали с того, что ничего не умели… А вы мне показались девушкой того же склада, что и Моник. Правда в другом положении, но это только делает вам честь. Мы нуждаемся в мудрых и добрых руках… больше, чем в чем-либо другом.
– Моя тетя… она тоже так считала?
Доктор помедлил.
– Честность за честность, - проговорил он наконец. – Не всегда. Тут наши мнения с мадам Прево расходились.
– Месье Дантс… Даже не знаю, что вам сказать. Я боюсь, что придти сюда на несколько часов и побыть рядом как сторонний наблюдатель это не то же самое, что приходить ежедневно, я не знаю, выдержу ли я это – душой, такое испытание. Постоянно видеть кругом чужие страдания.
– Понимаю.
– Но я надеялась попытаться, - она подняла на Дантса серьезные серые глаза. – Это возможно?
– Конечно. Вы можете приходить, пока просто так. Привыкать, обживаться, наблюдать… Учиться понемногу. Кстати, Моник приезжает сюда три-четыре раза в неделю. Она могла бы захватывать вас по дороге, чтобы вам не тратиться из-за наемных лошадей. Вы с ней, мне кажется, могли бы подружиться.
Шарлиз заколебалась, думая, может ли она себе позволить это обучение, преследующее сразу две цели – доступ во все комнаты больницы св.Женевьевы, и, возможно, действительно смену занятия, если оно придется ей по сердцу, а ей отчего-то казалось, что да. Но тогда она временно лишится своего заработка… Впрочем, «кузен» может для разнообразия содержать ее некоторое время, коль скоро она обеспечила его верным куском хлеба, да который ему еще и по душе – не каждому так везет.
– Думаю… несколько дней, самое большее, неделя – достаточно, чтобы понять, смогу ли я, будет ли из меня прок, - сказала она. Доктор Дантс не возражал, наоборот.
– Не представляете, как я рад… Шарлиз. Признаться, вы мне понравились с первого взгляда. В вас чувствуется характер. Это важно… Для человека, близкого к медицине – особенно. Мне порой приходится принимать трудные решения, Шарлиз… быстро и жестко. Это тяжело. Тяжело знать, что возможно, это жесткое решение ошибочно… и возможно, этот человек мог бы избежать лишних несчастий. Но когда речь идет о жизни и смерти… - он умолк, осознав, что говорит о чересчур личном с девушкой, которая – конечно же – никогда не станет перед подобным выбором.
– Надеюсь только, что оправдаю ваше мнение обо мне и не разочарую, - отозвалась девушка. Она неожиданно ощутила душевный подъем, словно приняла какое-то важное решение, которое изменит к лучшему всю ее жизнь.
–
Эрик больше не высмеивал ее решимости попробовать себя в новом качестве, и когда Шарлиз пересказала ему вкратце свой разговор с доктором Дантсом и свой первый условно-рабочий день, когда она ничего особенно не делала, только путалась у всех под ногами, он лишь равнодушно пожал плечами.
– Как вам угодно, - ответствовал он свысока, словно проигнорировав его мнение по этому поводу, она навсегда лишилась его расположения. – Возитесь с калеками, если это вам нравится больше.
Шарлиз смотрела на него испытующе, надеясь проникнуть в его мысли. Иногда это было легко. Иногда же он словно чувствовал ее внимательный взгляд и закрывался маской высокомерного равнодушия. Но даже такого – непроницаемого, как гранитная плита – его все равно можно было переупрямить. Она ждала достаточно долго, пока он перекипит в душе, и все-таки его настоящие эмоции вырвутся наружу.
– Надеюсь, я не изгнал вас из собственного дома, - наконец, выговорил он, не поворачиваясь к ней. Будто между прочим. Просто вскользь сказанная вежливая фраза, ничего больше.
Шарлиз невольно улыбнулась. Выходит, ее обидчивый «кузен» посчитал, что она нарочно ищет работу вне дома, чтобы поменьше бывать в его невыносимом обществе. Логично, ничего не скажешь.
– Не изгнали, Эрик, поверьте. К вам это не имеет никакого отношения. И потом, я вовсе не уверена, что у меня получится. Я взялась только попробовать. Я познакомилась еще с одним интересным человеком, скульптором. Он слеп, однако видели бы вы, какие маленькие шедевры выходят из-под его ловких пальцев! Про мадам де Маньи я вам уже наверно столько рассказывала, что утомила, но она действительно необыкновенная женщина. Сегодня она вспомнила свои собственные стихи. И поверьте, они ничем не хуже стихов ее знаменитого предка. Столько чудесных людей – сидя здесь над шляпками, я бы ни с кем из них никогда не встретилась.
Показалось ей, или на его нахмуренном лице мелькнула зависть?
– Они просто… старые болтуны, - сказал он. – Вот и все.
Что на это ответишь? Она вздохнула и перешла к менее возвышенным вопросам.
– Я облазила там все, что могла. Пользуясь своим положением наблюдателя, я где только не побывала. Тем более, как новенькая я всегда могла ответить, что заблудилась и открыла не ту дверь. Право не знаю, никаких новых соображений у меня не возникло.
– Не думаю, что ваша тетя засунула бы свои несметные сокровища в дымоход или закопала в подвале. Ищите в ее комнате.
– Там я побывала в первую очередь.
– И что?
– Там пусто! - ответила она.
– Голые стены? – переспросил Эрик с сомнением.
– Почти.
– Что значит почти? – нетерпеливо бросил он. – Говорите по-человечески!
– Мебель! И больше ничего.
– Конкретнее. Какая мебель? Столы, шкафы? Что?
– Бюро. Пустое, - ответила она. – Я заглядывала.
Он задумался.
– Единственно логичное объяснение, которое приходит мне в голову - сказал Эрик, - это то, что вашей тете пришлось что-то поспешно спрятать и исчезнуть. Оставив идиотского содержания записку. Если она у вас промышляла скупкой и перепродажей краденого, ей-богу, я и то не удивлюсь. Отсюда напрашивается вывод – это таинственное что-то находится там, где ее видели последний раз, в больнице. И вероятнее всего, в кабинете, поскольку сомнительно, что немолодая женщина среди бела дня металась бы по зданию, ища темный уголок, куда можно спрятать похищенные бриллианты. Поищите еще раз.
– Нет слов сказать, как мне надоели эти поиски неизвестно чего, - вздохнула Шарлиз.
– Тогда забудьте об этом, - посоветовал он холодно.
Конечно, ему легко говорить! Не его же тетя растворилась, как сновидение.
Странно, чем дальше, тем меньше Шарлиз была склонна оплакивать ее. То ли душа ее черствела, то ли все большие сомнения закрадывались в том, что над телом мадам Прево сомкнулись черные воды пруда. Впрочем, раз она не давала о себе знать, возможно, ее постигла другая, но не менее печальная участь.
–
Улучив момент, когда на нее никто не обращал внимания, на следующий же день Шарлиз изловчилась заполучить ключи от кабинета, где уже однажды бесплодно побывала. Кроме бюро, взгляду там не на чем было остановиться. Хотя в каком-то приступе умственного помрачения Шарлиз даже приподняла ковер – ей показалось, что он подозрительно горбится в одном из углов. Бюро было пустым. По-прежнему. Она постояла около него в унынии, не зная, что бы еще предпринять. Снова выдвинула ящики – они не вытаскивались полностью, и она всунула в глубину руку, ощупывая стенки.
Один ящик был короче остальных. Ненамного, но ее кисть не помещалась полностью в оставшееся до задней стенки пространство. Шарлиз азартно опустилась на колени, обследуя его – почти всунула внутрь голову. Задняя стенка была шероховатой, и она нащупала какие-то выступы, на которые нажала. Тонкая деревянная панель осталась у нее в руках. Отложив ее, она протянула руку и теперь натолкнулась на прохладную металлическую поверхность, на которой нащупала четыре миниатюрных круглых рычажка. Попробовала повернуть – они поворачивались на небольшой угол с тихим щелчком. Она вернула все на место, понимая, что только запутается, если начнет беспорядочно крутить их. Ее соображения вполне хватало, чтобы догадываться, что она нашла тайник, защищенный кодом. Кодом, которого она не знала.
Возбужденное волнение – она все–таки обнаружила тайник! – смешивалось с недоумением. Здесь нужно подумать. Посоветоваться…
Она поставила на место деревянную панель – та легко зафиксировалась внутри ящика, чуть щелкнув в подтверждение того, что все совпало, как надо.
Шарлиз поспешно заперла за собой кабинет. Ей не терпелось оказаться дома. Но придется сначала закончить дела...
–
– Код? – переспросил Эрик ближе к вечеру того же дня, когда она наконец добралась до родного дома. – Забавно. Милая у вас тетушка, Шарлиз. Что она прячет за семью замками, рецепт снадобья от несварения желудка или свой ночной чепец, который вышила еще ее бабушка?
Наверное, это было мелко и просто по-детски, самоутверждаться, поддразнивая девушку, чья деятельная непоседливая натура вызывала у него глухое раздражение. Он был заперт, как прикованный тяжелыми кандалами каторжник, в тесном покосившемся домишке – не то, что бесконечные лабиринты Оперы, где можно было бродить днями, обследуя никому не известные галереи, обнаруживая тайные переходы, устраивая ловушки, обдумывая новые способы держать в священном страхе толпу народа. Там он не нуждался в дополнительной паре ног, глаз и ушей, которые станут искать, высматривать и задавать вопросы вместо него, оставляя ему только соглашаться или не соглашаться с результатами, что, впрочем, большого значения не имело.
Он был выброшен из жизни. Выброшен. Он даже не разменная пешка. Нечто меньшее. Тень могущественного существа, которым он когда-то являлся. Или не являлся? Был ли он хоть когда-то могущественным, или его использовали, приманив иллюзией власти и заставив, как ученую белку, в кровь стирая лапы крутить чужое колесо?
«Я хочу вырваться отсюда!», - криком кричала одна часть его раздираемого противоречиями существа. Другая отзывалась с тихим укором: «Ты не можешь так рисковать. Ты больше не один. Тебе есть, что терять. Ты не один.»
Было легче, когда никто не дразнил его так, как дразнила Шарлиз – свободная, прямая, энергичная, она сама направляла свою жизнь, и та бурлила вокруг нее, не давая ни на мгновение остановится и впасть в тоску.
Вокруг него же замерло под густой зеленью тины стоячее болото.
Чтобы отомстить ей за это гадкое чувство потерянности и оторванности от жизни, он заставил ее ощутить себя бестолковой ученицей, чьи скудные знания подверглись беспощадной критике строгим учителем.
– Что же вас смущает, Шарлиз? Вы обнаружили тайну вашей тети запертой в самом обыкновенном сейфе. Откройте его и дело с концом.
– Как? – он не без торжества уловил раздраженные сварливые нотки в звонком девичьем голосе – все его удары как один достигали цели. Она почувствовала себя глупой, и это ей вовсе не понравилось. Что и требовалось. Не все же ему одному чувствовать себя… никем. Пустотой, помноженной на пустоту.
– Код составлен либо из четырех цифр, либо букв, если брать их порядковый номер в алфавите. Скорее, все-таки цифр, вряд ли ваша оригиналка-тетя задала вам слишком уж непосильную головоломку, - разъяснил он.
Шарлиз молчала, и он снисходительно продолжил:
– Давайте сюда ту записку.
Когда она протянула ему лист, Эрик не стал сразу признавать, что понимает не больше, чем она сама. Приподняв одну бровь, словно решение было очевидным и напрашивалось само собой, он просмотрел текст.
– В вашем доме раньше разводили тюльпаны? – спросил он. – Чего ради вам предложили их поливать?
– Не разводили. Не знаю, - коротко ответила Шарлиз.
– Вам дарили какие-то платья? Возможно, код - это ваши размеры или рост?
Шарлиз пожала плечами.
– Не думаю, что тетя помнила мои размеры, она мне отродясь ничего не покупала.
Его взгляд неожиданно вспыхнул, будто он нащупал ту самую ниточку, за которую можно распустить клубок.
– Что вы там говорили, Шарлиз, о гравировке на кольце?
– Несравненной Эстер, это моя мама, и год… - отозвалась Шарлиз утомленно.
– Год! Как раз четыре цифры! Держу пари, Шарлиз, что вы получили ваш код, - настроение его неожиданно исправилось, словно решенная загадка чудом разогнала накопившееся раздражение. Кроме того, девушка тут же заулыбалась, словно признавая его правоту, и посмотрела на него с уважением и даже некоторым восхищением, что не могло не польстить израненному самолюбию. Приятно, черт возьми… Когда еще хоть кто-то тобой восхищается. Пусть даже и подобной ерундой.
–
Когда железная дверца сейфа покорно приоткрылась, явив Шарлиз свое содержимое, она не удивилась. Она пришла сюда в полной уверенности, что знает все, что необходимо, чтобы без труда открыть его. Слишком уж логичен был предложенный Эриком код. Она, пожалуй, сама бы могла придти к такому же выводу. Если бы только не чувствовала себя усталой и сердитой, и не мечтала лишь об одном – одним махом решить навязанную задачу, разыскать тетю хоть на земле, хоть под землей, честно рассказать ей все, что она думает о ее тайнах, и, наконец, снова зажить своей спокойной привычной жизнью.
В сейфе не было никаких драгоценностей. Ни алмазов, ни золотых слитков, как ехидно предполагал Эрик. Всего только бумаги, перевязанные шнуром. И больше ничего.
Наученная горьким опытом, она встала на колени и тщательно ощупала все стенки на случай еще одного секрета, но там было гладко и чисто, как в новеньком котелке.
Шарлиз развязала шнур, развернула желтоватые листы бумаги. Час от часу не легче – таинственные письмена, покрывавшие их, были совершенно нечитаемы. Целая пачка – и повсюду - бессмысленный набор букв латиницы, не похожий ни на один человеческий язык. Абракадабра какая-то…
«Жсои плууша днемнулаче» - бросилась ей в глаза сущая нелепица.
«Да сгинет в геенне огненной ваша «плууша»!» - обозлилась Шарлиз, кое-как складывая листы и засовывая за корсаж.
Она выскочила из комнаты, и ее щеки загорелись от прилившей к ним горячей волной крови. Ну что за!.. У Шарлиз пропало всякое желание что-либо делать, и даже ее необременительные пока обязанности в больнице показались пыткой, напрасной тратой времени, которое можно было потратить на… размышления? На изучение без свидетелей своей находки? Она сама не знала, отчего разнервничалась. Одно было ясно – она бы предпочла обнаружить любые сокровища или пусть даже клубок ядовитых змей. Что-нибудь, что было бы понятным, а не очередную загадку. Постучав в кабинет доктора Дантса, она взмолилась:
– Позвольте мне уйти сегодня, месье Дантс. Мне неловко… от меня никакой пользы, одни заботы... но что-то сегодня меня с утра донимает головная боль.
– Шарлиз… что с вами? На вас лица нет!
– Только головная боль, ничего больше. Прошу вас, я бы хотела всего лишь уехать домой.
– Конечно, езжайте! Вы ведь пока даже не подчиняетесь мне, вы ведь не служите у нас… только учитесь и решаете свое будущее. Вы вольны уходить, когда вам угодно… разве что ставьте меня в известность, чтобы я не беспокоился, что вы тоже…
– Упала в пруд? – горько спросила она. Доктор опустил голову в неловком смущении, понимая, что допустил оплошность.
– Простите, - сказал он мягко.
– Благодарю вас, месье Дантс…
– Поправляйтесь.
– Непременно.
Девушка быстрым шагом пронеслась вниз по лестнице. Она наткнулась только на горничную, проводившую ее неодобрительным взглядом. Путь к воротам вел через тенистую главную аллею парка. За оградой дежурила скромная больничная коляска, кучера которой Шарлиз рассчитывала попросить довезти ее до более оживленной улицы.
Ее спасло шестое чувство.
Словно какой-то предупреждающий колокол ударил внутри нее, отозвался в ушах звоном, заставившим ее неожиданно для себя остановиться как вкопанной. Может быть, просто все ее чувства были на пределе, и она уловила странный шорох и свист. Или просто есть судьба, и она хранила ее в этот день. Не было написано в книге судеб, что Шарлиз Оллис в этот день упадет бездыханной на мощеную аллею больничного парка, и из ее левого бока будет торчать вонзившийся до самой рукоятки кинжал. Он просвистел мимо, едва не задев ее, и она с мгновение была уверена, что на ее голове не осталось ни единого рыжего волоса – только седые… Чуть впереди, среди темных спутанных ветвей и пробуждающейся зелени маячила мужская фигура. Обострившиеся чувства Шарлиз сразу засекли ее, почти слившуюся с чернотой дубовых стволов. И она со всех ног побежала назад…
Ей повезло сразу натолкнуться на доктора Дантса, который испуганно отступил, когда она заколотила во входную дверь и едва не сшибла с ног горничную, влетая внутрь.
– Ч-что стряслось? – спросил он, оглядывая ее с головы до ног.
– Там… - она все никак не могла отдышаться. – Там…
– Да что? Вас кто-то испугал, Шарлиз?
– Да… - с трудом выдохнула она.
Доктор обеспокоено нахмурился.
– Странно, нужно проверить на месте ли некоторые наши особенные пациенты.
– Н-не думаю… что это был сумасшедший.
– Кто же тогда?
– Не знаю, но… я едва не… чуть не… о! – и с этим последним стоном девушка начала медленно клониться вбок, собираясь впервые в жизни потерять сознание. Доктор подхватил ее, и Шарлиз усилием воли вернула себя в относительно вертикальное положение, хотя и покачивалась.
– Шарлиз? – тревожно окликнул ее Дантс.
– Да, да… - слабо ответила она. – Сейчас… минутку… мне лучше.
Он покачал головой с осуждением, словно увидел упрямого больного, не соблюдающего назначенный режим.
– Так не пойдет, Шарлиз. Я отвезу вас домой. И вы должны обязательно отдохнуть.
Он пощупал ее пульс и снова неодобрительно заворчал.
– Идемте, я вас провожу.
–
Пока коляска подпрыгивала на ухабах, Шарлиз постепенно пришла в себя и вновь обрела трезвость суждений. В обществе доктора она чувствовала себя в безопасности, в голове у нее наконец прояснилось, и она смогла издавать звуки, отличные от беспомощного лепета. У нее создалось впечатление, что Дантс отнес ее безумный вид и сердцебиение на счет переутомления. Непохоже, чтобы он был обеспокоен злодейским нападением. Скорее, опечален тем, что то ли чересчур восприимчивая девушка испугалась кого-то из улизнувших из палаты пациентов, то ли ей померещилось нечто такое, чего там никогда и не было. Шарлиз устраивало пока его скептическое настроение, вот уж чего не хотелось – так это пересказывать ему всю эту темную историю с самого начала и до едва не ставшего трагическим для нее финала.
Взяв себя в руки - теперь, когда зловещий парк остался далеко позади, это было проще - Шарлиз заговорила с доктором спокойным голосом.
– Я благодарю вас, месье Дантс, за заботу и понимание. От меня одни хлопоты…
– Не стоит, Шарлиз, все в порядке. Я рад помочь вам. Я все же надеюсь, что происшествие не отпугнет вас, и вы не откажетесь навсегда от мысли присоединиться к нам. Будет жаль, если из-за случившегося вы измените свое решение.
– Я не знаю, - сказала она тихо. – Я должна отдохнуть и придти в себя немного… Думаю, что со мной все будет в полном порядке уже завтра. И тогда я… решу.
Остаток дороги они обсуждали дела больницы, словно ничего не случилось. Неторопливая беседа окончательно разогнала сгустившийся на сердце холод, и Шарлиз стала охотно поддерживать темы вечного безденежья, жадности горожан, не желавших расставаться с деньгами на бедных, трудных пациентов и капризных придирок барона, желавшего за мизерные средства заполучить под свое крыло кущи небесные.
– Показывайте теперь дорогу, - произнес Дантс, когда коляска покатила по знакомым Шарлиз с детства улочкам. – Кучер подвезет вас к самому дому.
– Спасибо. Месье Дантс… Могу я предложить вам зайти? Вы были столь добры ко мне, что я не могу отпустить вас так просто, не напоив хотя бы чаем.
– Право… - он замялся.
– Прошу вас, - искренне обратилась к нему девушка. - Я вас надолго не задержу. Позвольте сегодня мне немного побыть гостеприимной хозяйкой. Хоть отчасти отблагодарить вас за доброту и внимание.
– Хорошо, с удовольствием… Мне нужно возвращаться в больницу, но я немножко пренебрегу своими обязанностями и посижу у вас четверть часа.
Доктор помог ей спуститься с подножки коляски и галантно предложил опереться на его руку. Они подошли к самой двери, когда Шарлиз опомнилась.
– Я должна предупредить вас кое о чем, месье Дантс.
– Зовите меня просто Франц, прошу вас, - попросил он. - Я чувствую себя просто старцем, когда вы зовете меня «месье».
– Хорошо… Франц, я хочу, чтобы вы были готовы. На всякий случай, чтобы не вышло неловкости, - покусывая губы, сказала она.
– Да? Шарлиз, я готов слушать. Что такое?
– Со мной живет сейчас мой кузен Эрик. Сомневаюсь, что вы с ним познакомитесь, он имеет обычновение сторониться людей. Но тем не менее, если вдруг вы с ним столкнетесь… вы сразу увидите, отчего он не горит желанием с кем–либо общаться. Я знаю, что вы человек деликатный и не позволите себе лишнего жеста или взгляда, но все же, иногда это происходит помимо нашей воли, от неожиданности. А он очень ранимый и тяжело переживает свое несчастье.
– Он чем-то болен?
– Право, не знаю. Думаю, нет. Его лицо сильно изуродовано, однако же не огнем и не кислотой. Это была моя вторая мысль, Франц, когда я попросила вас зайти в мой дом…Хотя с моей стороны это и не слишком красиво, но вы меня простите, надеюсь, - она обезоруживающе улыбнулась. - Вы опытный врач, и мне бы, конечно, хотелось, чтобы вы ненавязчиво глянули, что это может быть. Понимаю, что этого нельзя вылечить, но может хотя бы отчасти… может, медицина может чем-то хоть немного вернуть ему… человеческий облик.
– Все… так серьезно?
– Очень серьезно. Мне-то… мне-то что. Можно сказать, что я привыкла. Ему самому невыносимо жить с этим. А мне жалко смотреть, как мучается ни в чем не повинный человек.
– Обещаю вам взглянуть. Если будет возможность, конечно.
Шарлиз с благодарностью кивнула.
– Я попробую что-нибудь придумать. На крайний случай, существуют замочные скважины…
Она отворила дверь, и доктор Дантс вошел следом за ней.