ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
Возвращение во тьму.
Мне не жаль, что огонь, закипевший в
крови,
Мое сердце сжигал и
томил,-
Но мне жаль, что
когда-то я жил без любви,
Но
мне жаль, что я мало любил!
А. Аптухин.
18.
- Кристина!
Она была столь потеряна, что не находила в себе сил отвечать, хотя, она должна была ответить. Но она не могла ответить. Хотя, хотела кричать.
- Кристина… – Голос стал более насыщенным и глубоким.
Она застонала и, задохнувшись резкой болью, выдохнула, в ответ на что, ее тело наполнилось свинцовой тяжестью.
Тьма, горячая и твердая заполнила ее тело и начала медленно скользить внутри, доставляя ей скорее боль, нежели какое-то другое ощущение, которое она могла ожидать,
- Кристина! – Все, что она могла слышать – это свое имя. Самое страшное и ужасное было то, что она не могла понять, кто и чей голос зовет ее.
Она так часто слышала свое имя из уст других. Но сейчас слышать его было просто невыносимо. Это имя она слышала сначала от Рауля, потом слышала собственный голос, а потом она начинала слышать свое имя из уст другого человека. Она не хотела слышать своего имени от него. Не хотела. Он жестоко звал ее, не давая ей покоя.
Каждый раз.
- Я не могу без тебя!
Вздох.
Она ощутила горячее дыхание у себя на губах.
Судорога во всем теле. У нее свело скулы, и она почувствовала, что не может даже пошевелить губами.
- Замолчи пожалуйста! – Застонал ее рассудок. – Замолчи… пожалуйста…
- Кристина-а…
Вздох.
Выдох.
Еще одна судорога по всему телу.
Боль. Кровавые всполохи кругами перед глазами.
Если бы она могла ответить сейчас, она бы закричала, закричала, так громко, как только позволила бы ей природа, но ей не хватает воздуха, чтобы произнести хотя бы слово в ответ.
Ее тело начинает трепетать, то ли от страха, то ли от боли, то ли от чего-то еще.
Выдох.
Вздох. Вздох. Кислорода нет. Она начинает задыхаться, пытаясь освободиться, но от собственных мыслей и боли, которая внутри освободиться невозможно. И здесь она бессильна. Ей надо кричать. Но она не может кричать, потому что в ее горле нет воздуха.
Ей страшно. Это страшно, когда ты чувствуешь, что ты становишься чужой сама себе.
Боль наполняет тело. Даже не физическая. Какая-то другая боль, в самой глубине души. Она намного страшнее физической. От физической ей хочется стонать, а от этой у нее появляется желание умереть.
- Нет, пожалуйста! – Крик Кристины. – Ты же обещал не причинять мне боль… Обещал! Ты же любил меня… ты говорил, что любил! – Всхлип Кристины. - Зачем ты делаешь это? Зачем ты мучаешь меня? Мучаешь все это время… мучаешь каждую ночь?
Из ее глаз покатились слезы, обжигая кожу.
- А боль, которую причинила мне ты? – Голос наполнился яростью, и Кристина ощутила, как ее сердце начало стучать еще сильнее, быстрее, страх наполнил ее тело, и судорожно качнулся внутри нее. У Кристины перехватило горло. - Ты должна платить мне за МОЮ боль… Ты забыла?
Всхлип.
Боль.
В мозгу со страшной силой пульсирует горячая кровь, разливается по всему телу. Страшное ощущение. Кристина ощутила, что ей никогда не освободиться из этой тьмы, которая сейчас захватывала ее.
Не сейчас. Давно. Это было давно. И длится по сей день.
За что? Она всего лишь беззащитная девушка, которая, как и все желает мира и счастья. Но желаемый мир сменился войной между разумом и телом, рассудком и чувствами. Самое страшное наказание, которое могло постичь ее когда-либо - это самая страшная война – война самой себя с собой же.
- Ты навсегда моя! Неважно, умом или телом… – Гневный голос вовсе не ласкал ее слух, причиняя ей страшную боль внутри ее тела. – Тебе никогда не уйти от реальности! От страшной реальности, если хочешь считать ее таковой!
Она молчит. Она не знает что сказать. Ей страшно.
- Ты знаешь это. – Она слышит утверждение.
Она снова молчит.
- Ты знаешь это? – Вопрос.
Она молчит.
- Знаешь?
- Да…
- Твоя душа страдает, признайся! Я знаю это. Предательств не прощают! И если ты предашь меня снова…
Кристина всхлипывает не в силах бороться.
- …тогда ты будешь страдать Кристина! Ты же не хочешь страдать, Кристина?
- Нет, не хочу. Но я уже страдаю… страдала…
Новый толчок боли во всем теле.
Вздох.
Боль.
- Ты должна искупить свою вину.
Всхлип.
- Я искуплю…
- Твои слова лживы!
- Я искуплю… Верь мне! Пожалуйста… Как мне доказать тебе?
Боль.
Вздох.
Вздох. Снова попытка вздохнуть. Кислорода нет. Она задыхается.
Боль во всем теле.
- Мне больно, пусти…
Ее мышцы сжимаются до предела, пытаясь освободиться.
- Пусти… мне больно, пожалуйста! Это страшнее смерти!
- Ты сама хочешь этого!
- Нет!
- Хочешь и ждешь сама…
- Нет… ты не знаешь, чего я жду! Я жду свободы…
- Я дал тебе свободу, разве ты не свободна? Чем ты недовольна, Кристина?
- Ты не пускаешь меня! – Она снова начинает всхлипывать, но в ее голосе появляется укор. – Зачем ты так? Уходи пожалуйста, не терзай меня!
- Нет, я отпустил тебя… я больше ничего не требую от тебя!
- Лжешь! – Со злостью простонала она сквозь зубы. – Тогда отпусти меня прямо сейчас!
- Не сейчас. Ты еще моя!
- Отпусти, я прошу тебя! Дай мне жизнь, о которой я мечтала всегда, не отнимай ее! Ты разобьешь мою жизнь, мою семью… Я не хочу этого.
Она просит. Она желает этого. Но с кем она разговаривает?
- Ты сама разбила ее! Свою жизнь. И мою… мою… ты слышишь?
- Я сожалею, сожалею… - Закричала она.
Она почему-то видела, как из ее глаз катятся слезы. Как это могло быть? Она видела собственные слезы. Это было ужасно, это было самое жалкое и страшное зрелище, какое могло предстать перед ее глазами. Но больше, увы, она не видела ничего. Тьма. Одна тьма.
Она не видела даже глаз, которые сейчас смотрят на нее. Хотя, прекрасно знала, что смотрят. Она чувствовала чужой холодный взгляд. Чувствовала судороги, проходящие по ее телу. Она чувствовала, что ее тело больше не принадлежит ей. Ее тело сопротивляется ее мыслям.
Дышать. Дышать. Она должна дышать, иначе она не сможет жить.
Вздох, вздох. Воздуха нет. Она была уверенна, если она вырвется, она сможет вздохнуть. Она вырвалась.
Кристина с возгласом вскочила на кровати. Она в своей кровати, но ее по-прежнему окружала лишь тьма. Страх медленно начал спадать. Хотя, страх уходил, оставляя с нею совсем иное чувство, которое в данный момент ее пугало.
Через секунду она поняла, что уткнулась лицом в подушку, и пыталась вздохнуть во сне, но у нее не получалось. Подушка душила ее. На самом деле – не подушка… Живой человек, но в ее разуме. Он был живой. Он был настоящий. Он был сейчас здесь, с нею всего лишь несколько секунд назад она просила не причинять ей боль. Это был тот, которого желало ее тело, но отторгал ум. Ибо иначе она просто не могла.
Это был сон. Сон, даже не кошмар, не смотря на весь ужас пережитого. Просто сон. Ее тело не могло позволить назвать это кошмаром, при всем ужасе, который испытывала ее душа. Чем больше проходило времени, тем чаще Кристина ощущала подобные чувства во сне. Не важно было, с чего этот сон начинался, что она ощущала во сне, но она слышала один и тот же голос, с котором говорил ее разум. С кем она говорила во снах? С ним или сама с собою?
Когда она просыпалась, и ее разум снова возвращался к ней, ей казалось, что эти сны – разговор ее здравого рассудка и безумного от боли и тоски сердца.
Она знала, что ее мысли, пусть и тайные, которые она скрывала, все еще погружены в ту тьму, из которой она желала вырваться, но было что-то, что не пускало ее.
Она никогда не видела снов, когда вышла замуж. Снов о своем прошлом и о НЕМ. Странно. Хотя, ничего странного. Она запрещала думать себе об этом.
И это у нее получалось. Она была сильной до одного определенного момента.
Эти сны она стала видеть, когда в ее семье начались раздоры с мужем, когда ОН снова вернулся. Видимо, она стала слабеть. Рауль отвернулся от нее тогда, она ощущала себя столь одинокой и покинутой, что ее контроль над собственным рассудком стал терять силы. Мысли сами овладевали ею, так же, как и странная неразличимая тьма во снах. И иногда она чувствовала, что еще чуть-чуть, еще секунда, и она будет просить, умолять в эту пустую тьму забрать ее, минуя все то, что сейчас ее окружает, только бы она больше не мучилась, только бы она не слышала бы эти упреки в своих снах, упреки, которые сопровождались чувствами и ощущениями, которых она была лишена, как не странно, даже в своей реальной жизни.
Она просыпалась разбитая и вымотанная. Терзания, которые не покидали ее во снах, приобретали странный изощренный вид. Это могло испугать кого угодно. Тем более ее. Обычную девушку. Запутавшуюся девушку. Она боялась, что эти сны сведут ее с ума. Она не выносила просыпаться в холодном поту, чувствуя, что пробуждается от того, что больше не может контролировать свое тело. Зато, как только ее глаза открывались, и она понимала, что это лишь сон, по ее телу растекалась какая-то странная невыносимая истома, и предвкушение чего-то непонятного ей, после чего ей еще труднее было уснуть.
Она понимала, что она обычная женщина, и не властна над природой. Она тосковала. Но даже воспаленный разум не мог желать столь изощренной пытки.
По кому она тосковала меньше всего – так это по мужу, который, как раз и отнял у нее свое внимание. Но ее сердце шептало ей совсем иное имя, чье она никогда не произносила в слух, боясь, что сама себя услышит.
Жажда хотя бы узнать о нем хоть что-то была в ней так велика, что заставляла не контролировать себя в своих иллюзиях, пренебрегая всеми разумными барьерами чести. Одновременно, страх и вина, которая была на ней, не позволяли безболезненно вспоминать ей это имя. За все, что она причинила ему он, наверняка, ненавидел ее. Она страдала в неведенье, в одиночестве, в страхе. А он, скорее всего, просто ненавидел ее. Она не могла избавиться от уверенности в том, что он проклял ее за ее малодушные поступки. Она считала их таковыми не смотря ни на что. Она считала, что в чем-то она позволила себе испугаться, и сделать то, что, возможно, сейчас никогда бы не допустила. Изначально.
Потому, ее сны были столь кошмарны. В них переплетались ее страсти, иллюзии, тревога и страх, потопляемые в чувстве вины.
Сейчас она тяжело дышала, вспоминая, что именно заставило пробудиться ее, по лицу тонкими струйками тек холодный пот. Боль в груди преследовала ее и после пробуждения. Все тело ныло, словно ее и, правда, насиловали ее тело наяву. Пару секунд назад она была в грубых объятиях того человека, который причинял ей страшную боль. Которая концентрировалась, как ни странно, в ее душе, не в теле. Но тело желало этой боли. Она бы вынесла все что угодно, перенесла всю боль, только бы он был рядом с нею, сейчас, здесь. Только бы он простил ее, только бы она могла знать, что самая ее большая вина прощена ей. Последнее время ей было очень сложно и тяжело. Это желание следовало за ней неотступно.
Эти сны были следствием ее одиночества, ее боли, ее страха, когда она была одна, покинута. И чувствовала, что ее муж далек от нее. Она это знала – это всего лишь следствие. Но теперь все наладилось. Все было хорошо. Что еще можно было желать? Отношения с мужем, кажется, вернулись в прежнее русло. Но сны остались. Пусть и посещали ее не так часто.
- Кристина…
Кристина вздохнула так глубоко, как только могли ее легкие. Она обернулась. Ее душой завладел страх, а если она выкрикнула во сне что-то ужасное, что не должен был слышать ее муж? Она не вынесет, если из-за ее «слабости» их семейная жизнь снова разрушится. Она не хотела больше доставлять неприятности своему мужу.
Нет, кажется, она ничего такого не выкрикнула. Слава богу.
После появления ребенка их отношения стали налаживаться. По крайней мере, ее муж перестал пить и пропадать где-то ночами. Со временем он стал более учтив к ней. А она попыталась искупить свои ошибки, пообещав ему, что будет достойной женой.
Она старалась. Но, кажется, это было теперь не так-то и просто сделать. Ей казалось, что до тех пор, пока она будет слышать, пусть даже во сне, внутри своего сердца голос другого мужчины, она никогда не сможет быть верной до конца своему мужу.
По телу Кристины прошла дрожь. Это было безумно безнравственно, видеть, слышать, быть во сне с другим мужчиной после того, как она провела со своим мужем законную ночь. Кристина ненавидела себя за это. Бывает такое, что ты сопротивляешься чему-то, но это что-то все равно поглощает тебя, и ты бессилен. Она была бессильна, хоть и пыталась казаться сильной.
- Что с тобою? – Спросил с тревогой в голосе ее муж.
- Ничего. – Вздохнула Кристина. – Ничего. Просто…
- Просто что? Ты же вся холодная…
- Мне не хватало воздуха.
- Что это значит?
- Я уткнулась носом в подушку, – натянуто засмеялась Кристина, возвращаясь в кровать, касаясь головой той самой подушки, - я мне приснилось, что я задыхаюсь. – Она договорила, и облегчено вздохнула. Не объяснять же ему, что она видела и ощущала пару минут назад.
- Теперь все хорошо? – Поинтересовался у нее муж.
- Да. Теперь да! – Еще раз искусственно улыбнулась она, молясь за то, чтобы он не понял этого.
Тело Кристины изнывало. И в висках пульсировала горячая кровь. Если она сейчас покажет свое желание, свою горящую внутри нее страсть своему мужу, то она будет жалеть. Она все равно не получит того, что желает. Это ужасно, Кристина! – Думала она, восстанавливая сбитое дыхание. – Твоя душа не попадет даже в чистилище, а будет гореть в самом аду, в самом его пламене… Ад. Она вспомнила это слово – ад. Если там будет ОН, то она готова… Пускай это будет ад. Она и так уже в аду. Потому, теперь ей нечего страшиться. Страшнее всего того, что ей выдалось пережить – не может быть ничего.
Кристина вздохнула.
- Ты, правда, в порядке?
- Да. – Попыталась уверено ответить она. – Правда. Просто… ты же понимаешь, как сложно придти в себя после подобных вещей. А если бы я задохнулась!
Если бы я задохнулась, - прошептал ее внутренний голос в глубине ее души, - это было бы куда лучше, чем вот так сейчас лежать и оправдываться, скрывая весь ужас…
- А если бы я задохнулась, - еще раз повторила Кристина, - то думаю, тебе было бы куда лучше. – Неожиданно для самой себя закончила она фразу.
- Что ты такое говоришь? – Почти с укором сказал ей муж.
Она чувствовала его любовь и заботу до тех пор, пока он откровенно не стал понимать, что ее мысли и сердце заполнены другим образом, другим человеком, что ее тело не трепещет при его прикосновениях, и как любого нормального, любящего человека это не могло не обижать. Потом был этот ужасный случай, который подорвал их семейную жизнь окончательно. Наверное, он всегда боялся лишь одного – это однажды снова увидеть Кристину рядом с НИМ. И это произошло. Он долго не мог ее простить. Его память постоянно играла с ним в страшную пытку, возвращая его в момент того вечера. Пережить и осмыслить все это было слишком тяжело. Ему нужно было время. А для времени нужно было терпение. Его всегда недостает в такие моменты.
Очень сложно пережить то, чего всегда опасался. Он всегда пытался оградить ее от самого ужасного, что могло быть в их жизни. Пытался. А вышло, что она сама позвала ЕГО. Сама. Наверное, было бы не столь больно, приди он сам. Но здесь – она сама позвала его. Это было самым сильным ударом по их чувствам. Его чувствам, в первую очередь.
Ему стоило многое перебороть в себе, что бы позволить себе хотя бы снова смотреть на Кристину. Потому что, каждый раз, как он видел ее. Ему становилось невыносимо больно. Но Кристина знала, что как бы их жизнь не наладилась, ее муж никогда не забудет того, что когда-то было в их жизни. Не в ее жизни, а в ИХ жизни.
--
Когда Кристину разбудил какой-то невыносимый кошмар, он все-таки был уверен, что это был именно кошмар, и когда она, улыбаясь ему, говорила, что все хорошо, что-то она все же утаила от него. Было почти утро. Начинало светать. Небо начало светлеть, а над горизонтом появилась розовая полоса восхода.
Кристина уронила голову на подушку, и попыталась уснуть. Но это было не так уж и легко. Это было совсем не легко. Сон – это самое наименьшее, чего она сейчас могла желать для себя. Она боялась, что стоило закрыть ей глаза, и незваный гость, который не доставлял ей ничего кроме боли, снова посетит ее память, являясь не только в воспоминаниях, но и в настоящем. Как странно, когда-то он требовал ее, теперь все изменилось, и она чувствовала, что уже она нуждается в его присутствии.
Зачем? Этого она понять не могла. Слишком много темноты скрывает душа, не желающая раскрывать все тайны даже своим хозяевам. Разве она могла объяснить своей страждущей душе, что желает ему лишь счастья…
Звучало издевательски.
Кристина внутри себя даже усмехнулась. Господи, как это глупо.
Странно, как можно желать человеку счастья, причинив ему когда-то столько боли?
Более того, как можно о нем до сих пор думать? Она не рассказала мужу правду. Ту, что могла ему ответить, когда он спросил у нее о том, что приснилось ей этой ночью.
Нет, ей легче было онеметь навсегда, нежели произнести хотя бы одно слово, касающееся того, что сейчас чувствовало ее сердце и тело. Она больше не желала засыпать, и поняла, что уже больше сегодня не уснет. Судя по всему, Рауль тоже не желал больше спать. Он поднялся и начал собираться.
Было еще ранее утро. Это было не справедливо, ее кошмары мешают не только ей.
- Я разбудила тебя? – С долей вины поинтересовалась она. – Еще очень рано. Прости.
- Нет. У меня много дел сегодня. Да я и не собирался проводить целый день в постели.
Возможно, он что-то укрывал от нее, говоря, что ее кошмар ничуть не помешал ему.
Кошмар мог быть безобидным, если он единичен в своем проявлении.
Но он не мог скрывать того, что Кристина последнее время слишком часто вскакивала посреди ночи, задыхаясь и стоная, будто бы во сне ей являлся сам дьявол, и смерть настигала ее, как во сне, так и наяву, пытаясь отнять у нее ее жизнь.
Кристина просила не обращать его на это внимание, что это всего лишь сны, которые не могут не сниться живым людям. Ей снятся страшные сны – что с того?
Когда он спрашивал, что или кто приходит к ней во снах – она холодела и белела, и всяким образом пыталась увернуться от прямого ответа.
Она не говорила ему правды. А что она могла ответить? Правду, за которую он бы никогда не простил ее? Она и так многое совершила в своей жизни, за что ей уже не вымолить прощения у своего мужа.
Всякий раз Кристина видела разные сновидения. Они часто не были похожи друг на друга, если не считать голоса и слов, которые она слышала во снах. Голос всегда принадлежал одному и тому же человеку, и он всегда убеждал ее в одном и том же.
Он убеждал ее, что она слишком виновата, чтобы жить спокойно и мирно.
В своих кошмарах она всегда знала, что она одна. Ее окружает тьма, и никто и никогда не поможет ей. Она могла упрашивать ЕГО о чем угодно, отпустить ее, пощадить, простить, но она знала, что этого никогда не будет.
Господи, она даже толком не знала – кто это на самом деле, в ее кошмарах. Она никогда не видела лица. Все, что она могла видеть – так это тень. Почти невидимую и неразличимую во тьме. Черную тень. И это было самое большее, что она видела.
Ее палачом была лишь она сама, и лишь тень ее страшного прошлого, которое довлело над нею со страшной силою. Она сама. Никто иной. И она никогда не сможет простить себе всего, что она сделала. Ее сны приносили ей боль и страх. Боль, которая сменялась самыми ужасными и порочными непередаваемыми ощущениями. От них можно было с легкостью умереть, задохнуться, ей казалось, что у нее останавливается сердце. Если бы ОН захотел, он мог с легкостью приказать ее сердцу замереть. И оно бы замерло. А она – умерла бы. Зато, она бы знала, что умерла в его руках, в его власти.
Как она сносила это – она не знала.
Она знала, что какую бы боль, ужас, обвинения она не переживала во снах, она всегда будет женщиной. И, в конце концов, после продолжительных мук, обвинений он напомнит ей об этом. А она никогда не забудет. И все равно она будет благодарна ему за это. Он никогда не позволит ей забыть о том, что она женщина. Но одновременно она знала, что спрятаться нельзя. В своих кошмарах она могла бежать прочь, прочь, куда угодно, в темноту. Все, что она чувствовала, это холод и сырость каменных стен и пола. Это было самое страшное. Ей было холодно. Она бежала, проклиная все и всех. Она просила о спасении. Но спасения не наступало.
Ее догонял страх, и она обессилено падала. Колени чувствовали жесткий неласковый камень, обжигающий ее кожу, она ощущала боль от падения. Она падала на пол, и начинала биться, пытаясь вырваться из каменной ловушки. Она билась, сдирая в кровь кожу на руках, пока холод не рассеивался и не сменялся огнем. Страшным адским огнем, который опалял ее кожу. Это было еще страшнее, чем холод одиноких камней. Никогда ей не приходилось чувствовать ничего страшнее. Она начинала гореть в аду.
Она начинала молиться, чтобы пламень пощадил ее, и огонь действительно отступал. Она на секунду вдыхала полными легкими, но все это сменялось самой страшной и ужасной пыткой. Она начинала ощущать, как ее тело зажимается в тиски сильных мышц рук, и по телу начинают пробегать невыносимые судороги. Ее тело больше не принадлежит ей, она чувствует, как трепещут и сжимаются ее мышцы внутри, но это больше нее ее тело.
И просить о пощаде бесполезно. Она все равно ничего не выпросит. Она только причинит тем самым себе большую боль. Ее тело начинало содрогаться от ужаса. Она закрывала глаза, и все, что она могла видеть, это вспышки кроваво-красного пламени.
А потом она теряла равновесие, ее ноги подкашивались, земля сотрясалась, рушилась под ней, и Кристина падала, снова погружалась во тьму. Ее глаза переставали видеть то, что ее окружает, и ей оставалось лишь остро чувствовать. Ее спина касалась чего-то мягкого, наступала легкость, она начинала быстро и поспешно дышать. Казалось, все. Все прошло.
Прошло. Но до тех пор, пока она не начинала снова чувствовать поверх себя чужую силу, ноющую боль, разливающуюся откуда-то снизу, и подступающую к горлу, желая удушить. Что она чувствовала – невозможно было передать, она готова была кричать от гаммы страшных пугающих и притягивающих чувств, но не могла. Всякий раз ее голос пропадал, играя с ней страшную злую шутку. Но он все равно заставлял ее кричать… иначе бы ее сердце разорвалось бы от того, что она чувствовала.
Она никого не видела. Чувствовала. Но не видела. Зато отчетливо слышала. Голос.
Но всякий раз он обвинял ее. Со всей жестокостью и ненавистью, которая может лишь быть в этом жестоком ужасном мире.
Но она не знала, чего она желала на самом деле – избавления от этой боли и продолжения этих пыток? Потом ее тело кричало в безумном приступе ужаса и страха, она просыпалась, и жестокое пробуждение вырывало ее из ЕГО рук. Он снова был далеко, а она снова оставалась одна.
И так каждый раз. Каждый раз она знала, что все закончится одним и тем же – она останется одна. Пробуждение от кошмара разлучит их, чтобы он не говорил ей, и о чем бы она не умоляла его. Они снова будут далеки. Утро отнимет его…
Кристина вспомнила все ощущения, переживаемые ею в этих кошмарах, и по ее лицу прошла судорога, будто бы ее погрузили в ледяную воду.
- Тебе не обязательно так рано подниматься. – Сказал ей муж, когда Кристина приподнялась, не желая больше находиться в кровати.
Все, о чем она могла мечтать в данный момент, так это о горячей ванне, чтобы, наконец, забыть о мучащих ее мыслях. Забыть обо всем.
- Нет, я тоже не хочу больше… спать. – Осторожно сказала она.
- Ах да, кажется, я еще не предупредил тебя, у нас сегодня в гостях будет наша соседка, ты знаешь ее. И Филипп. Он обещал быть с одной своей знакомой. Кажется, я ее не знаю. – Добавил Рауль, переводя взгляд на Кристину. – Филипп приедет посмотреть на наше новое поместье.
- Разве он его не видел?
- Видел. Мельком. Когда я его покупал. Теперь стоит взглянуть на него основательнее, теперь, когда оно достойно называться нашим домом…
Кристина поморщилась. Если честно, сегодня вечером она никого не хотела видеть постороннего. Тем более этих людей. Было просто неприлично показывать такое недовольство гостями, но она не могла сдержаться.
Она знала, Филипп недолюбливает ее. Но она всегда старалась держаться перед ним достойно. Она не могла причинить своему мужу боль, если бы показала открытое недопонимание его брата. Да и – это было бы в первую очередь во вред только ей, не Филиппу. Она знала, что рядом с ним она просто маленькая глупая девочка. И ее муж всегда будет слушать в первую очередь старшего брата, чтобы ни было, нежели ее, свою жену, Кристину.
Надо сказать, она с самого начала побаивалась его брата. Она знала, что он довольно умный мужчина. Кроме того, в нем было слишком много жесткого, циничного, ни как в ее муже, и порочного, что Кристина чувствовала, и это ее пугало.
Нет, он был обычным человеком. Но Кристина знала, что никогда не сможет понять его взгляды на жизнь и пристрастия. Он слишком просто относился к тому, что его окружало, и возможно, могло повергнуть других людей в замешательство. Он смотрел на это все слишком просто.
Так просто, что это начинало казаться чересчур сложным и непостижимым.
Он слишком часто находил самые обычные объяснения сложностей.
И Кристина благодарила бога о том, что Рауль не таков.
Если когда-нибудь Рауль станет таким, как его брат Филипп, она умрет. Она не сможет жить с таким человеком.
Она бы не смогла быть женой Филиппа. Такой мужчина довел бы ее до безумия, совершенно точно. Кристина боялась таких мужчин. А подобные мужчины, судя по всему, недолюбливали ее.
Рауль слишком многое прощал ей и был снисходителен. Филипп всегда обращал внимание брата на то, что он слишком многое позволяет этой девушке. Кроме того, женщине никогда нельзя открыто признаваться в любви. Она сможет обернуть это против тебя. Кристина всегда боялась этих разговоров Рауля с братом.
Кристину смущали, прежде всего, его увлечения, которых она остерегалась. Не смотря на то, что Филипп прекрасно вел дела, и был отличным предпринимателем, но вместе с тем у него была масса слабостей. Совсем обычных и свойственных каждому человеку. Но, скорее всего, в глазах Кристины они больше походили на изъяны, нежели на простые человеческие слабости.
Кристина могла бы не обращать на это все никакого внимания, но все-таки он был братом ее мужа, и они все равно общались, они были родственниками.
У Филиппа не могла не появиться каждый божий день новая женщина, и он не упускал момента, чтобы напомнить своему младшему брату, что Рауль чего-то недопонимает и тем самым, недополучает в этой жизни. У каждого уважающего себя мужчины должно быть, как минимум несколько женщин, а эта малышка не сможет дать ему всего, что он может познать в этом мире, и что Рауль даже не подразумевает, какие глупости он совершает. Кристина часто недолюбливала спутниц брата ее мужа, проще говоря, любовниц, которых ей иногда приводилось видеть.
Однако, Кристина прекрасно знала, женщины, которых Филипп мог представить, как свою спутницу где-нибудь, никогда не были простыми шлюхами.
Скорее всего, это они смотрели на Кристину, как на шлюху. Одному богу было известно, что они слышали от своего спутника в ее адрес.
Кристина боялась влияния Филиппа на своего мужа. Она знала, что Филипп всегда посматривал на нее, как на нечестную певичку и не заслуживающую стать женой его брата. Возможно, в чем-то Кристина была согласна с братом Рауля. Были в ее жизни моменты, которых ей, действительно, стоило стыдиться.
Она еще раз подумала об этой девушке, которая была их соседкой.
- Опять? Рауль, если честно, она мне не нравится… - Откровенно сказала Кристина об их общей соседке.
Ощущение былого сна уже спало, и Кристина лениво потянулась.
- Почему? Кажется, она очень даже милая… - И это говорил он?
- Милая. – Повторила Кристина с горечью в голосе, которая сразу же сменилась издевкой. Она готова была добавить еще какое-нибудь нелицеприятное слово в ее адрес.
Но не стала. Кристина научилась сдерживать слишком многое, что вырывалось из ее души и сердца. Снова эта женщина. Они снова будут болтать за чаем. И ей снова придется одевать маску гостеприимной хозяйки. Ей хотелось кричать.
- Чем она тебе не нравится?
Кристина села на кровати, устремив свой взгляд куда-то в пустоту.
- Не знаю, - повела она плечом, - мы очень разные. Я не могу понять эту девушку. Вот и все. Открыто сказать, что она недолюбливает эту девушку потому, что ее муж чересчур любезен с нею, означало, открыто признать то, что Рауль ей еще дорог, если не сказать большего, ревность, показатель любви. А что-то в самой глубине ее сердца запрещало ей признавать это.
К Раулю она испытывала чувства, но это уже давно была не та любовь, в которой присутствует страсть и ревность, как у горячо влюбленной парой…
Они вряд ли походили на влюбленную пару, как когда-то. Скорее всего, они перестали походить даже на пару вообще.
Возможно, когда-то, давно, как казалось Кристине, глядя на них действительно можно было сказать, что это двое влюбленных друг в друга людей. Которые были чисты и наивны. Сейчас у каждого в сердце была своя тайна, своя боль, своя тьма, и своя обида.
Она могла с большей уверенностью заявить, что ревность рождается в ней тогда, когда она думала о другом человеке, ревность овладевала ей, когда она предполагала, что в ЕГО жизни другая женщина, и более того, в ЕГО объятиях.
О боже, вот тогда ее сердце стонало, словно его сжимают мертвой хваткой.
При мысли об этом ее сердце начинало колотиться, причиняя ей боль. Страшную.
Рауль же… нет, здесь было что-то другое. Она его жена. Он говорил ей, что любит ее, и здесь появляется другая женщина, которая начинает смотреть на ее мужа восхищенными глазами. Скорее всего, это был собственнический эгоизм. К тому же, она боялась.
Она боялась потерять…
Что? Нет, вовсе не титул. Потерять титул – это было самой легкой расплатой за все страдания, причиненные ее мужу. Господи, да вообще, был ли в ее жизни мужчина, кому она не причинила боли!
Эрик, Рауль… им обоим она причинила много боли.
А они оба любили ее. Каждый по-своему. Но они любили ее.
…Да, она боялась. У нее появлялся страх каждый раз, когда она думала, что эта, или какая-то другая женщина завладеет сердцем и рассудком Рауля. Потому что она понимала, что в таком случае все, что она когда-то совершила, потеряет всякую ценность и будет ненужным. Кроме того, в ее жизни был маленький малыш, который значил для нее больше жизни. Когда-то Рауль признал, что никто не будет знать, что это не их общий сын, соответственно, он принадлежит к его фамилии.
Возможно, если бы Рауль отпустил ее сейчас, позволив уйти, она бы и ушла… но как быть с мальчиком? А если он не позволит оставить Анри с Кристиной? Хотя, Кристина всякий раз, думая об этом, приходила к выводу, что, скорее всего Рауль отпустит малыша с нею, если такое произойдет. Он просто ни морально, ни физически не сможет отнять его у нее.
Она проводила с мальчиком столько времени, сколько не проводил никто. Она даже не позволяла няньке, которой они обзавелись, быть с малышом столько времени, сколько сама находилась с мальчиком. Кристина пребывала с ним ночи, баюкала его, засыпала у его колыбели, Рауль находил ее в комнате малыша, спящей в кресле у колыбели.
Рауль порою даже начинал ревновать ее к появившемуся малышу. Но он старался не показывать этого. Именно благодаря мальчику, так внезапно появившемуся в их жизни, Рауль стал терпимее к Кристине. Он видел в ней прекрасную мать. И сразу же видел в ней возможную мать для своих не родившихся детей.
Она была столь трогательна, возящаяся с ребенком, ее лицо настолько преображалось, ее глаза становились столь глубокими, что в те моменты он готов был ей простить все, что угодно. Даже Призрака оперы, который причинил им обоим столько боли… все эти кошмары, ее грезы и сказки. Он был благодарен малышу за то, что тот, своим появлением, сам не зная, позволил ему взглянуть на Кристину, как на мать, которую он всегда мечтал видеть в ней. Он всегда, с самого первого дня их совместной жизни мечтал увидеть Кристину с ребенком на руках. И когда он видел Кристину, так трепетно выхаживающую мальчика, он был готов броситься к ее ногам в ту же секунду, умоляя ее родить ему ребенка. Их общего ребенка.
Но вопреки времени этого не наступало.
И надо признаться, несколько раз он в сердцах был зол на нее, начиная обвинять в несостоятельности. Нет, Кристина забеременела через несколько месяцев после свадьбы. Он был самым счастливым человеком, когда узнал об этом. Кристина была немного напугана, но тоже счастлива. Но скоро их счастье омрачилось тем, что Кристина потеряла ребенка.
Для жены Рауля это стало большой трагедией, но она не могла отрицать в самой глубине души, что в один прекрасный момент, не смотря на всю боль и ужас пережитого, она вздохнула свободно.
Поначалу она просила его о прощении, он, утешая ее, уверял, что это не ее вина, и что все еще будет хорошо. Но как ни прискорбно, после того случая Кристина больше и не смогла забеременеть. А потом появился ОН. Все изменилось.
Ах да, сегодня у них будут гости – вспомнила Кристина. Она вздохнула.
Как это могло нравиться Кристине? Она была более чем разочарованна. У нее, не смотря ни на что, было самолюбие, достоинство, и здесь оно кричало громче, чем кто угодно или что угодно.
Понимать, что она может стать ненужной - было слишком больно для ее самомнения.
Она понимала, что все же, чем больше проходит времени, тем эгоистичнее становится она. Кристина вздохнула, когда дверь за ее мужем захлопнулась, обреченно посмотрела на свои колени, когда спустила ноги на пол, и потерла указательными пальцами виски. Голова болела. Казалось, у них все было хорошо. Если бы не этот сон, который снова пробудил в нем тревогу. Рауль уже снова был с ней заботлив. Они почти забыли о ссорах.
Кристина вообще поначалу была удивлена, что с течением времени он все-таки снизошел к ней, простив, и найдя в себе силы начать все сначала.
И с появлением Анри их отношения, как и семейная жизнь стала налаживаться. Рауль будто бы изменился. Стал более терпимым. И Кристине какое-то время казалось, что что-то произошло. Но спрашивать у него она не решалась.
В ее жизни поселилась неизвестность, которую пытливый рассудок пытался побороть кошмарами, а он все же так до конца и не смирился, что где-то в глубине души Кристина до сих пор хранит музыку, которую дарил ей другой мужчина…
Он не мог дать ей ее.
--
Перед ужином, который не сулил Кристине ничего доброго и приятного, она долгое время сидела перед зеркалом, глядя на свое отражение.
Господи, она изменилась.
Сколько прошло с того момента, когда она была молоденькой невинной девочкой, и ее посещал Ангел музыки?
Около трех с половиною, четырех лет…
Она уже не может сосчитать.
Кристина провела кончиками пальцев по своему лицу, дотронулась до холодных неживых губ. Она постарела. Смешно это говорить, но, похоже, она состарилась на все десять лет.
И дело было вовсе не в изменившемся лице или морщинах, она, как и прежде была хороша собою, но – дело было в ее глазах. Они опустели.
Кристина смотрела на себя в зеркале, и видела чужой пустой холодный взгляд. Она не знала – кто эта женщина?
Она больше не была девушкой, она стала женщиной. Но это ее, как ни странно, не красило.
Смог бы ОН полюбить ее теперь, если бы увидел ее сейчас?
Кристина сжалась.
Ее глаза наполнились слезами, и она уронила голову на руки, пытаясь остановить рыдания.
Нет. Он бы не полюбил ее. – Как приговор проговорил где-то внутри нее голос.
Она слишком чужда ему теперь.
Он любил в ней чистоту ангела.
А теперь она порочная грешница, которая убила собственными руками его чувства.
Кристина всхлипнула, вспоминая обо всем этом.
Вспоминая свой выбор. Страшно. Ей стало страшно. Господи, если бы ты пришел снова… - Прошептал ее голос в мольбе.
И вдруг она испугалась своей просьбы. Он уже однажды пришел к ней. Вернулся. И она оттолкнула его. Отвергла.
Как она может просить бога о том, чтобы он послал ей еще один шанс?
Нет, такого никогда не бывает. И не сможет быть. Прошлого не вернуть. Кристина, ты умерла! – Прошептала она своему отражению. – Потому, поднимайся, и иди встречать гостей, иди на этот проклятый ужин… Это твоя жизнь. Теперь это твоя жизнь.
Кристина посмотрела на себя еще раз в зеркало.
Она ненавидела эту женщину, которая смотрела на нее жалким разбитым взглядом. Ее душа протестовала против этого человека, которым она стала теперь, и, наверное, навсегда. Ей было плохо.
Кристина вытерла слезы, на секунду закрыла глаза, чтобы краснота после слез спала, снова открыла их, и еще раз посмотрела в зеркало. Скривилась.
Кристина поправила прическу. Эмили, эта девушка, их соседка снова будет пристально рассматривать ее. Она не могла терпеть этих изучающих взглядов. Ей казалось, что она лишается прилюдно всей одежды, которая была одета на ней.
Кристина спустилась вовремя, перед этим зайдя к Анри, и посмотрев, как он играет с нянькой. Кристина поцеловала его, и, вздохнув, отправилась к гостям, понимая, что отдала бы все драгоценности мира, только бы не спускаться сегодня вечером к этим людям, только бы не видеть их, не слышать. Она не хотела. Ее сердце застонало в одиночестве от разрывающей его боли. С тех пор, как они переехали, Кристине стало казаться, что то-то произошло.
Но что?
Этот дом отличался от того, в который они переехали сразу после свадьбы. Они прожили в нем чуть больше двух лет. Кристина не понимала, зачем было необходимо менять дом, что такого случилось, что Рауль решил перевезти ее в другое поместье, в другое место, дальше от Парижа.
Хотя, она понимала, тот дом о слишком многом ему напоминал. Сразу же после того, как они переехали, ее муж заметно изменился по отношению к ней. Он будто бы простил ее. Смог простить. Он, словно со сменой дома изменил себя в их отношениях. Кристина не понимала такую резкую перемену. Она думала, что будет ненавистна мужу до конца своей жизни за все то, что произошло.
Однажды он сказал ей, что теперь все будет иначе, именно так, как и должно было быть с самого начала, так как прошлого больше нет. Кристина пошатнулась в ту секунду.
О каком прошлом он говорил тогда? Господи, о каком прошлом он говорил?
Этот вопрос завопил в ней, заглушая все, что она могла чувствовать до этого.
Она чуть не кинулась ему на грудь с воплями и криками, с этим вопросом, только бы он ответил, и ничего не скрывал от нее. Она хочет знать.
Но… она знала, что все равно ничего не узнает. Она ни о чем не имела даже представлениях. Она жила лишь в своих переживаниях, и уже долгое время ничего ни о чем не знала. Она столь редко бывала в Париже, что ничего не могла узнать о происходящем там.
Она не хотела туда возвращаться. Может, там что-то и произошло, но она не ведала этого.
Последний раз она была там перед тем случаем, когда впервые после долгого перерыва увидела ЕГО снова. Увидела, и больше никогда не видела после. После того вечера, когда попросила придти его… Зачем она это сделала? Она думала, что смерть заберет ее навсегда, и ее мучения прекратятся. Она хотела попросить прощение… и попросить побыть с нею эти минуты…
Нет, она не хотела больше вспоминать об этом.
Всем этим она еще раз нанесла боль своему мужу. Их разлад, который начался сразу после этого, был совершенно справедлив.
А потом… потом произошло что-то, что навсегда закрыло дверь в эти воспоминания.
Как могло это счастье, которое действительно было, когда они поженились, стать подобным кошмаром? Кристина была самой счастливой, когда, наконец, могла с гордостью сказать, что Рауль стал ее мужем. Теперь все должно было быть иначе. Но иначе… это не значит еще лучше. Тогда она вздохнула спокойно. Она знала, что двери Оперы для нее навсегда закрыты. Но она старалась об этом не думать, и полагать, что ее сердце никогда не вернется к тому, что хранила в себе эта самая Опера. Так и было. Но все это длилось не больше года. Пока их счастье расцветало, а потом неожиданно начало увядать…
Закаты и рассветы стали тускнеть, краски темнеть, счастье стало просачиваться, как вода, которую невозможно удержать в ладонях… Они стали находить друг в друге все больше сложностей и неоднозначностей, которые им было не под силу преодолеть.
Она пыталась забыть об ужасах в ее жизни, Рауль помогал ей, как мог, она понимала, что он делает все, что лишь в его силах. Но… со временем она все больше приходила к выводу о том, что это не ужасы.
Это – ее жизнь. Она свыкалась с тем течением жизни, которое выбрала. Но она знала, что никогда не сможет привыкнуть до самого конца. Слишком сильна была власть прошлого, слишком многое она познала тогда.
Кроме того, история наивной девушки, столь просто перешедшей к титулу виконтессы, вряд ли давала почву для благоприятных ее репутации пересудов.
Даже прислуга иногда в доме шепотом говорила, что мадам вовсе не так-то и проста. Сначала она сумела подняться по «крутой лестнице» в Опере, в которой пела, а затем так же легко вышла замуж за виконта; эта девочка действительно умела добиваться своего при помощи мужчин, ведь именно таинственный мужчина был ее покровителем, когда она жила в Опере. И именно у этого таинственного пугающего всех своей загадочностью, мужчины отнял виконт свою жену. Все бы было ничего, если бы все постоянно не возвращалось к ее прошлому. Одному господу богу известно, о чем мог слышать ее муж в обществе своих знакомых и на светских беседах в адрес своей жены. Кристину мало волновали пересуды, так как в обществе тех людей, которые ее стали окружать после свадьбы, она и так отвратительно себя чувствовала, она боялась другого. Она боялась того, что однажды ее муж может не выдержать. Все, что связывало его жену с ее прошлым и так приносило ему немалую боль. Она не хотела, чтобы он страдал.
Теперь, кажется, стало еще ужаснее. Стало ужаснее в душе Кристины. Она и так все это время жила, затачивая внутри своего сердца страшные переживания, со временем их становилось все больше и больше.
Когда-нибудь она не вынесет, и они вырвутся наружу.
Так что же могло такого произойти, что столь резко изменило, по крайней мере, жизнь ее мужа?
--
Кристина спустилась в гостиную.
Рауль улыбнулся ей, но сразу же заметил грусть в ее глазах. Кристина не хотела этого вечера. Его жена была бледной, но, тем не менее, прекрасно выглядела.
Он никогда не мог сказать, что его жена не имела вкуса. Кристина почти незаметно ему улыбнулась, взяла его под руку, и прошла с ним в гостиную. Она не хотела сейчас никого видеть.
Все, чего она хотела сейчас, так это упасть на кровать, и оказаться где-то далеко. Пусть в своем кошмаре, в котором ее тело будет сжигать адский пламень, зато она будет ощущать жизнь, пускай и через муки.
Здесь
она не ощущает ровным счетом ничего.
Холод. Холод от каждого человека,
который смотрит ей в глаза.
Единственный человек, чьему взгляду она пока еще хотя бы немного доверяла – это Рауль. Больше никто. Чей взгляд она принимала, как спасение – это взгляд своего сына. Лишь ему она верила безукоризненно и безоговорочно, лишь его взгляд мог спасти ее от холода и одиночества, от помешательства, от страха. Когда она сильно боялась чего-то, она шла в его комнату, брала его на руки, и крепко прижимала ребенка к своей груди.
Наверное, если бы в ее жизни не было этого малыша, она бы уже давно сошла с ума, умерла. Кристина поймала на себе взгляд своей соседки. Девушка улыбнулась ей. И Кристина улыбнулась в ответ, не замечая, что сейчас думает совершенно о другом. Она не любила подобные мероприятия.
Их соседка, Эмили Кальм была почти одного возраста с Кристиной. Может быть, она была немного постарше ее. Она часто навещала их. Рауль считал, что Кристина непременно должна с кем-то общаться. И то, что их соседка – эта милая особа – это великолепно!
За все время, что они жили в своем прежнем доме, Кристина почти ни с кем и никогда не общалась, редко выходила в свет, в Париж почти не ездила, и единственный человек, который ее понимал – это была ее горничная Жюли, которой она потом тоже лишилась.
Кристина осталась совершенно одна. Она была слишком замкнута.
Рауль беспокоился за нее, она не могла жить в одиночестве. Она была человеком, а человеку необходимо общаться с себе подобными.
Но Кристина была одинока. Потому, как только они переехали, Рауль увидел в этой девушке спасение для Кристины. Он наделся, что они подружатся и Кристина будет счастлива. Кристина действительно была все эти годы одинока. Иначе было невозможно.
У нее не могло быть друзей, так как в этом обществе это было не принято, у нее не могло быть знакомых, так как эти люди не понимали ее, и никогда не смогут понять.
Она была одна. И знала, что всегда будет, пока она, дочь своего отца, скрипача будет виконтессой, пока Рауль будет представлять ее как свою жену. Для других людей она всегда будет Кристиной Дааэ, которая необъяснимым образом из певички превратилась в мадам де Шаньи.
Кристина на секунду закрыла глаза. О, она бы отдала все на свете, если бы сейчас она могла оказаться не здесь…
Кристина лениво обвела взглядом гостиную. Холод.
Филипп действительно пришел с какой-то женщиной. Кристина оглядела ее из-под опущенных ресниц. Дама не была похожа на дешевую проститутку, да он никогда бы и не позволил себе этого. Уж что-что, а вот приличия Филипп знал прекрасно, и не смотря на свою, порою, грубость и излишнюю жесткость, уважал приличия. Это не значит, что в его жизни не было проституток. Только, в свет он выводил самых достойных любовниц. Интересно, кто она? – Подумала Кристина. Женщина была красива. И именно женщина, она не походила на молоденькую девушку. А если и была молода, то все равно – ей было за двадцать. Так, по крайней мере, определила Кристина. Она сопоставила себя и эту женщину, и на секунду сжалась внутри. Они были очень разными. Кристина, рядом с этой женщиной больше походила на маленькую простушку, нежели эта дама, которая выглядела очень импозантно. При представлении выяснилось, что она англичанка. Кристина вспомнила, что брат ее мужа какое-то время жил в Лондоне, кажется, у него были там какие-то дела.
Вполне разумно. Он просто не мог там не завести подобного знакомства. – Фыркнула про себя Кристина, оглядывая, как ни странно, строгое темно-синее платье женщины.
Ее звали Элизабет Хьюз, и это было заметно, что она не француженка. У нее был броский акцент. Но за всей строгостью и прохладностью в ней было что-то, что Кристине сразу же не понравилось.
Она была чересчур самодовольна, и у нее был отталкивающий Кристину взгляд, который, как показалось ей, скрывал за всей строгостью что-то такое, что могло очень сильно ранить. Вечер тек безумно медленно. Время словно издевалось над Кристиной, продлевая каждую минуту ее пребывания в компании гостей, будто желая ей смерти.
Похоже, легче всего было ее мужу, подумала Кристина, он хотя бы отлучался на несколько минут со своим братом в кабинет, где они обсуждали какие-то вопросы по ведению дел. А Кристине приходилось оставаться наедине с гостьями. Выслушивать разговоры о погоде Эмили, слушать ее какие-то вовсе не интересующие рассказы. Это и отличало Кристину от этой девушки. В Эмили сразу чувствовалось то, что она воспитана по всем канонам дворянства. И живет в этом сызмальства.
Кристине это было чуждо. Часто ей казалось, что как только она начинала заговаривать на какую-то интересующую ее тему, Эмили словно опускали в кипяток, ее взгляд резко менялся, и Кристина сразу понимала, что Эмили не настроена говорить об этом, так как они были слишком непохожими, и были далеки друг от друга в своих интересах. Эмили чаще рассказывала ей о каких-то приемах, о дамах, с которыми она там общалась, и прочее, что приносила Кристине только лишь головную боль. Когда все снова собрались в гостиной, спутница Филиппа неожиданно обратилась к Кристине:
- Может, вы нам споете, мэм? – И сразу же поправилась. – Ммм… Мадам. Я слышала, у вас прекрасный голос.
Кристина повела плечом. Она не могла скрывать, что эта просьба всколыхнула в ней не самые лучшие воспоминания.
Вот уже несколько лет ее никто не просил спеть.
Она испугалась.
Нельзя было этого отрицать. Просьба повергла ее в замешательство.
Рауль посмотрел на нее, и она уловила в его взгляде тревогу. Вряд ли он тоже хотел этого.
Он знал, что у его жены прекрасный голос. Но меньше всего он хотел, чтобы его жена возвращалась к музыке. Кристина лишь открыла рот, что б отказаться, но она не успела.
- Мадам, да, это было бы очень мило! – Подхватила Эмили, желая не упускать момент услышать столь расхваленный голос мадам де Шаньи. – К тому же, кажется, вы еще никогда нам не пели.
- Простите, но я не пела очень долгое время. Думаю, я уже и не смогу. Я давно не упражнялась.
- Кристина действительно долго не пела. – Подтвердил Рауль, беря ее за руку.
- И, кроме того, - пожала Кристина плечами, - у нас даже нет фортепиано…
- Нет? – Поинтересовалась Эмили.
- Нет. – Опустила глаза Кристина.
Действительно нет.
И не было с самого начала, как смешно и глупо это бы не выглядело, но у них не было музыкального инструмента.
Кристине на секунду от чего-то даже стало неудобно, и она покраснела.
- Тогда, может… вы споете нам что-нибудь без аккомпанемента? – Попросила Элизабет. – Безумно хочется все же услышать чудесный голос легендарной Кристины Дааэ.
Кристина задохнулась собственным ужасом.
Филипп нахмурился, и строгим взглядом окинул свою спутницу. Та опустила глаза, и поняла, что этого говорить совершенно не стоило. Кроме того, это было вовсе не прилично, не говоря уж о том, что ее спутнику это не понравилось.
Кристина заметно осунулась.
- О, Кристина, простите, я, наверное, сказала что-то лишнее. Я понимаю, наверное, вам не очень удобно… Я недавно в Париже, и видите ли… все же, пусть эта история и давняя, но все-таки, я много слышала об этом. Простите. Женщины слишком любопытны. Верно? Простите Кристина.
- О чем вы слышали? – Нахмурилась Кристина, и сразу же поймала на себе встревоженный взгляд мужа.
Женщина улыбнулась, отведя глаза.
- О том, что вы, мадам Кристина в прошлом были знаменитой примой оперного парижского театра, и у вас была великолепная карьера в этом театре!
Рауль вздохнул.
Кристина уловила его недовольство, и сразу же поспешно произнесла:
- Может быть, нам выйти на веранду? Здесь становится душно. – Она с опаской посмотрела на мужа, пытаясь найти в нем поддержку.
Меньше всего Кристина хотела говорить в компании этих людей на тему своего прошлого.
Кристина искала спасение.
Но спасения не наступило.
Даже когда они вышли на веранду, тема поднятого разговора от нее не отступила.
- Вы играли в театре? – Удивленно приподняла брови Эмили, снова спросив у Кристины о том, о чем та не желала говорить. – Я не знала об этом. Вы не рассказывали мне, Кристина.
- Я… в моей жизни правда был театр. Но это было давно. Я больше имела отношение к музыке, чем… чем… - Кристина запнулась.
Она поняла, что сейчас виновато оправдывается перед этими женщинами как маленькая провинившаяся девочка.
Она готова была разрыдаться.
Еще ее муж, Рауль по-прежнему крепко держал ее за руку, сжимая практически до боли.
- Никакой истории нет. – Сказал он, наконец, чувствуя, как рука Кристины начинает вздрагивать. – Моя жена просто дочь известного скрипача. Да, она пела когда-то. Она прекрасно поет, но правда, думаю, Кристина не в форме. Она давно забросила музыку.
- Как жаль! – Взмахнула ресницами Эмили, а за ней и подхватила Элизабет, отметившись разочарованным вздохом.
Все это время Кристина держалась за руку мужа, словно боялась, что она потеряет равновесие и упадет.
Она не хотела говорить с этими людьми на тему того, что приносило ей боль.
Она чувствовала, что Рауль тоже не хотел бы поднимать тему о ее прошлом, и потому, сейчас чувствовала, что он единственный, кто мог ее оградить от этого.
В свою очередь Рауль никак не мог предположить, что разговор зайдет на подобную тему.
Кажется, прошло уже много времени, и все почти позабылось.
Однако, тени из прошлого никак не хотели отступать даже сейчас.
Кристина совсем потеряла силы противостоять страху, который ее охватывал, когда ее муж покинул ее на какое-то время, отойдя с братом, и оставив ее одну с этими женщинами.
Испуг Кристины можно было заметить с легкостью. У нее были полные слез глаза, она была раздосадована, как ребенок.
Кристина чувствовала, как бьется ее сердце.
- Простите Кристина, – наконец сказала Элизабет, посматривая на нее, - если я причинила вам какое-то неудобство. Просто, это же безумно интересно… Театр – это, наверное, безумно интересно! В вашей жизни имела место быть потрясающая история.
Кристина вздохнула. Что именно имела в виду эта женщина, когда говорила о потрясающей истории?
И почему всем и всегда было так интересно? Почему не находилось ни одного человека, который бы удержался, что бы не спросить ее обо всем том, что произошло с ней в прошлом?
Почему каждый, с кем приходилось встречаться Кристине, норовил спросить ее обо всем этом?
- Я много о вас слышала.
- Обо мне? – Несмело спросила Кристина, понимая, что сегодня вечером ей не будет покоя.
- О да, Кристина. – Неожиданно сказала она, оголив белоснежные зубы. Кристина задохнулась.
- Что? – Недружелюбно спросила Кристина. – И что же вы слышали?
Зачем она спросила?
Зачем? – С осуждением обрушила она потом на себя недовольство своим глупым любопытством.
- Историю о малютке Кристине Дааэ. – Пояснила женщина, отпивая из бокала шампанское. – Бедняжка, честно, мне немного даже жаль вас, такая загадочная история.
Она была не намного старше Кристины.
Нет. Намного. Но ей все-таки было не больше тридцати.
Но Кристина ощущала, что сейчас она по сравнению с ней сущий ребенок. И это она малютка, она. Это ее она называет в лицо малюткой, и не пытается это скрыть.
Она была, несомненно, хороша собою. Она прекрасно держала осанку, чуть ли не задирая кверху нос, отливающая золотом кожа, женщина была безупречна, но она отталкивала Кристину. Кристина чисто физически начинала ее побаиваться. Зачем она начала эту беседу о ее прошлом?
О, если бы она не затронула театр и все, что было с ним связано, Кристина бы ее, наверное, не боялась. Просто бы недолюбливала, как и многих спутниц Филиппа.
На Эмили все это произвело не самое лучшее впечатление. Для нее данная беседа уже давно перешла за рубеж познавательной и увлекательной, и сменилась каким-то не приятным осадком.
Эмили выжидающе смотрела на собеседницу, которая загадочно похохатывала.
Кристине казалось, что еще секунда, и она упадет в обморок.
Две женщины, которые вызывали у нее отвращение, и с которыми она, вынужденная держаться в рамках приличий, должна любезничать, изображаю дружелюбность и приветливость.
Это пытка.
Эта женщина вызывала у нее отвращение.
Ровным счетом, как и Кристина у нее. Это можно было легко понять по ее холодным темно-синим глазам.
- Простое женское любопытство, - покручивая у себя в руках бокал, сказала Элизабет, - но дорогая Кристина, вы, наверное, безумно счастливы!
Кристина пожала плечами.
- О чем вы?
- О том что, это трудно - поверить, что малышка Кристина, которая жила когда-то в театре стала мадам де Шаньи, правда? Кристина, вам не трудно самой в это поверить? – Зачем-то продолжала она расспросы.
Глаза Кристины расширились.
Зачем она спрашивает?
- Я, наверное, чересчур любопытна. – Сказала она.
- Да. – Ответила Кристина не своим голосом.
- Но мадам, это такие глупости… поверьте, это всего лишь разговоры. Мы женщины, и мы можем себе позволить немного поболтать!
По ее общению нельзя было сказать, что она сдержанная и строгая англичанка. – Подумала Кристина. Зачем она задает ей такие вопросы? Это, как минимум, не очень прилично.
- Я никогда не слышала, что вы мадам, пели. – Немного неуверенно произнесла Эмили.
Она действительно никогда не слышала.
Кристина никому не говорила об этом.
Да она ни с кем об этом и не разговаривала.
Кристина промолчала, тем самым, дав возможность Элизабет задать новый вопрос.
- Скажите, - ее голос зазвучал неприятно, - вы не скучаете?
- По чему, мадмуазель? – Повела плечом Кристина. Ее собеседница была не замужем.
Женщина немного подалась вперед, словно хотела продемонстрировать тайность того, что она собирается сказать.
- Ну... например, по славе, по театру, по компании своих любовников, наконец. – Пояснила она со страшным холодом в голосе. Ее тон был таков, будто бы она намеренно хотела причинить ей боль. – В Опере у вас, когда вы были на пике славы, просто не могло их не быть! То есть… я имела в виду, конечно, поклонников. Говорили, что у вас был один…
Кристина почти вскрикнула.
- Я… мадмуазель, вы…
- О, мадам, простите, что так откровенно. Но я думаю, мы можем поговорить на эту тему. Столько времени прошло! – и она улыбнулась. - Всем же было известно, что Кристина Дааэ чудесным образом стала примой Оперы в одночасье!
Эмили открыла рот, будто желая что-то сказать, но не успела.
- Милочка, примами так просто не становятся. Особенно, если под свой присмотр молоденькую девочку берет мужчина… с сомнительным прошлым.
Кристина поняла, что сейчас в словах этой женщины на ее голову обрушиваются совершенно все слухи, которые когда-либо существовали.
- Что вы такое говорите? Откуда вы знаете? Не мужчина… а… - Она хотела сказать Ангел, и сразу же замолчала.
Все, что ей теперь, похоже, не хватало в глазах этих женщин, так это статуса сумасшедшей.
- Весь Париж всегда знал! – Пожала она плечами. – Простите Кристина, если сказала что-то не то. Но это известно всему Парижу… А я… зачем я тревожу вашу душу этими глупостями? Простите. Мне сразу показалось, что это сущая клевета… Кристина, это ведь клевета?
Эмили, наконец, выдохнула. Весь этот разговор произвел на нее какое-то странное впечатление. Мадам де Шаньи не могла иметь такого прошлого. Эмили чуть не поперхнулась воздухом. Она мало, что знала об этих историях, она не могла сейчас ничего говорить и утверждать… но то, что сейчас она слышала – это было ей не очень приятно.
У Кристины навернулись слезы.
Она не смогла удержать себя в руках.
- Пожалуйста, этот разговор не приведет ни к чему. – Попросила Кристина. – я не думаю, что было бы удобно продолжать эту тему, и кроме того, это… это уже в прошлом! Мадмуазель, это все слухи… - С трепещущим от обиды и боли сердцем, сказала Кристина.
- А история про этого человека… вашего покровителя?
Кристина вскочила на ноги.
- Кристина, действительно, к чему мы это все, не стоит… - И ее глаза лукаво прищурились.
Она пришла в их дом, чтобы вот так больно ударить ее? Конечно, это очень легко сделать, ведь в ее жизни среди этих людей всегда будет то, чем можно больно ударить ее.
- Мадам… - Эмили испуганно посмотрела на Кристину, которая заметно изменилась в лице. – Кристина… что с вами?
- Я… позвольте… - Кристина растерянно искала предлог, чтобы покинуть их общество.
Предлога не нашла.
Она развернулась, и пошла прочь, пытаясь не упасть, теряя равновесие.
- Кристина! – Она практически рухнула в объятия своего мужа. – Что с тобою? Ты нас покидаешь?
- Рауль, оставь меня. Оставь, у меня кружится голова, я хочу отдохнуть… - Потребовала она. – Проводи меня… прошу, пожалуйста. – Это была даже не просьба, сейчас она просто умоляла его, чуть ли не рыдая.
Она знала, что сама не дойдет до своей спальни.
Все это причинило ей страшную боль. Это ужасно – услышать вот такое прямо в лицо. Сейчас ей практически было кинуто обвинение в ее нечестности. Хотя, отчего она должна плакать и страдать? Она всегда знала, что о ней говорят. Всегда. И именно это о ней говорили в том обществе, к которому принадлежал ее муж. И эта женщина сказала правду. Ту правду, которая была правдой для определенных людей. Но одно, когда ты знаешь, но никогда не слышишь это вот так, открыто, в виде вызова. Сейчас Кристина была разбита этим.
- Что с тобою? Ты не провела с нами и половины вечера…
Кристина уцепилась за рукав мужа.
- Я очень прошу тебя, помоги мне подняться наверх. – Прошептала она еще раз. – Мне плохо.
