26.

Дорогая сестра,

Надеюсь, ты пребываешь в благополучном состоянии и у тебя все хорошо.

Должна сказать тебе, что месье, который по твоим рекомендациям заходит к нам в гости - очень мил. Смею предположить, что именно его ты рассматривала как одного из претендентов на будущего супруга для меня.

Но знаешь, думаю, я должна тебе сказать, что идея рассмотрения его как потенциального мужа не самая наилучшая.

Он очень приятен в общении и, кроме того, очень любезен. Все это заставляет относиться к нему с должным уважением и благосклонностью непременно дорогая сестра, но должна заметить один немаловажный факт, который не ушел от моего внимания, да и просто не мог уйти - он несколько раз обмолвился о своей жене…

При всех сложившихся обстоятельствах не вижу возможности выйти замуж за женатого человека. К тому же, кажется, он сам не рассматривает этого варианта.

Думаю, людьми еще не придумано такого способа, чтобы выйти замуж уже за женатого. Мне кажется это совершенно не достойным.

Кроме того, он глубоко симпатичен мне… и, при всем уважении к тебе дорогая сестра, не думаю, что обманывать его в отношении нас и нашей семьи, а так же этих планов будет правильным.

Не думаю, что он заслуживает этого.

А в остальном все очень хорошо.

С глубоким уважением,

Хелен.

Элизабет свернула листок бумаги пополам, вздохнув, убрала его в карман своего ночного халата, и не спеша, прошла к дивану. Глупая наивная девчонка! Это все, что пока после прочитанного могло придти в голову Элизабет. Ее сестра еще очень наивна.

Хотя, возможно, ее сестра была права. Но лишь в отношении одного – того, что брат Филиппа был женат. А женить на себе уже женатого человека просто невозможно. Но желание сильнее всего прочего. Если Элизабет не может выйти замуж за Филиппа – это просто исключено, и он не раз откровенно и не всегда в самой этичной форме говорил ей об этом, то возможно, свадьба его брата с младшей сестрой Элизабет была бы прекрасным решением ситуации. Филипп всегда был против этой Кристины, и в таком случае кандидатура Хелен была бы просто идеальной. Элизабет, запахнув халат растянулась на диване, устало поглядывая на показавшуюся ей блеклой и невеселой картину, висевшую на противоположной стене.

- Ты последнее время будто бы чем-то обеспокоен. – Какое-то время спустя, обратилась она к вошедшему в комнату Филиппу.

- Не думаю, что это заслуживает беспокойства… - С неохотой ответил ей он.

- А может быть, ты расскажешь.

- Эта Кристина… - С неприязнью ответил Филипп.

- Опять Кристина? – Она приподняла тонкие брови. – Тебе не кажется, что эта девчонка принесла вашей семье слишком много неприятностей и забот за столь непродолжительный срок?

- Кажется. Но моему брату это, похоже, не дано понять.

- Так что на этот раз с Кристиной?

- Хм… - Филипп пожал плечами и ответил не сразу, помедлив несколько секунд, словно выжидая чего-то, обдумывая. – Как бы сказать… она исчезла. – Фыркнул он без доли энтузиазма и заинтересованности, словно просто желал своим ответом поскорее избавиться от назойливых расспросов Элизабет.

Глаза Элизабет расширились.

- Исчезла? То есть…

- То есть, ее нет в доме, а где она – не известно.

- И? – Элизабет помассировала виски, словно за ее плечами лежал невыносимо сложный день, печатью отложившийся на ее лице и теле.

- Что «и»! Твоему беспочвенному женскому любопытству этого недостаточно? – С долей едва заметного раздражения переспросил Филипп.

- И что же теперь будет, если, как ты говоришь, Кристина исчезла?

- Не знаю. – Филипп почти не заметно поморщился. – Было бы хорошо, если бы она канула в небытие. – Процедил он сквозь зубы.

- И то верно. – Вздохнула Элизабет.

- Вот правда… мой брат расстроится. – С усмешкой добавил Филипп.

Его сарказм не отпускал его даже в самых серьезных и непростых вопросах.

- А ее пытались искать?

- Да. – Недовольно произнес Филипп. Разговор на предмет исчезновения Кристины ему не доставлял никакого удовольствия. – По крайней мере, в одном месте, где предположительно она могла бы находиться, я был, и ее там не было. А может быть, была. – Невыразительно пробормотал Филипп. – Но… думаю, это не важно. Я предпочел не обременять себя и других ее поисками и догадками, где эта чертова девчонка могла бы находиться. Если она провалилась сквозь землю, попала в преисподнюю к самому дьяволу, или ее больше нет на этой земле, и она гнет где-то под землей – так лучше для нее, а еще лучше для других! – С каким-то странным воодушевлением, которое промелькнуло на секунду в уставшем и ослабшем голосе Филиппа, сказал он.

Элизабет прищелкнула языком.

- Как я понимаю, для тебя лучше, если Кристина не вернется?

Филипп подошел к Элизабет и сел рядом с ней на диван, вальяжно развалившись на нем и закуривая сигару.

- Шутишь? Честно говоря, я всегда был против нее в нашей семье. Потому, предпочту, чтобы так оно и было, уж если произошло.

- А ты точно не знаешь, что с нею произошло? – Элизабет придвинулась к нему ближе и отвлеченно запустила пальцы ему в волосы, словно желая смягчить его реакцию на ее бестактный вопрос.

Она знала, что такая постановка вопроса вовсе не понравится Филиппу, если не сказать больше – она выведет его из себя. Так и произошло. И это не могли смягчить даже ее наигранные ласки. Филипп выпустил облако серого разъедающего глаза дыма прямо ей в лицо. Элизабет слегка прикрыла глаза, сморщившись.

- Хочешь сказать, что в ее исчезновении виноват я? – Повысил он голос. – Ты полная идиотка, если позволила себе предположить, что именно я сделал так, чтобы Кристина исчезла. Если бы я это и сделал, то уж поверь – не стал бы ждать столько времени ее пребывания у нас в семье, и не позволил бы портить жизнь моему брату. Согласись, это лишено всякой логики. Нет уж, Бет… Понятия не имею, что было на уме у этой девчонки, и отношения к этому тоже никакого не имею. Я мог бы предположить, что она могла вернуться к своему

- …Любовнику! – Поспешно заметила Элизабет.

- Ну, можно назвать и так. Только это невозможно. Он давно мертв. Потому, это меня настораживает еще больше. Кристина совершенно одна. Куда она могла деться? При таком раскладе дел ей бы было разумнее, если бы она была умна, конечно, оставаться при своем муже. Если я не ошибаюсь, у нее нет родственников, да и друзей, тех к кому можно пойти, прося о помощи и приюте в этом городе тоже нет…

- А может быть этот человек жив? – Элизабет заметила, как беспокойством сверкнули глаза Филиппа, и поспешила предположить другую версию: - Ну, или тот человек был не единственным мужчиной в ее жизни… есть другой.

Филипп на мгновение замолчал, ничего не отвечая ей.

- В любом случае – она исчезла, и какая разница с кем и где она! – Пробормотала Элизабет, кладя руку на плечо Филиппа. – Главное, чтобы она не вернулась.

- Это верно. Если ты считаешь, что для меня это интересная тема разговора, - недовольно проворчал Филипп, - то ты ошибаешься. Более того, у меня вовсе нет желания разговаривать о Кристине. Ты не представляешь, какой груз упал с моих плеч после того, как я узнал, что она столь неожиданно исчезла. И что бы там ни было – наслаждается ли она жизнью или горит в адском пламене – лишь бы она больше не донимала нашу семью.

- А ты правильно мыслишь! – Прищурилась Элизабет. – Верно. Если о Кристине ничего не будет известно, можно предположить, что с ней произошло что-то ужасное, что, возможно, ее уже нет в живых, тогда твой брат станет свободным без излишней мороки. Не этого ли ты добиваешься, не желая начинать поиски Кристины?

Филипп перевел взгляд на Элизабет.

- Да, да, кажется, ты точно улавливаешь ход моих мыслей. – Усмехнулся он. – Но, если откровенно, я больше не желаю продолжать эту тему…

--

Счет времени очень легко теряется, если не следишь за ним. Если оно идет само по себе. В независимости, желаемо тобою, чтобы оно шло, или нет, можешь ли ты контролировать его ход, или нет. Если бы Кристина могла знать, сколько времени прошло с того времени, как она здесь. Она совершенно сбилась со счета. Ей казалось – то ли вечность, то ли один день.

Это так странно. Последний раз она терялась во времени в те минуты, когда была еще маленькой наивной девочкой, и ей давал уроки загадочный человек, которого она безоговорочно принимала за Ангела музыки, посланного ей отцом. Это было чудесное время. Но теперь все изменилось. Прежде всего, изменилась она сама. Кристине казалось, что сейчас она находилась на какой-то новой ступени своей жизни. На которую она, во что бы там ни стало, должна ступить. Самостоятельно, и как можно скорее.

Но что-то мешало ей сделать это. Несмотря на то, что вроде бы ее сердце вполне могло успокоиться оставшимися позади душевными терзаниями, ее существование казалось ей невыносимым.

Ее душа безудержно стремилась к чему-то непознанному, недозволенному…

Казалось, с тех пор, как он приехал в этот дом - все стало еще невыносимее.

Кристина всякий раз ощущала, что он рядом, и вместе с тем чувствовала, что он очень далеко. Это было невозможно – быть так близко от него, жить с ним в одном доме, встречаться иногда по утрам и вечерам, если он выходил, конечно же, из своей комнаты; видеть его у колыбели мальчика; засыпая ночами, знать, что он близко, что его комната совсем рядом, в которой он так же одинок, как и она – и быть по-прежнему так далеко от него.

Это было не справедливо. Это было так не справедливо! Он был так близко к ней. Он был почти с ней. Но вместе с тем он был далек от нее. Она ждала, что в одну из ночей дверь в ее спальню откроется, и на пороге во тьме она различит его, столь желанный силуэт. Он шагнет в темную комнату, и через секунду она ощутит его дыхание на своих губах…

Но этого не происходило. Это было самое ужасное в этой ее новой жизни, которая так неожиданно и почти необъяснимо началась для нее. Ее бессилие.

Да, это была ее новая жизнь. Вот если бы сердце еще перестало изнемогать от боли и страданий, которые переполняли его каждую минуту.

Кристина поднялась с кровати, и, накинув халат, прошлась по комнате. За окном было темно. Ей не спалось. Она подошла к колыбели мальчика и посмотрела на спящего ребенка. Последнее время мальчик беспокойно спал, и часто хныкал во сне, Кристина начала беспокоиться – не заболел ли он. Потому, настояла на том, чтобы последние несколько дней он спал в комнате Кристины, дабы она имела возможность сразу же подходить к нему.

Кристина все же не желала подпускать к нему даже няньку. Мальчик мирно спал, и Кристина, осторожно ступая, вышла из комнаты. Она прошлась по коридору. Несмотря на кромешную темноту, она не чувствовала страха.

За все это время она успела привыкнуть к этому дому, и кажется, он стал казаться ей куда более комфортным теплым и привлекательным, чем поместье ее мужа, в котором Кристине приходилось жить. Она, вслушиваясь в тишину, прошлась по коридорам, потом зачем-то прошла в гостиную.

Кристина сделала несколько шагов по комнате, прежде чем заметила, что двери на балкон приоткрыты. Первой мыслью Кристины было – закрыть, вероятно, распахнувшиеся ветром двери и покинуть комнату, перестать мучить себя разного рода размышлениями, и заставить себя все-таки уснуть.

Но все равно сон ее покинул на ближайшие несколько часов, потому, вариант – подышать свежим воздухом был для нее сейчас куда привлекательнее, нежели провести это время в своей спальне, где безжалостным палачом над нею довлели ее собственные мысли и раздумья.

Кристина открыла шире двери и вышла на воздух. Тихая безветренная ночь укутывала своим спокойствием и нежностью. В лицо Кристине подул прохладный легкий ночной ветер. Она была уверена, что она наедине с этим ветром, потому, чувствовать ласки ночного ветра было приятно.

Ночь была великолепной. Кристина вздохнула, на ее лице проскользнула едва различимая улыбка. Чем она была вызвана – Кристина сама до конца не понимала. Ей просто было хорошо – спокойно и хорошо. Она подняла глаза вверх - небе мерцали крошки звезд.

Так прошло несколько секунд ее спокойствия и безмятежности, пока Кристина не услышала чей-то вздох и отшатнулась. Она поспешно огляделась, пытаясь сосредоточиться, понимая, что она не одна. Приглядевшись, она различила темную фигуру, в которой она с легкостью узнала Эрика. Сердце Кристины прыгнуло в груди и в ту же секунду упало куда-то в глубину ее нутра, затрепетав.

--

- Что ты здесь делаешь? – Поворачиваясь к ней и пристально рассматривая ее, спросил Эрик.

- Я вышла подышать воздухом. Мне не спится. – Едва различимо пошевелив губами, ответила она. - А ты?

Ее вопрос звучал столь наивно, что его сердце на какое-то мгновение участило свой ход. То ли от ее голоса, ее слов, то ли от того, что сейчас, здесь она была так близко к нему, рядом.

- Как бы глупо и смешно это не звучало – я тоже не мог уснуть. – Ответил он, отвернувшись от нее, словно заставляя себя не смотреть на нее.

Кристина кивнула головой на его слова. Наверное, они оказались здесь, рядом друг с другом по одной и той же причине. Забавно. Кристине даже на мгновение показалось, что ее сердце озарилось каким-то сладостным предвкушением чего-то. Чего-то, чего – сейчас она и сама не в силах была понять.

- Иди в дом, Кристина. Здесь прохладно.

Безмятежность Кристины сменилась волнением. В ней бушующими волнами заплескалось несогласие и нежелание подчиняться его словам. Она не хотела. Она будет делать то, что хочет.

- Я буду находиться там, где хочу… - Немного резко ответила она, после чего сразу же пожалела своей неосторожности столь грубо ответить ему.

- Уходи в дом. – Сказал он ей вдруг, будто бы ответив на ее резкость своей резкостью.

- Нет. Я не уйду. Разве я не имею права находиться там, где хочу? – Голос Кристины дрогнул. - Ты сам позволил мне свободно передвигаться по дому. Разве не так? Что в том плохого, если я немного побуду здесь, с тобою… если мы побудем здесь вдвоем?

Что плохого?

Она даже представить себе не может! А может быть, может – потому и делает то, что делает, и не отступает от своего, не смотря на все его упрямство и желание оградить ее от себя.

Он вздохнул. Его вздох стал согласием с ее словами. Желание чтобы она ушла - вовсе не было запретом передвижения по дому.

Он просто желал того, чтобы он не видел ее такую, какой увидел ее сейчас - в лунном мягком ночном свете, и которая, кажется, вопреки всему хотела сейчас быть с ним, говорить с ним.

- Я вышла подышать. И я останусь здесь, пока не захочу уйти. – Почти раздосадовано заметила Кристина, но ее голос смягчился, и больше не был столь настойчив, как несколько секунд назад.

Можно было подумать, что ее саму напугала ее непреклонность, и теперь она уже сама не была уверенна – этого ли она сейчас хочет на самом деле или ей лучше было послушать его и уйти. Он снова устремил свой взгляд куда-то вдаль.

- Как хочешь, Кристина.

- Анри-Поль спит. – Произнесла Кристина. – Как маленький ангел…

Не переводя на нее взгляда, он ответил ей молчанием.

- Он чудесный. Твой сын. – Немного помолчав, произнесла Кристина. – Он похож на тебя…

Он усмехнулся. Даже из ее уст эта фраза напоминала издевательство. Хотя – она имела в виду вовсе не это, и уж точно не хотела его обидеть или оскорбить этим. Она хотела сказать, что всякий раз, смотря на ребенка она узнает в нем взгляд и черты его отца.

Кристина подняла глаза в небо, на звезды.

- Ты когда-нибудь замечал, что некоторые звезды переливаются разными цветами, словно мерцая всеми цветами? – Не опуская глаз, совершенно по-детски и наивно спросила она у него.

Он слегка удивленно посмотрел на нее. Не самое подходящее время для высокоинтеллектуальных бесед. Но она вызывала в нем такие нежные и теплые чувства и эмоции, что он просто не мог оставаться равнодушным, и скрываться за холодной стеной отвлеченности и отдаленности.

- Остывающие. – Произнес спокойно он. – Мерцающие звезды – это умирающие звезды.

Кристина посмотрела на него.

- Правда? – Спросила она тихо. - Ты всегда был ангелом, который знает все. – Прошептала она и улыбнулась. – Моим учителем.

Он заметил в темноте ее искреннюю улыбку. Мягкую и обволакивающую, как свет луны, в котором она стояла сейчас. Он желал лишь одного, чтобы как можно скорее облако или туча спрятали столь предательски коварную луну, вместе с тем уводя и пряча от его глаз Кристину.

Ее. Кристину. Ту единственную, одну, лишь которую, по-настоящему он любил и мог любить в своей жизни, ту, которой принадлежало его сердце, его душа, его любовь, страсть, жизнь…Все. Неужели она не понимает? Неужели она не понимает, что это приносит ему нестерпимую боль? Неужели она не понимает, что если она будет так себя вести, то совершит то, что ни он, ни она уже не смогут изменить? Она подаст ему надежду, она подарит ему маленький, крохотный, еле различимый в этом сумраке лучик надежды на возможное будущее, на возможную жизнь? Ту жизнь, о которой он всегда мечтал – рядом с любимой женщиной, той, которая всегда была для него больше чем просто наивная талантливая девушка – с той, которая была его музой, его чистым небесным ангелом, которая вдохнула в него такие чувства, которые, возможно, он из-за своих особенностей никогда бы, возможно, не смог бы познать и понять. Лишь она, лишь ее душа заставили его чувствовать так…И вершить все то, что он когда-то совершил.

Он сделал несколько шагов и приблизился к ней. Кристина вздохнула. Очень сложно жить в ожидании, все это время, находясь в этом доме она словно ожидает приговора. Его решения. Неужели он так до сих пор и не понял, что она обо всем сожалеет? Что она запуталась? Что она уже сама не может понять того, что стало с ее жизнью? Что теперь он тот единственный, в чьих руках ее судьба, жизнь, счастье и будущее? И лишь от его решения, его поступков будет зависеть ее жизнь. Их общая жизнь. Общая. Вместе. Или по отдельности.

Кристина вдруг почувствовала, как судорога колючим обжигающим морозом прошла по ее телу. Она вздрогнула. Но холод, сковавший ее тело, сразу же рассеялся, сменившись жаром, как только она ощутила его прикосновение на своих губах. И сразу же задохнулась от неожиданности и долгого ожидания этого момента.

- Кристина, иди… в дом… - Прерывисто дыша, почти приказал он ей, оторвавшись от ее губ.

Кристина разочарованно вздохнула в ответ на его слова, у нее больше не было сил противиться его настойчивым попыткам убежать от того, что настигало их обоих. У Кристины начала кружиться голова, и она ощутила, как все поплыло перед глазами. Зачем? Зачем вся эта жестокость по отношению к ней?

- Пожалуйста… - Попросила она, всхлипывая. – Не прогоняй меня!

Она уйдет! Она непременно должна уйти в дом. К себе в комнату. Или она уже больше никогда в нее не вернется, избрав иной путь! Она уйдет сейчас, но будут и другие моменты, когда он будет изо всех сил выстраивать стены и барьеры от нее, когда они будут наедине. Но можно ли бесконечно бежать от страсти? Можно ли навеки запереть двери туда, чего желаешь и ждешь больше всего на свете? Можно ли уйти от самого себя, когда этого вовсе не хочется? Когда сердце говорит совершенно другое?

Но они до сих пор оба, вопреки желаниям своих сердец пытались убежать от этого...

Кристина попыталась вздохнуть, но вместо этого задохнулась собственными чувствами, и покачнулась в его руках. Чувствуя неотступно овладевающую ею слабость, она едва не упала обессилившая к его ногам. Как бы она хотела, чтобы между ними никогда не было этой границы, разделяющей их, отдаляющей их друг от друга, словно разводя прошлым их обоих по разные берега глубокой быстротекущей реки настоящего. Осознание того, что, возможно, твои поступки когда-то причинили другому человеку боль – ужасно. Еще ужаснее, когда ты сама ощущаешь эту боль вместе с ним.

Разве она хотела этого? Она хотела всего лишь жить. Она хотела счастливую жизнь, ту, о которой непременно мечтают все девочки ее возраста, когда она была так молода и неопытна. Разве преступно верить в сказки, чудеса и мечтать о прекрасном будущем? Нет. Она верила и мечтала… Разве она могла представить, что это принесет ей? Боль, ужас, кошмар, страх… Она думала, что бежала из тьмы в яркий свет, который непременно сокроет ее ото всех кошмаров и переживаний, а человек, с которым она будет рядом всю свою жизнь, подарит ей счастье, сделает ее жизнь наполненной светлыми и прекрасными чувствами.

Так бы, наверное, оно и было, если бы не преграда на их пути – могла ли она дать этому человеку тоже самое? Ей пришлось многое осознать, что бы понять, что она сама Раулю не может дать даже доли того, чем он хотел одарить ее, так как ее сердце и душа давно были далеки от ее мужа.

Ее душа была создана для другого человека, куда более тонко чувствующего ее. Но она не хотела в это верить, так как ее рассудок диктовал ей противоположное. Заставляя поверить ее в то, что это неправильно и постыдно. Она бежала из своей прежней жизни в новую, стремясь найти в этом свет и радость. Оказалось наоборот. Она сама не поняла, как этим стремлением убежать от своего Ангела музыки из своего сказочного света погрузилась во тьму. И это она смогла понять лишь по прошествии времени.

Немалого времени, что бы успеть ощутить всю боль и бесповоротность когда-то содеянного ею.

Кристина всхлипнула, чувствуя всю тяжесть вины, мертвым грузом давящую ей на плечи. Кристина покачнулась и отступила назад, сделав едва заметный шаг. Она попыталась глубоко вздохнуть, чтобы хоть как-то успокоить участившееся биение своего сердца.

Не смотря на все его желание отстраниться от нее и не показывать своих чувств Кристине, она все-таки отчетливо видела, как смягчился его взгляд, и эта нежность переплеталась с сомнением. Он боролся с желанием прижать ее к себе, и больше никогда не выпускать ее из своих объятий. На какую-то долю секунды облака, заслоняющие луну, освободили ее из своего плена, и он снова мог видеть Кристину в отблеске ночного лунного света.

В глазах Кристины появились слезы. Как только они снова погрузились во мрак, и луна скрылась за облаками, он наклонился к ней, и Кристина почувствовала совсем легкое прикосновение его губ к своему лбу. Он, нежно прикасаясь к ее лицу губами начал спускаться, ища ее губы.

Кристине почему-то на долю мгновения стало страшно. Если она сейчас рядом с ним, а в его глазах больше нет злобы и ненависти – значит это сон, ее сон. А если это сон – значит, она может в любой момент проснуться и потерять его. А если же это явь – то она готова отдать свою жизнь, лишь бы это никогда не кончалось и длилось вечно.

Кристина прерывисто вздохнула.

- Что с тобою? – Спросил ее он, заметив ее дрожь, и отстранившись от нее. – Кристина… тебе страшно? Чего ты боишься?

Будет ли правильным сказать, что она всего лишь на всего напугана тем, что может через мгновение очнуться от этого желанного сна, и все вернется на свои места? Что она напугана тем, чего так долго желала и ждала, а сейчас испугалась приближения своего желания?

Она ничего не смогла ответить ему. Кристина сейчас сама не знала, чего больше хочет – остаться здесь, стоять вот так, в тусклом свете луны, пребывая в его объятиях, или вернуться к себе в спальню, скрывшись от себя, от него, от своих желаний… Ее разум воспротивился, и приказал сердцу замолчать, не произнося даже слова. Одно слово – и все разрушится. Падут стены, падут барьеры, падет ее сила и сам разум, а она предстанет перед ним беззащитной и бессильной. Уже и так много всего произошло, и так много всего она позволила себе рассказать ему. Но было поздно. Слишком многое она теперь доверила своему сердцу, чтобы отступать. Разум оказался слабее страсти, разливающейся по ее сердцу.

Она понимала, что все ее слова сейчас лишни. Они не стоят ничего.

Чтобы она сейчас не говорила своему Ангелу, какие бы фразы не слетали сейчас с ее губ – он сам все давно понял и без слов. Он ее, как и прежде любил. Только ее. Всегда. Если бы так просто можно было все повернуть назад…И виной был даже не ее поступок. Он давно готов был забыть все, что когда-то было в их жизни. Он уже давно простил ее. Его разум не мог помнить прошлого, когда его сердце с самого первого мгновения, как только он увидел ее снова, было рядом с ее сердцем. Причина была совсем в другом.

Они оба стояли на пороге своих страстей, боясь переступить его. И переступить его для обоих означало – признать все свои ошибки и страхи, посмотреть в глаза своему будущему, представ перед неизвестностью. Их страхи, родившиеся за время их разлуки, были слишком сильны. А если он, сейчас, отдавшись во власть своих страстей потом снова потеряет ее?

Может ли то, о чем он всегда лишь смел мечтать – стать реальностью? Это было почти безумие, позволить себе вот так просто касаться ее, чувствовать ее тепло, и наслаждаться тем, что она просто рядом с ним, что она смотрит на него, и в ее глазах нет жалости или страха, а есть что-то другое, что-то большее.

Но почему вся кий раз, когда он был готов сделать шаг к ней навстречу что-то останавливало его, и он пытался закрыться от этого желания? Наверное, потому, что он не хотел делать ее еще более несчастной. Он знал, он видел по ее глазам, что она не сможет отказать ему. Хотя бы на одну ночь… Но в том и заключалась разница – одной ночи ему было мало. Ему не нужны были обрывки иллюзорного счастья. Ему нужна была вся жизнь. Лишь с ней… А сможет ли это стать явью? Кристина слушала стук своего сердца.

Гулкое биение сердца разрывало грудь. Слишком долго она ждала момента, когда все можно будет забыть, и просто жить, дышать, и чувствовать, что она снова в сказке, чувствовать его рядом с собою. Она едва удержалась, чтобы подавить срывающийся с губ стон.

Какое-то мгновение они стояли друг против друга, утопая в сумраке, поглощаемом тишиной.

Он был так близко к ней. И она чувствовала его. …Своим телом. Душой. Она чувствовала его прикосновения. Ей казалось, что еще секунда, и она задохнется. Если сегодня он будет рядом с ней, и простит ее, - она готова умереть за эту ночь. Умереть. Умереть! И она не пожалеет ни о чем. Кристина уловила едва различимый шорох ткани, и почувствовала, как ее халат упал к ее ногам. Его рука, бережно касаясь ее локонов, вплелась в ее густые тяжелые волосы, а другая рука, обняв ее талию, притянула ее тело к себе еще ближе. Несмотря на свое желание, Кристина чувствовала полное изнеможение, и не могла даже поднять рук, чтобы обнять его. Она не могла сейчас. У нее не было сил. Она столько раз была близка с ним в своих снах, но никогда в жизни – вот так близко, вот так, чтобы чувствовать его тепло, чувствовать его кожей, ощущать и прочувствовать каждый изгиб его тела, ощущать его дыхание и прикосновения.

Это совсем иные ощущения, нежели в нереальности. Они настолько ощутимы, что начинают пугать. Ты начинаешь задыхаться. Твои движения становятся неуклюжими. Ты теряешься в страхе. Если бы она сейчас могла проронить хоть одно слово, она бы непременно сказала ему, как ждала этого момента, когда их сердца найдут успокоение. Когда стук их сердец сольется в одном ритме. Если бы сейчас он не боялся своим одним неосторожным, лишним движением, прикосновением к ней разрушить все это, снова потерять ее, наблюдая, как призрачная дымка его мечтаний растворяется, подобно туману с восходом солнца, он бы позволил себе бесконечно касаться ее кожи, целовать ее губы, и, наконец, почувствовать ее своей.

Навсегда. И больше не бояться за то, что он может потерять ее.

Судьбу невозможно перехитрить, от нее нельзя скрыться, ее нельзя изменить…Но если ради нее, ради Кристины, той, чьих губ он сейчас так трепетно и осторожно касался, ему будет необходимо вступить в схватку с самим богом или дьяволом, или с ними обоими – он это сделает, ибо для него не существует не первого, ни второго.

Для него существует лишь она. Ту, которую он любит, и любил всегда.

Но в данный момент самое страшное было в том, что где-то в самой глубине его души просыпался ни на секунду не покидающий его страх – а что, если она оттолкнет его? Он мог быть кем угодно – ее Ангелом, как в тех давних вымышленных историях, ее учителем, другом – но все это было не сравнить с тем, кем он желал быть для нее – возлюбленным.

Если сейчас он найдет в себе силы признаться в этом самому себе, то уже со всей решимостью даст понять это Кристине. Понять то, что не намерен больше делить ее ни с кем, что не намерен больше отпускать ее, отдавать другому. И что она ему ответит? Все, что он желал – так это открыто любить ее, и знать, что она не отталкивает его, а отвечает ему взаимностью, видя в нем не только его внешность, но и его душу…

Такое простое, обыкновенное для обычного человека желание – быть любимым и желанным, и одновременно невозможное.

Он – не обычный. И может быть даже не человек. Ему было легче признать внутри себя даже это, чем помыслить, представить то, что Кристина может желать его именно как своего возлюбленного.

Но глаза Кристины горели странным, порою пугающим его огнем. Неужели может? Кристина закрыла глаза, чтобы попытаться уйти от самой себя.

Она прекрасно знала свои желания, которые переполняли сейчас ее душу.

Но это было неправильно. Она и так совершила много ошибок.

Она может совершить еще одну. Правильно ли то, к чему она стремилась сейчас? Ее сердце сжалось в судороге испуга. Что будет потом?

Ей рано или поздно придется встретиться со своим мужем, хотя бы для того, чтобы все объяснить. Что она скажет ему тогда? И что сделает он? Кристина подняла голову, и посмотрела на него. В ее глазах поблескивали искры исступленного огня, который начинал растекаться по ее жилам.

И она чувствовала это.

Кристина потянулась к нему губами, перебарывая сбившееся дыхание, и шепча:

- Мы сгорим… если… если не остановимся. Сгорим в страшном пламене.

- Мне нечего уже терять. Ты готова к этому? – Коротко спросил он.

Его руки до боли стиснули ее тонкую хрупкую талию.

- Я не могу так… - Вдруг всхлипнула Кристина. – Но не могу и остановиться.

Поздно. Опять адский огонь, подобно тому, что захватывал ее в кошмарах.

Губы Кристины дрогнули, она что-то прошептала. Что именно – он сейчас не понял. Позволит ли она своим чувствам, своим желанием потонуть в этом огне? Этот огонь снова поглощал ее рассудок.

На долю секунды ей показалось, что она погрузилась в нереальность, в свои прежние сны, в свои кошмары, где ее охватывал страх и сомнение, где она была одна наедине с темнотой и ужасом. Ей стало страшно.

- Я… не знаю, Эрик.

Кристина снова закрыла глаза, и прижалась к нему, уткнувшись лицом ему в грудь, слушая стук его сердца. Сейчас он не пугал ее своими действиями, не причинял ей боль. Она просто слышала стук его сердца. Это было единственное, что слышала сейчас Кристина – ровное биение его сердца.

Странно. В то время как ее сердце буквально выпрыгивало из груди.

Биение его сердца и учащенные стук ее – слились воедино, и Кристина улавливала только этот ритм, ничего больше, что их окружало или могло окружать сейчас. Она, сама того не понимая начала молиться.

Молить о том, чтобы ей были даны силы противостоять своим желаниям, если им нужно противостоять; а если нет – так чтобы господь дал им возможность быть вместе, и больше никогда не вкушать горечи и боли, который они оба хлебнули сполна. Сейчас она уповала лишь на его помощь. Больше ни на чью. Когда теряешь веру в свои силы, в правильность своих мыслей – остается надеяться лишь на силы господни. Она, боясь пошевелиться в объятиях Эрика, молилась. Но до тех пор – пока она не содрогнулась, словно в бреду. До их слуха донесся едва различимый детский плачь.

Кристина вздрогнула. Неужели это было то, что она думала, и это ей не казалось, не было иллюзией? Мальчик всегда спал крепко, но сейчас, видимо – нет, что-то разбудило его,

Господи! – Сердце Кристины упало в самый низ живота. Он отнял свои губы от ее виска, и Кристина ощутила мгновенный холод. Он снова покинул ее.

Как всегда – в ее снах. Нет, пожалуйста! Нет! – Застонало ее тело. – Только не это! Не разбивай эту тишину! Это уединение! Чем больше времени она пребывала в его объятиях, тем неистовей она начинала желать, что бы он никогда не отпускал ее. И путь когда-нибудь наступит расплата за все, что она совершила в своей жизни… И пусть где-то там ее будет ждать страшный суд. Если все ее поступки греховны и недостойны добропорядочной женщины.

Эрик замер, глядя ей в стеклянные от ужаса глаза, но по-прежнему его руки не выпускали ее из объятий. Она ждала. Неужели это и было тем избавлением, тем ответом, которого она просила у всевышнего? Эрик не шевелился. Он словно понимал, что должен отпустить ее. Но не мог. Если бы не плачь Анри-Поля, она бы была его этой ночью, и Кристина отдала бы за это полжизни, она готова поклясться. Она бы не на секунду не воспротивилась ему. Никто бы не смог больше этому помешать.

Он бы забрал ее в свой рай, а она показала бы ему свет, исходящий от ее чувств, которые хранила все это время ее душа.

Ребенок продолжал плакать.

Он не знал – благодарить ли ребенка за то, что он своим плачем заставил его разум охладиться, или наоборот. Неужели это и есть то самое – чего он боялся? Могут ли они сопротивляться той силе, которая сильнее их, если этому не суждено быть? Однажды уже виконт отнял у него Кристину.

Но лишь ее тело. Душой она всегда была его… Но это почти ничто, по сравнению с тем, если он, сам всевышний захочет отнять у него ее душу.

Тогда тем самым, он лишит его всего. Его музыки, его счастья, его ангела, его любви, его жизни…

- Иди к нему! – Проговорил он. – Иди к нему, он плачет…

Ей не показалось? Значит, это правда. Кристина отвернулась, чтобы скрыть слезы.

Нет! Нет же! Ужас наполнил ее тело и отрезвил. Как только ее тело отошло от бессилия, она быстрым рывком освободилась из его объятий, и кинулась прочь, спеша покинуть комнату, поправляя на ходу сползшую с плеч рубашку. Кристина чувствовала, как к ее щекам приливает кровь.

Господи, как глупо! – Причиняя боль, стучала у нее в висках мысль.

Как это все, наверное, глупо выглядит!

Как они глупо выглядят! Подобно двум любовникам, чье уединение было нарушено тем, кто не должен был становиться свидетелем этого.

Кристина вбежала в комнату, взяла ребенка на руки, пытаясь преодолеть дрожь, которая проходила по ее телу.

Кристина укачивала мальчика. Ребенок успокоился через несколько минут, как только почувствовал ее тепло и услышал ее тихий голос.

Когда Кристина положила мальчика обратно в кроватку, она всхлипнула.

Неужели этой бездне боли и ужаса суждено длиться вечно, и им обоим не найти из нее выхода, неужели им обоим не вырваться?