27.

Они оба, не удовлетворив свою страсть и пыл этой ночью, вернулись к исходникам. Кристина, после того, как мальчик заснул, осталась в своей комнате, не решаясь вернуться обратно. Вряд ли кто-то из них сможет заснуть этой ночью.

Какое-то время он простоял на балконе, наблюдая, как серое полотно рваных туч медленно затягивает луну. Даже плачь собственного ребенка не смог заставить его проследовать за Кристиной. Он боялся, что если пробудет с нею еще минуту, у него разорвется сердце.

Если бы он пошел за ней… он бы не смог остановить себя. Тогда бы уже не смог отпустить ее. Ему и так стоило не малых сил вырвать ее из своих объятий в тот момент.

О, Господи, как это сложно! Какую боль должны претерпевать их сердца, чтобы в конечном итоге все-таки остаться в одиночестве и разрухе по разные берега воды, уносящей все былое, или слиться в едином потоке страсти.

Спустя какое-то время он вернулся к себе. Находиться на балконе, где еще несколько минут назад они стояли вместе, и он чувствовал биение ее сердца, было невозможно. Он лег на кровать, задыхаясь от бушующего внутри груди возмущения, пытаясь заставить себя забыть обо всем, упав в дремоту.

Если им не суждено никогда быть единым целым, быть вместе, он готов на все, на схватку с самим Богом или Дьяволом, лишь бы отвоевать ее любовь, ее душу и тело, лишь бы она была с ним… Ему не хватало ее рядом. Именно ее. Давно. Он сейчас хотел бы почувствовать ее рядом, ее дыхание, вкус поцелуев, услышать ее голос, освободиться от жгущей его страсти.

Нельзя отрицать, ему часто последнее время не хватало тепла и ласок Кристины, о которых он мог лишь мечтать. Эти ночи были для него слишком одинокими. Да, как не сложно было это признавать, но, это было так, как он не старался прогнать прочь эти мысли Его разум, его тело восставало против холода одиноких простыней, и казалось, что любое наслаждение не имеет смысла, если оно не исходит от нее. От Кристины.

Он приложил все усилия, чтобы забыть о глазах Кристины, о ее лице и волосах в отблеске лунного света. Не смотря ни на что, она до сих пор боялась его. Ее взгляд все-таки выдавал страх и сомнение. Она, как и прежде, осталась маленькой наивной девочкой. Одна сторона ее души продолжала верить в придуманную в детстве сказку, а другая – отталкивала это прочь от себя, не позволяя чувствам взять верх над рассудком. Она ничего не могла с этим сделать. Разве он мог просить чего-то большего?

Мир не изменится никогда, люди не изменятся никогда, их взгляд на этот мир, и на тех, кто их окружает. Нет, наверное, он зря гневит божью милость. Однажды его мир уже изменился. Когда-то он полюбил, и его сердце было больше не одиноко, и не важно, что однажды его любовь, которую он так бережно хранил и лелеял, была разбита.Удар был настолько силен, что боль отдается в самой глубине его тела и по сей день. Да, это так. Но вместе с тем было и еще другое…Его мир изменился еще и потому, что в один прекрасный момент он понял, что люди могут видеть в нем человека. Его тоже любили. Наверное, безответно Он так и не смог в полной мере ответить и отблагодарить этого человека. Это все произошло неожиданно для него. И благодаря этому чудесному и доброму существу, он сейчас мог назвать себя самым «богатым» человеком в мире.

У него был сын. У него было то, о чем он даже не смел мечтать в самых смелых грезах. Он был его частью, той частью, о которой он никогда даже не допускал своих мыслей, не мог представить ни в одном сне. Это была его часть, и он сможет полюбить его. А это маленькое существо сможет полюбить его, так же, как и он его.

Его никогда не принимали люди, зато его сына люди будут принимать и любить, потому что его ребенка обошло то несчастье, которое постигло его. Это уже было благословение. Он никогда не знал ласки и любви матери. Судьба отняла у его ребенка мать, но если Кристина будет отныне с ним, ребенок познает это, и не будет обделен заботой. Его дитя будет счастливо. У него было лицо, за которое его прокляли, его сын был ангельски красив.

И когда-нибудь, наверное, придется все-таки признать, что тот, кого он отверг за столь неласковую жестокость, все же сжалился над ним, позволив пережить ему в этой жизни счастье, наблюдая за тем, как будет расти его собственный сын.

Но сможет ли этот ребенок искренне любить его? Он был убийца – его сын был чист и невинен. Он на какое-то мгновение закрыл глаза, пытаясь погрузиться в сон. Если бы это было так просто. Происшедшее там, на балконе, Кристина, эти мысли – все это вряд ли позволит успокоиться его разуму сегодня ночью.

Кристина пыталась утонуть в подушках. В голове больно ворочались какие-то странные мысли. Кровь стучала в висках, заставляя ее морщиться при каждом новом ударе. Нет, она не уснет сегодня. Господи, за что? – Ее губы шелохнулись в судороге.

Она запуталась. Сегодня, наверное, она бы безоговорочно ответила ему согласием, о чем бы не была его просьба. Она бы лучше умерла, только чтобы не расставаться с ним в тот момент. Еще никогда она не желала настолько убить время, заставив его замереть. Навсегда. Кристине на мгновение показалось, что произошло столько всего, прошло столько времени, ее душа и тело настолько исстрадались, что похоже, они утеряли всякие силы желать что-либо.

И вместе с тем она чувствовала, что вопреки всему в этом мире есть тот свет, который, как бабочку во тьме притягивает ее, зовет и не отпускает. Ей хотелось сейчас выбежать из своей комнаты, кинуться к нему, и, упав перед ним на колени просить о прощении, а потом открыто признаться ему во всех своих душевных муках и… любви. Любви? Можно ли назвать любовью то, что она уже долгое время испытывала в глубине своей души? Можно ли сказать, что это любовь, когда она желала быть каждое мгновение рядом с ним, касаться его, говорить с ним, чувствовать силу его объятий, слышать его голос, не покидать его ни на секунду, видеть его глаза, и желать, что бы в этих глазах было счастье, счастье, искры которого могла зажечь лишь она, никто иной…

Была ли это любовь? Кристина не знала. С чем она могла сравнить? К своему мужу она всегда испытывала ровные чувства. Она никогда не ощущала разливающийся огонь в жилах, когда лишь его голос доносился до ее слуха.

Может быть это и лучше? Это ровное течение чувств сложнее разрушить, нежели взрывающийся адским всполохом огонь? А может быть, и нет!

Может быть, этот огонь она так никогда и не сможет побороть в себе?

Но если все так, как она думает – будет ли ей прощение? Сейчас ей казалось, что лишь за одни мысли на ее плечах столько греховного и неправильного, бесчестного, что ей всегда гореть в аду. И она уже сейчас, здесь, на земле погружается в этот ад… О Господи, ей никогда не будет прощения!

До слуха Кристины донеслось гудение ветра за окном. Занавеска зашуршала и окно с грохотом отворилось, впуская в комнату поток холодного ночного ветра. Кристина от ужаса и неожиданного вскрикнула, подскочив на кровати.

Ее охватил ужас. Мальчик спал мирным сном, и даже грохот открывшегося окна не потревожил его. Ей сейчас почему-то совсем не пришло в голову, что окно, плохо притворенное на ночь, всего лишь распахнулось от сильного ветра, поднявшегося на улице, который безжалостно гнул ветки деревьев.

Кристина быстро спрыгнула с кровати, дрожащими руками закрыла наглухо окно, в полумраке поспешно натянула на себя первое попавшееся платье, накинув на плечи плащ, и бросилась прочь из комнаты.

Если она еще секунду пробудет здесь, вот так терзая свой рассудок этими мыслями – она сойдет с ума. Если сейчас ей не поможет господь бог, значит, не поможет больше никто…

--

На улице начинался дождь. Кристина отчетливо различала на пыльной дороге следы крупных капель под ногами. От затянувшегося черными тучами неба ночь казалась еще темнее. Погода испортилась с поразительной быстротой. Еще около нескольких часов назад ничто не предвещало собирающейся грозы. Кристина явственно ощущала, как внутри нее страх сжимается в плотный тяжелый комок, и с каждым шагом начинает ворочаться в глубине ее груди сильнее, принося боль.

Но сейчас она, стараясь как можно глубже вздохнуть, что почти не позволял сделать промозглый, набрякший влажностью и запахом дождя воздух, пыталась одолеть преследующий ее страх. Кристина не представляла, где теперь ей можно найти спасение.

Ветер, толкающий ее в спину, вынуждал учащать шаг, и ей то и дело казалось, что он собьет ее с ног. Внезапный всполох молнии заставил Кристину покачнуться. Она на секунду замедлила шаг, чтобы убедиться, что она все еще жива, и ее сердце не разорвалось от ужаса. Последовавший сразу же за вспышкой молнии раскат грома побудил Кристину практически побежать прочь. Какое-то время спустя Кристина стояла перед высокими массивными дубовыми дверями местной церкви, которая по одному своему внешнему виду, утопая в темноте ночи, производила достаточно жутковатое впечатление.

Каменная башня с тяжелыми углами с характерным тонким шпилем, который устремлялся в самое небо, и казалось, что подобно острой игле нанизывал на себя ватные грязно-черные облака, произвела на нее какое-то странное впечатление.

Кристина, преодолев слабость во всем теле, толкнула тяжелые двери, и, сделав несколько шагов вперед, оказалась внутри. Почему-то сейчас она наивно полагала, что толстые стены смогут защитить ее, избавив от страха, послав ей веру и силы, чтобы найти путь к выходу из этого ада. Если это ад, то дом господний должен уберечь ее от пламени, в котором она тонула все это время, не в силах найти верную тропу к избавлению.

/Pater noster, qui es in caelis:
sanctificetur nomen Tuum;

Прошептала она еле слышно, осторожно ступая по каменному полу, вслушиваясь в смиренную тишину, которая объяла ее, как только она вошла внутрь. Последнее время ей казалось, что она на грани безумия, и еще одна ступень, и она шагнет в раскаленную лаву сумасшествия, которая накроет ее горящей обжигающей волной. Внутри ее груди сжималось сердце, как только она оказалась под тяжелым сводом, поддерживаемым высокими цилиндрическими колоннами. Она почувствовала, как силы покинули ее, и она, словно поверженная, ослабев, упала на колени посередине пустого каменного зала под хмурыми сводами. Кристина прижала дрожащие руки к груди и начала молиться.

На долю секунды ее посетило странное ощущение, что она больше ни одна, ощущая чье-то присутствие. Еще никогда она не чувствовала столь ужасного безумия, прокрадывающегося внутрь ее рассудка.

- Господи, накажи меня страшным возмездием, только прекрати меня мучить, мучить мой разум и душу! Рассудок мой слишком слаб, что б снести все ниспосылаемые тобою испытания… Либо… либо заглуши во мне эти страсти, разгорающиеся к этому человеку. Если ты, как всевышний, знаешь, что это не правильно, зачем ты вдохнул в меня с новой силой сие чувство? Что б столь безжалостно запретить и лишить всех радостей? Это неправильно! За что? За что!

/Mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa.

Она была прекрасна, когда с ее губ срывались молитвенные фразы. Ни один ангел в ее свете не мог сравниться с нею и с ее красотою. До слуха Кристины донеслись шаги позади нее. Она вздрогнула, сдержав истошный крик, не позволяя ему вырваться из горла. Она буквально проглотила его, стиснув до ломоты в деснах зубы. Кристина обернулась. Ее лицо, пораженное страхом и испугом, белело в ночной полутьме подобно лицу неживой мраморной статуи. Кристина машинально продолжала что-то шептать. Что – слышно не было. Зато можно было различить, как шевелятся ее губы, с которых незримо и неслышно срывались мольбы о пощаде ее несчастному истерзанному рассудку.

Мольбы, обращенные к тому, кто отверг его, ее учителя, к кому он никогда не обращался вот так, в кого он даже никогда не верил, кого он, более того, укорял за то, что постигло его, кто отнял у него все. Сейчас она просила его о спасении своей души от этого человека… Как глупо! Он усмехнулся, остановившись посередине зала. Никто не поможет… ее душа принадлежала только ему, ее душа находилась в его власти… Значит, ее молитва должна обращаться лишь к нему.

К Нему!

Он еле удержался, чтобы не рассмеяться во весь голос при этих мыслях, осознавая, что его власть, как и раньше имеет силу над ней и над ее чувствами. Она молилась ему?

Да.

Она умоляла и молила его? Да. И сейчас его власть могла сделать с нею все, что он только мог захотеть. О, как она была прекрасна! И она не смеет обращаться ни к кому, кроме него. И только него! И будет так, сегодня и сейчас, чтобы ни было с ними потом! Если прямо сейчас, под раскатами грома на них обрушатся стены этой церкви, они будут знать, за что и во имя чего на них был ниспослан страшный гнев. Да разве он на них уже не был обрушен? Был. Он сделал шаг ей навстречу. Кристина узнала его. Узнала, как только услышала еле различимые шаги за спиной, и все поняла.

Она научилась различать его присутствие. Столько раз он незримо был рядом с ней, появляясь из небытия, что она слепо могла ощущать его присутствие.

Кристина всхлипнула и задохнулась. Она простонала что-то бессвязное, и прижала сложенные в молитве ладони к груди, отступив назад, пытаясь противостоять ему. Он почему-то сейчас напугал ее. Этот ее жест еще сильнее всколыхнул в нем разгорающуюся и растекающуюся по всему телу страсть.

Он не остановился. Еще шаг. Кристина привстала на дрожащих ногах, и с ужасом, объявшим ее тело, подалась назад, будто бы ее настигал сам дьявол.

Ее сердце погибало в адском пламене, и воскресало во вспышке дьявольской страсти. Если сейчас он заберет ее из этого мира, куда она пришла искать защиты и помощи в свой, где единственный властелин он – она не сможет противиться ему, и безоговорочно ступит в эту бездну…

Так не должно было быть! Не должно!

- Уходи сейчас, пожалуйста! – Попросила она в мольбе. – Я пришла сюда, чтобы побыть одной… чтобы понять. Себя понять. Уходи… Нам не место здесь… двоим.

Странным был ее напуганный взгляд и дрожь в голосе. Она не могла понять, как он оказался здесь, рядом с ней. Но спросить сейчас, здесь, у него она просто не догадалась. И не было желания.

- Ты ведь сама желала этого, верно, Кристина? Не отрицай.

- Нет… да… Эрик, не здесь. – Ужаснулась она, будто догадавшись обо всем, и ее щеки покрыл густой румянец смущения.

От одной такой мысли ее бросило в холодный пот. Это еще страшнее, чем в ее снах. Она знала – если он пожелает этого – он не остановится. А она не остановит его. У нее не будет сил. Перед ним она бессильна. А он – всевластен.

- Нет, Кристина. Я не хочу больше ждать. Лишь здесь, и лишь сейчас… Иначе никогда.

Кристина вздрогнула.

- Кого ты боишься на этот раз? Его? – Его лицо исказилось в усмешке презрения, и он поднял глаза вверх, словно пытаясь указать на что-то Кристине. Ее от этих слов начало знобить. - Пусть он видит и знает, что я терпел и испытывал все это время, пусть он знает, о чем я мечтал, и пусть он видит… кого я любил все это время, и как его ангел, которого он так искусно укрывал от меня все это время станет на веки моим, утопая в моих объятиях! Пусть он знает, что ему не отнять тебя… Я слишком долго пытался бороться с этим, не отпуская тебя! Я столько времени мечтал о своем счастье, представляя это… И никто, слышишь, никто, - он заметно повысил голос, и он, слившись с раскатом грома там, по ту сторону стен, покатился вдоль тяжелых каменных плит, - ни он, ни кто-то другой не сможет этому помешать!

Он подошел к ней, и его руки коснулись ее плеч. Ему не надо было даже крепко сжимать ее в своих объятиях, причиняя боль. Он знал, что она все равно не сможет вырваться. Кристина задохнулась в ужасе. Она так долго бежала сама от себя. Столько лет. Достаточно, чтобы возненавидеть себя. Сейчас он одним своим прикосновением сломает все барьеры, которые она так долго выстраивала, чтобы отгородиться от своих греховных желаний. У нее не было больше сил сопротивляться ему. Уже давно. Сердцем. А разум скоро падет, если он коснется ее еще раз. Она желала его так же, как и он ее.

И пусть… И пусть их порочные желания вспыхнули перед лицом бога, ни он, ни она не могли, и не желали утаивать это.

Слишком многое было утаено в глубине их душ. Слишком долго утаенное жгло их души, оставляя кровоточащие рубцы. Этой ночью настало время их залечить. И однажды создавший их на этой земле станет свидетелем этого.

- Он поймет, что создал тебя для меня! Я докажу ему… - Снизив голос до шепота, сказал он.

Если они должны предстать перед богом, открыв свои чувства и желания, так оно и будет, и ни один из них не убежит от этого. Даже если потом будут наказаны за это.

- Эрик, я жена другого. – Попыталась хоть как-то отрезвить свой рассудок Кристина.

Но осталась стоять на месте, чувствуя его руки на своих плечах.

- Ты не его жена… - С надрывом и болью в голосе проговорил он, притягивая ее к себе. – Ты больше не его… Ты моя… ты всегда была моей! И будешь. Здесь, перед его взором.

- Я знаю. – Прошептала бесчувственными губами Кристина. – Я знаю, Эрик, что ты, даже находясь вдалеке, никогда не отпускал меня. И я клянусь тебе, что никогда, никогда не причиню тебе боли, и буду любить тебя, что бы ни было! Я люблю тебя, Эрик! Клянусь тебе… здесь, перед ним… в стенах его дома… Слышишь, Эрик. Я клянусь тебе! И если он готов развенчать меня с другим… - она запнулась. Звенящая тишина медленно начала сдавливать ее виски. И чтобы не допустить этого, она поспешно выпалила, - то я твоя!

Он наклонился к ней еще ближе, и притянул к себе ее лицо, гладя по щекам, и чувствуя, как ее слезы обжигают его пальцы.

Вязкая, обволакивающая боль переполняла ее сердце, подобно сосуду, наполняющемуся до краев, которая затем, слезами выплескивалась наружу.

Кристина, моментально забыв обо всем, не смогла удержать стон, выдохнув на его губы. Она слишком долго желала этого. Своим горячим сухим дыханием она возбудила в нем самые скрытые желания и порывы, которые он так искусно скрывал все это время, пока она была рядом. Она станет его. Он больше никогда не будет делить ни ее тело, ни тем более ее душу с другим. И пусть их жажде греха нет прощения.

Ангел и дьявол перед лицом господа – они наверняка, будут наказаны. Они потонут в собственном огне, в собственной опаляющей страсти.

- Ты боишься? – Спросил он холодно, вплетая свои пальцы в ее волосы, чувствуя, как гулко бьется ее сердце и у нее сбивается дыхание.

Кристина смотрела на него стеклянными глазами, глазами, в которых застыл страх и ужас, но она не могла отрицать того, что из ее сердца, подобно запертой в неволе птице, вырывалась страсть. Она была так сильна, что Кристина, чувствуя, как она, отравляя разум, смертельным ядом по капле вспрыскивается ей в кровь, разгоняя ее, заставляя бежать еще быстрее, и теперь ее не останавливали даже строгие взгляды статуй святых, обращенные к ней с укором.

Даже это было уже не важно. Чей бы взор не наблюдал бы за этим. Еще никто не становился зрителем того, как двое ангелов, обронившие свои крылья добровольно спустятся в пылающую огненную гиену, чтобы навеки укрывшись от всех и вся найти друг друга.

Сегодня зрителем этого станет сам творец… Ангел и дьявол перед лицом господа…Они наверняка поплатятся за грехи. Грехи… над обоими свои грехи. Кристина тяжело вздохнула. Грудь сдавливало, словно обручем. Ей становилось холодно, и она не могла сдерживать дрожь при мысли о том, что ее ждет.

- Помилуй… - Вряд ли она обращалась сейчас этой фразой к Эрику.

Это выглядело бы минимум нелепо. Он очень хорошо понимал это.

И резко припал к ее губам, не позволяя ей продолжить. Он не хотел этого слышать. Он не хотел слышать ее мольбы, обращенные к тому, кто отверг его. Она могла молиться лишь ему. Только сейчас и всегда – ему. И он знает, она будет… На секунду Кристина осознала это, и ее охватил холодящий сердце страх, который сменился желанием чего-то, что было уже так близко к ним обоим.

Она вздрогнула, и ее тело, которое было сковано от напряжения, стало бессильным. Она слегка подалась назад, пытаясь освободиться из его рук.

- Я боюсь! Уведи меня отсюда, я не могу… – Прошептала она вдруг, пытаясь увести его и себя от греха. – Я не могу больше противостоять тебе и скрывать свои чувства, но это не правильно, не здесь…

- Нет, здесь! – Властно приказал он, касаясь губами ее кожи.

- Господи…

- Ему все равно… Он не поможет тебе! – Словно усмехнулся он.

Но Кристина не поняла – чего в его словах было больше – усмешки или горечи. И о чем именно он говорил!

- Эрик, нет!

- Пускай он знает, что он пытался отнять у меня… столько времени пытался отнять у меня. Но не теперь… Я больше не буду ждать того, пока может быть, он сжалится надо мной и вернет мне то, что должно быть моим! Сегодня ночью станет ясно, кто победил в этой схватке.

- Не говори так! – Прикоснулась кончиками пальцев Кристина к его губам.

- Нет, если бы это было не так, и он с самого начала позволил мне… позволил тебе быть моей, ничего того, что произошло - не было бы! Он, наверное, доволен, Кристина. Он, наверное, несказанно доволен этому. – Почти выкрикнул он во весь голос, и эхо пошло раскатом по холодным стенам. - Всему тому, что произошло. Так пусть узнает…

- Не надо. – Попросила Кристина. – Умоляю, не говори так.

И она заставила его замолчать, прижавшись своими губами к его. Лишь бы он больше не говорил ничего, иначе будет поздно – жалеть о сказанном…

За стенами церкви снова сверкнула молния, и на долю секунды помещение осветилось светом, проникшим в узкие окна церкви, тонкими белесыми нитями, упавшими на пол, обвивая стены и колонны, спутывая, связывая их души в одно целое.

/Sancia Maria, Mater Dei,
ora pro nobis peccatoribus,

Зашептала Кристина, но не успела начать следующую строку, как до ее слуха донеслось:

/Nunc et in hora mortis nostrae.
Amen.

Кристина в изумлении подняла на него глаза.

Она хотела что-то спросить у него, он это понял по ее глазам, но сразу же остановил.

- Ты ошибаешься, если думаешь, что я никогда раньше ни о чем не просил его… Я знаю, на каком языке люди обращаются к нему.

- Ты…

- Не надо больше слов. Не говори ничего. – Еле различимо, так тихо, как только можно, сказал он. – Не говори больше ничего сейчас. Слова лживы. Даже его молитвы лживы, они ничто, они - пустота. Это лишь слова… Зачем лишний раз позволять им одерживать над собою верх?

- Эрик… - Выдохнула Кристина.

- Молчи! – Оборвал он ее тут же.

В поцелуе они опускались на пол. На холодный каменный пол. Он тянул ее вниз, за собою. Если бы Кристина сейчас возразила ему…Если бы она могла сейчас возразить ему – он бы все равно не послушал ее. Его взгляд был сейчас слишком безумен, слишком одержим адским огнем. Холодный мертвый камень… Сколько раз именно холодный каменный пол страшных подземелий чувствовала под своим продрогшим телом Кристина в своих кошмарах. Это был не кошмар…При всей парадоксальной ситуации это была ее сказка. Он был ее всем.

- Я люблю тебя! – Прошептала Кристина, обнимая его, веря в то, что сейчас, сегодня этой ночью он поверит ее словам, поверит, потому что это была правда, вырывающаяся сейчас из-за запертых когда-то Кристиной дверей.

Еще никогда ей не было так страшно и хорошо одновременно.

Ее трясло, словно невинную девочку перед первой близостью. Она не могла остановить эту дрожь. Не могла преодолеть сбивающееся дыхание. Господи, это смерть! Это подобно смерти! Но, это же не смерть! Это начало их новой жизни. Начало ее новой жизни, к которой она стремилась столько времени.

Она подняла глаза, взгляды святых с мертвых скульптур с укором и осуждением смотрели на нее.

Нельзя! Грех! Дьявол! Ей не будет прощения. …Ему не будет прощения! Ему – никогда! Ей – если она сделает это, ей – тоже.

Ее дыхание участилось настолько, что она больше не дышала – она стонала. Ему было все равно, даже если бы сейчас за спиною у него стоял сам дьявол, или господь бог. Разве это важно? В его руках самый прекрасный ангел, спустившийся с небес, которого у него не раз пытались отнять.

Ангел, о котором он тайно грезил в самых глубоких и запретных мечтах! Хватит уходить от греха. Если он и так написан на судьбе! Лица ангелов и страшных адских существ с взглядами подобными живым, с укором, до судорог в груди смотрели на нее с фресок и мозаик, искусно собранных из маленьких разноцветных камешков, выложенных на стенах.

Кристина набрала полные легкие воздуха, и подобно маленькому ребенку зажмурилась. Она больше не смотрела. Ее глаза были закрыты. Она не могла. Их взгляды ровным счетом ничего не значили, если на свете есть она и он, слившееся в одном потоке дыхания, в одном пламене свечи. Ее дыхание перехватило и оно словно застыло на те мгновения, когда по ее телу растекалась вязкая страшная боль, перетекающая в наслаждение. Сейчас впервые за долгое время она чувствовала себя женщиной.

- Эрик… - Выкрикнула она его имя то ли в испуге, то ли в наслаждении.

И он снова чувствовал над нею свою власть. Но, похоже, Кристина желала этой пытки. Дыхание Кристины сбивалось. О нет, она не была не опытной наивной девочкой. Но сейчас ей казалось, что до этого она никогда не принадлежала никому, и ее душа принадлежит лишь одному человеку. Он творил музыку. Он творил ее сказку. Он знал, что играть ноты любви он мог только на струнах ее души. На секунду Кристина открыла глаза, понимая, что где-то там, в том мире, которому они больше не принадлежали, теперь не гудел ветер, и небо не разверзалось, посылая в ярости и гневе на землю гром и молнии.

Его гнев иссяк, подобно выплаканному до истощения тучей дождю? Тонкие струйки туманного света ложились на каменный пол густой дымкой, подобно первому снегу, пробиваясь сквозь узкие высокие окна и мозаичную розетку, отблесками играли на стенах и на разноцветных мозаиках. Их окружала тишина, и Кристина больше ничего не слышала. Ничего, кроме их сбившегося дыхания и шелеста смятой одежды под их телами. Все, что Кристина поняла в забытье – гроза сменилась покоем.

Начинало светать…

--

Кажется, ее сон, завладевший уставшим телом и истерзанной душой, длился очень долго. Она слишком долго спала. Спала без всяких снов. Разве можно мечтать о снах, когда сама совсем недавно находилась в нереальности, так явно напоминающей сон. Какой-то незримый толчок внутри ее тела заставил отступить сон, и она пробудилась, тьма, запечатлевшаяся в ее памяти, рассеялась, и Кристина поняла, что ее лицо мягко согревали тонкие едва различимые лучи солнца. Значит, уже утро? – Шелохнулись мысли в ее усталом мозгу. Ей сейчас меньше всего хотелось просыпаться. Ей еще никогда не хотелось, что бы время остановилось навечно. Не окажется ли все сном? Одним долгим сном, который именно в момент, когда она откроет глаза – закончится? Сейчас ей не хотелось даже шевелиться. Ей так хотелось по-прежнему находиться во власти своих желаний. …Его желаний.

Она сделала над собою усилие, и все-таки открыла глаза, поняв, что ее тело касается вовсе не шероховатых холодных камней, колющих кожу, а мягких и вполне уютных простыней.

Ее тело вздрогнуло. Странно. Как такое могло случиться? И если случилось – то как? Как она оказалась здесь? Она ничего не помнила. Все, что хранила ее память, так это серые пугающие стены в блике грозовых вспышек, а что было потом, потом, когда он приблизился к ней настолько близко, что она могла чувствовать своей грудью биение его сердца - она не помнила. Зато ее тело знало, что было потом. Вряд ли сейчас стоило напрягать свою память, чтобы вспоминать происшедшее былой ночью.

Все было итак ясно. Вот только - она толком не помнила, как оказалась дома, сменив холод мертвых камней и стен на успокаивающий уют и тепло этой комнаты. Да, сейчас она могла с полной уверенностью сказать, что была именно дома, а точнее в комнате, в кровати. Но не в своей. Кристина вздохнула, и мельком нехотя, через полуприкрытые веки огляделась. Кажется, она была в комнате, в которой еще ни разу не была. Она не была похожа на ее комнату, в ней все было чужим и незнакомым. Но как ни странно, на сей раз это не вызывало страха.

Она еще раз вздохнула, на этот раз с улыбкой, и сладко потянулась.

Странное ощущение во всем теле – с одной стороны ей казалось, что ее тело изнемогало от усталости и боли, а с другой – такой сладкой неги и какого-то потаенного счастья, бьющегося в такт сердцу, она не испытывала уже давно.

Все было не так. Этот свет нового дня, который слепил ее, вероятно, падающий из не завешенного окна, сам факт наступившего утра, эта кровать, в которой она спала – все было иным, не таким. Что-то случилось. Там, тогда, когда она потеряла свое прошлое, отрекаясь от одного мира, и приобретая другой, принадлежащий лишь ей, непременно что-то произошло, что перевернуло всю ее жизнь. Все в ее жизни. Она, не отрывая головы от подушки, повернулась на бок, и протянула руку, положив ее на вторую половину кровати.

- Эрик… - Позвала она шепотом, словно боясь разбудить его.

Сейчас ей захотелось ощутить прикосновение к своей коже других рук, прижаться нему и обнять его, и она искала этого.

Было так забавно наблюдать, чье имя она произнесет в полудреме, кого позовет, пробуждаясь ото сна. Она позвала именно его…Неужели все это время он сомневался, боясь в глубине души за то, что настанет момент, и она, очнувшись от своего безумия, вернется к своему прошлому? Нет, этого не произошло. Она позвала именно его. Она не назвала имя своего мужа, она назвала его имя. А она ведь могла назвать имя своего виконта, снова сделав выбор в его пользу. Но нет, она этого не сделала. Внутри его сердца словно что-то сжалось, когда он услышал ее голос, и потом, резко затрепетав, забилось быстрее. Теперь он знал точно – она принадлежала ему, ее душа принадлежала ему. Отныне и навсегда. Он осознал, что невольно улыбнулся этому. Голос Кристины был слабым и утомленным. Она нуждалась в нем. Сейчас, как никогда. Кристина еще раз тихо прошептала его имя, не получив ответа, и сжала в руке холодную простыню. Но будить было некого. Кровать была пуста. Кристина скривилась в разочаровании. На секунду по ее телу прошел мороз, сковав сердце. Неужели она была права – все это было не больше, чем плод ее воображения, и ее сон вот так закончился? Все закончилось? Ей стало страшно. Страх подстегнул ее. Она поспешно приподнялась и огляделась. Нет, она не была в одиночестве. Это было не больше, чем ее страх, волновавший ее душу. Он сидел в кресле и пристально на нее смотрел. Кристина сонно заморгала, чтобы отогнать от себя остатки сна, и улыбнулась, облегченно вздохнув, успокаиваясь лишь от одной мысли о том, что он рядом. Но… почему тогда не с ней? Наверное, сейчас ей, как никогда, хотелось проснуться именно в его объятьях. Вчера ночью произошло слишком многое, чтобы не обращать на это внимание.

Слишком многое, что нельзя уже поправить. Слишком многое, что бы каждый из них начал ненавидеть себя, свой поступок, или друг друга. Или наоборот – начать любить сильнее, поняв что-то непознанное до этого момента. Как ни странно, она не сожалела ни на мгновение. Единственное, чего сейчас желала Кристина, так это быть уверенной в том, что она не ошиблась в своем выборе, в содеянном ими обоими.

На этот раз она сделала свой выбор. Его власть оказалась сильнее ее, ее воля была бессильна перед его силой, а она ни на секунду не воспротивилась ему.

Потому что она сама желала этого.

- Ты все это время смотрел, как я спала? – Спросила она, поежившись от внезапной прохлады.

- Разве в этом есть что-то предрассудительное? Я так долго ждал этого момента. – Ответил он.

Его голос был безмятежен и спокоен. Кристина едва заметно улыбнулась на его слова, садясь на кровати, и прижимая колени к груди. Сейчас ей было настолько хорошо, что ей не хотелось даже говорить с ним, просто быть рядом и только. Наверное, все, о чем она лишь смела мечтать, стало явью. Он и впрямь был ее ангелом. Ангелом, которой так много дал ей, дал ей счастье. Счастье – дышать с ним в один такт. Господи! Стонать с ним в один голос. …Музыка. Это их музыка. Музыка их любви. И это была самая прекрасная музыка, которая могла родиться от их союза. Она смогла помочь ему снова творить музыку… их музыку. И это была самая прекрасная музыка, которая когда-либо могла быть в их жизни. Он поднялся и подошел к ней, сев рядом.

Щеки Кристины налились румянцем. Отчего-то, ее взгляд сейчас был наполнен такой детской наивностью, что он почувствовал, как его сердце сжалось при взгляде на нее. Кристина… та, которую он так любил все это время, смотрела на него с прежней присущей ей наивностью, заворожено, словно снова видела в нем своего ангела, который являлся к ней, когда та еще была совсем девочкой. Снова этот взгляд. Он почувствовал дрожь во всем теле. Эта женщина слишком много для него значила. Он провел по ее щеке пальцами, потом поцеловал, и, оторвавшись от ее губ, произнес:

- Кристина… тебе лучше уйти. - Словно пересиливая себя, сказал он. – Вернуться.

Глаза Кристины округлились, наполнившись испугом.

- Куда? Куда вернуться? – Удивленно спросила она.

- К себе. В свою комнату.

- Почему? – Растерянно спросила Кристина, и ее губы едва шевельнулись.

Она пыталась понять причину, но у нее не было сил думать.

Заставить ее уйти, оставить ее сейчас одну означало – положить конец всему, что еще не успело даже начаться.

- Прошу, не позволяй, чтобы я привыкал к тебе. Я не должен... Ты уйдешь от меня когда-нибудь снова к нему… а я снова буду «умирать»… все закончится, жизнь закончится… Я… не хочу.

Наверное, он сказал это, потому что должен был сказать, а не потому что хотел или желал этого.

- Я не уйду! – Воскликнула она.

- Собирайся, пожалуйста. – Провел он по ее волосам. – Кристина, оденься, и возвращайся к себе… сегодня и так произошло слишком многое.

Припухлые губы Кристины дрогнули в судороге обиды. Он не может вот так прогнать ее. Складывалось впечатление, что еще немного, и она расплачется, как маленький ребенок.

- Вот именно – многое. Тогда – зачем ты так жесток со мною? Ты не хочешь, чтобы я спала в твой постели? – Спросила осевшим голосом Кристина. – Но это ведь теперь нормально!

- Нет, я просто не хочу, чтобы потом эта постель тосковала без тебя, Кристина, - натянуто объяснил он, - когда ты не сможешь вернуться в нее.

- Я уже говорила, этого не произойдет! Сколько раз я могу повторять тебе, что я не уйду! Больше не уйду! Что бы ни было – не уйду! – Несколько раз повторила Кристина. – Ты еще не поверил мне? Ты так этого до сих пор и не понял?

Наверное, долгие годы скитаний в сумраке своего одиночества научили его не верить в лучи тепла и спокойствия даже тогда, когда они были вовсе не призрачны, а реальны. Страх потерять ее был сильнее. Он мог взять ее, она могла даже не противиться ему. Но это еще не означало, что все изменится, могло ли это быть тем самым счастьем и тишиной, о которой он так грезил в пустоте одиноких дней и ночей? Он не хотел отпускать ее так же сильно, как она не хотела уходить.

И он ее не отпустит. Ее слова сейчас показали ему, что она сама не хочет быть отпущенной. И как знать, может быть, никогда не хотела.

- Больше всего я опасался, что с рассветом ты отречешься от своих признаний. Тех, что ты говорила тогда, там, Кристина. Но в таком случае, я больше не поступлю так, как поступил когда-то. Я не отпущу тебя не при каких условиях! – На секунду он задумался, не было ли в его голосе на этот раз угрозы, которая могла напугать ее.

- Я знаю! – Голос Кристины не таил ни доли страха или испуга. – И я не хочу, что б отпускал!

Он позволил себе облегченно вздохнуть.

В этой схватке он выиграл.

Даже если теперь за ней придет сам Дьявол, он не отдаст ее.

Кристина лишь подалась вперед, и совсем по-детски засмеявшись, прижалась своим лбом к его.

- Ты ведь не оставишь меня теперь? – С улыбкой проговорила она. – Скажи правду!

Так спрашивают маленькие дети. Боже, она похожа на ребенка! Сейчас в ней было столько детскости. Где та женщина, решительная и повзрослевшая, которая пришла к нему сама, спустя столько лет, полная решимости – вернуть все? Сейчас она была перед ним совершенно беспомощна. И ему показалось, что она не против. Лишь с ним она может чувствовать себя защищенной и в полной безопасности. Чувствовать снова маленькой девочкой, которая находится под его защитой, которая хочет, чтобы эти мгновения, когда он рядом с ней – не кончались. Почему это чувство – чувство спокойствия, защищенности она могла ощущать только рядом с ним? Никто и никогда не позволял ей испытывать такие чувства, как он.

Это был ее мир, в котором она хотела жить вечно. Слишком долго она жила в избранной ею пустоте. Больше она не желала так жить. Ее ангел обязательно подарит ей свет, и теперь она знала, что пустоте и боли, в которой она жила последние несколько лет пришел конец.

Невозможно страдать вечно.

Они и так с лихвой испытали страдания, зная так мало счастья.

Она и так слишком долго понимала, чем именно жило все это время ее сердце. Она прогоняла это от себя, скрывалась от этого, в надежде спастись, но к чему весь этот маскарад, когда она сама все прекрасно знала – как должно быть!

Он осторожно сжал ее плечи, словно вспоминая, что вчера он вряд ли мог подарить ей много ласки и тепла, того, чего она заслуживала, и в чем она нуждалась.

Кристина закрыла глаза и произнесла:

- Я люблю тебя мой ангел!

Наверное, услышать это от нее сейчас, когда с нее спала пелена вчерашней ночи, означало – продлить свою жизнь.

- Того, кого ты звала ангелом - перестал им быть, - сказал он без доли разочарования, отнимая свои губы от ее лба, - вчера, там. Его крылья, данные тобою пали. Но ты вчера подарила ему шанс быть человеком… Навсегда.

Кристина прерывисто вздохнула.

- Знаешь ли, я ни чуть не разочарована в этом! – Снова засмеялась она.

Кажется, несмотря ни на что, у нее было отменное настроение.

Игривое и озорное, и в этом сейчас она еще больше походила на невинного ребенка.

- В таком случае, ты будешь разочарована, когда узнаешь, что очень сильно опоздала на завтрак, и думаю, вот-вот пропустишь и обед.

Кристина лукаво прищурилась.

- Ничуть, потому что, есть – это самое меньшее, что мне хотелось бы сейчас! – И она, опускаясь на подушки, потянула его за собою.

--

Обеденное время близилось к концу.

- В доме появилась новая мадам? – Спросила кухарка у Беатрис, заваривая чай.

- С чего ты взяла? – Поинтересовалась та, и ее брови мгновенно изогнулись от удивления.

- Не долго хозяин горевал по молодой хозяйке. Эта Кристина… она…

- Она что?

- Ничего! Просто, думаю, она станет новой хозяйкой.

- Софи! – С укором произнесла женщина. – Да о чем ты?

- Что? Я говорю правду! Я ни на секунду не соврала! – Пробормотала та. - Рано или поздно, женщина, живущая под одной крышей с одиноким мужчиной, и спящая в соседней комнате очень скоро обживает и его спальню! Уж поверь мне, я знаю, что говорю! - Девушка смущенно улыбнулась.

- Это мерзко – твои мысли. – Раздосадовано заметила Беатрис. – Кристина – милая девушка. И с чего у тебя такое только в голову приходит?

- Конечно. – Развела та руками. - Ни с чего. В особенности, если мадмуазель не просит, как обычно, свой чай по утрам. По причине ее отсутствия в своей спальне! – Добавила она, и засмеялась.

------------------------------------------------

/Отче наш, сущий на небесах!
Да святится Имя Твоё,

/Моя вина, моя вина, моя величайшая вина.

/Святая Мария, Матерь Бога,
молись за нас грешных

/Даже и в час смерти нашей.
Аминь.