Чудо-мазь стоила каждого своего цента — за два дня на содранных мозолях наросла новая кожица. Света вернулась к работе и с хохотом рассказала в офисе «Синдереллы», каким цирком для неё обернулся поход в оперу, даже про потерянную туфлю не забыла упомянуть, как и про спадающее порванное платье. Стейси на остатках сучьего характера назвала её «инверсионной Золушкой», но её шутка была достаточно тонкой и остроумной, чтобы на неё не обижаться. К тому же все они «золушки» — это написано на их спинах золотыми буквами по розовому фону. Да и Годрик теперь изредка её так называет, хотя у него для этого странные поводы.
Света поначалу думала, что их отношения вернулись на прежний беззаботный уровень, когда она убирает пыль, напевает и развлекает разговором скучающего вампира, но потом он впустил её в святая святых — свой рабочий кабинет. Шикарно, шикарно... Старинное оружие на стенах, несколько сложных статуэток, резной старинный стол и кожаное кресло биг-босса, почти инородно смотрящееся рядом с дубовыми книжными шкафами начала прошлого века и старинной люстрой... И всё это припорошено пылью. Как в переносном смысле, «пылью веков», так и вполне буквально.
Но всё равно Годрику самому пришлось там немного убраться, когда Света встала в позу, что и пальцем не прикоснётся ни к одному раскиданному по столу документу, пока он их не спрячет от её глаз подальше, ведь бумаги наверняка секретные, а лишний раз получать стирание памяти не хочется. Словом, Света стала очевидцем, что вампиры тоже могут обиженно ворчать на несправедливые наветы и наводить при этом порядок. Частичный, конечно. Чтобы хоть как-то его подбодрить, она театрально разложила стремянку и с цирковым «але-оп!» взлетела с метелкой на самый верх.
— Знаешь, Годрик, я недавно открыла для себя новую группу. Песни у них хорошие и душевные. Эти ребята из Одессы, — с вершины стремянки она адресовала ему вычурный поклон, как конферансье. — О дорогой зритель, позвольте развлечь вас моей любимой песней про клоуна.
— Готов внимать и рукоплескать, — изобразил аплодисменты, прежде чем сесть в кресло.
«Я знаю, ты взволнован-
ты так боишься чьих-то слез.
Но я — всего лишь клоун,
не принимай меня всерьез…
Здесь неуместна жалость,
за что, скажи, меня жалеть?
Пусть у меня нет шансов,
но я могу тебя развлечь…
Я запутаюсь в декорациях
и на грязный песок
вдруг упаду…
Все вокруг начнут смеяться
и я увижу твое лицо
в первом ряду».
Годрик совсем не выглядел весёлым. Света добавила в песню актёрской игры, когда преувеличенно пошаталась на верхней ступеньке, при этом смешно размахивая рукой. Другая рука предусмотрительно держалась за шкаф.
«А я, рискуя жизнью,
могу упасть к твоим ногам.
Но все мои ужимки —
пустой, дешевый балаган.
Я не скажу ни слова,
ведь у меня — немая роль.
Ведь я — печальный клоун,
ведь моя боль — смешная боль…»
Раскачивания на верхотуре, даже со страховкой, сделали вампира тревожным, а это не та эмоция, что сейчас нужна — девушка оседлала верхнюю ступеньку, как узкую табуретку, беззаботно болтая ногами.
«Никто уже не сможет
предотвратить мою беду.
Похлопай мне в ладоши
когда я снова упаду.
Пускай мне станет хуже, —
тебе об этом не узнать.
А если будет нужно...»
Она приложила метёлку к верхней губе, как будто у неё выросли кустистые усы.
«...я развлеку тебя опять».
Песня закончена, но обещанных аплодисментов нет, а Годрик вообще выглядит печально-задумчивым, словно внезапно оказался на похоронах. Девушка опустила метёлку.
— Что, не понравилось?
Он не ответил, пока не поднялся из кресла и не принялся ходить по кабинету туда-сюда.
— Я знаю, на что ты намекала.
— Д-да этож просто песня!
— Не лги. Ты всегда выбираешь песни по настроению. Они всегда что-то для тебя значат, — Годрик остановился под стремянкой, высоко задирая лицо. — Ты ошиблась. Ты для меня не клоун. Не развлечение.
— А кто же тогда?
Годрик впервые показал ей свою настоящую скорость без форс-мажора, потому что захотел, а не был вынужден. Просто исчез и вернулся через секунду, но в руках у него была довольно большая шкатулка с филигранной крышкой, где выложенные самоцветами птицы пели на малахитовых ветвях. Он передал её девушке.
— Я — шкатулка, в которой что-то есть? Как матрёшка?
— Открой и узнаешь.
В таких изящно украшенных шкатулках положено хранить письма или дорогие сердцу безделушки. Годрик там хранил... её окровавленную туфлю. Потёртую и растянутую туфлю с багровыми пятнами на пятке и стельке, которую Света предпочла оставить торчать в решётке, лишь бы сбежать, оставляя на снегу окровавленный след.
— Ты моя Золушка, — он самую чуточку акцентировал речь на «моя». — Ты делаешь свою работу, и делаешь её хорошо, даже если она не совсем приятная. Ты открытая. Ты весёлая. Ты не унываешь и находишь радость в простоте. Ты также учишь меня находить радость в простоте, и тебе не нужен принц, потому что однажды ты сменишь метлу на кульман и сама спроектируешь для себя замок мечты. И для меня — однажды я приду к тебе с заказом на новый дом, — он протянул руку, касаясь её ладони. — Теперь, когда я сказал правду, твой черёд говорить. Какой я для тебя?
Как в одно слово уместить многообразие чувств? И в какое?
— /Дурной/.
— Значит, ты считаешь меня дураком? — он почти обиженно сделал шаг назад. — Или отвратительным?
— В русском языке у слова «durnoy» несколько значений. Да, оно образовано от «durak», но к дуракам у нас особое отношение, иначе в наших сказках не было бы персонажа «Иван-дурак». Да, он бывает не очень умным, или, вернее, другие его считают не очень умным, но у него есть смекалка — особый тип мышления — и большое чистое сердце, благодаря которым он побеждает все невзгоды. Если, конечно, это не злостный дурак, от которого одни беды, — она спустилась на пол, почтительно держа в руках шкатулку, а потом протянула её Годрику. — «Дурной» — не значит обязательно «плохой», «некрасивый» или «глупый». «Дурной» — это ещё когда ты бесшабашный, удалой до безрассудства, бежишь напролом, даже если знаешь, что тебя скорее всего ждёт неудача. «Дурной» — сумасшедшая буря, лихой ветер, и это ты. Непредсказуемый, но хороший.
Она ожидала, что он заберёт у неё шкатулку, но даже не думала, что он сделает это для того, чтобы ему ничто не помешало обнять её. Света помедлила всего секунду, прежде чем присесть на его уровень и обнять в ответ, осторожно поглаживая по спине. Его свитер был таким тонким, что пальцы ощутили слабые выпуклые линии клейма на лопатке. Бывший раб, беглец, иммигрант, чьего дома уже как пару тысяч лет не существует. Решение созрело мгновенно.
— Знаешь, Годрик, если не занят, то приходи завтра в гости, и я тебе подарю подарок, который ты примешь, но не станешь забирать.
— Как такое возможно? — он нехотя расценил руки и отошёл. — Я обязательно возьму его и буду хранить в своей сокровищнице, как эту туфлю.
— Не, точно оставишь, — Света протянула ладонь. — Спорим? Проигравший читает книгу по рекомендации победителя.
— Готовься читать «Улисса», — вампир пожал её руку, принимая условия пари. — Говорят, сложная для восприятия книга.
— Посмотрим, кто кого.
Как видно, вампиры не только кровожадные, но ещё и дико любопытные. Следующим вечером Годрик встретил её на остановке и проводил до подъезда, где им пришлось на время расстаться — Бастер его на дух не переносил — а когда Света зашла в квартиру, вампир уже был там, запущенный Еленой Викторовной через окно.
Его волнение выдавало только нервное постукивание пальца по колену, когда Света принесла из своей комнаты небольшую запакованную коробку, перевязанную красным атласным бантом. Узел был крепким, но никто не успел даже предложить ножниц, как нетерпеливый вампир в одну секунду разорвал атлас, впервые открыто показывая свою силу, мгновенно избавил коробку от яркой оберточной бумаги и заглянул внутрь.
— Это... мужская домашняя обувь?
Им с мамой пришлось потратить целый вечер, чтобы выбрать достойную модель, которая не будет смотреться дешево или смешно. Стоили они немало, но деньги отданы не зря — похожи на лоферы из замши, но без задников, стелька мягкая, на язычке изысканная вышивка в тон замши. Света считала, что они должны понравиться.
— Да. Тапочки, чтобы ходить в этой квартире. Причём твои личные, а не гостевые, и если хочешь, они всегда будут ждать тебя в нашей обувнице. Они знак, что ты теперь часть нашего дома. Если хочешь. Если нет, просто забери их в свой дом.
Годрик просто переобулся. Тут же, без слов. Походил, проверяя, как они сидят на ступне, сел обратно, забросив ногу на ногу, причём одну держа прямой, словно любовался обновкой.
— Ты выиграла пари, Светлана, — он расслабленно откинулся на спинку дивана. — Какую же страшную книгу я теперь обязан прочитать?
— Она в моей комнате. Пойдём.
Света вручила ему «Синюю птицу» Мориса Метерлинка, которая по сравнению с толстенным «Улиссом» кажется брошюркой. Возможно, такому старому вампиру, как Годрик, будет интересно почитать наивную книгу о поиске счастья, ведь он его всё же ищет. Все хотят счастья, даже ночные чудовища. Это которые от слова «чудо».
Конечно, она могла просто вынести книгу, но ей нужно было заманить его в комнату, где хранился ещё один подарок, на этот раз выбранный самостоятельно. Простой и практичный — личная большая кружка для Годрика, которая вмещает одну бутылку «Настоящей крови», не больше и не меньше. Ещё и с подходящей надписью на русском.
— /Умный, красивый, в меру упитанный мужчина, ну в полном расцвете сил/, — Годрик наклонил голову к плечу. — Это явно цитата, но чья?
"Летающего коротышки получеловеческой сути со сверхспособностями, прямо как ты".
— Карлсона.
— Но что цитата сына какого-то Карла делает на моей кружке?
— Ну, ты ведь чаще влетаешь в окно, чем входишь в дверь.
— И где связь?
— Эм, понимаешь... Это очень тонкая игра слов и смесь русской мультипликации с шведской литературой... Кстати, как твоё общение с мсье Брюно?
— Никак. Я обронил бумажку с логином и паролем «левой» почты. На твоём компьютере, случаем, не сохранились данные? — он сказал это, почти намекая, что потерял пароль специально. — Мы могли бы обмениваться письмами с твоего аппарата. Заодно будет больше поводов пользоваться твоим подарком. Подарками.
И шастать к ним домой тоже. Как видно, ему очень нравится каждодневный цирк в семье Смирновых, где дочь поёт ему песенки, а её мама почти взяла древнего вампира в названные сыновья.
...и по незнанию в тот же вечер ляпнула, кто такой Карлсон, чем он знаменит, как выглядит и с какой радостью пьёт варенье прямо из банки, как густой алый сок. Или кровь. И как её Светочка в детстве любила мультик про Карлсона, мечтая отправиться гулять по крышам. Судя по прищуренному взгляду Годрика, он подумывает затащить её на крышу и улететь без неё, чтобы за такие шуточки сама искала путь вниз.
Ой, мама миа...
В ночь, когда на подмостках в очередной раз разыгралась трагедия Риголетто, игра Годрика перестала быть игрой. Она переродилась возникшей в голове чёткой фразой: «Певунья будет моей». Не сразу, конечно.
Он знал, где семья Смирнофф купила места, смотрел на балкон с того самого момента, как оказался в ложе, и легко заметил две спешащие к креслам фигуры — суетливую, пожилой женщины, и высокую могучую деву в голубом рядом с ней. Цвет, может, и её, но лёгкие ткани и романтичный фасон для Светланы определённо не подходят — её стать требует парчи, плотного хлопка, дорогой шерсти или даже кожи тонкой выделки, чтобы силуэт был чётким, величественным, с узкими рукавами и застëгнутым наглухо воротом. Тогда бы она больше походила на валькирию, хотя её нрав мягок, добр и простодушен, однако скрывает под собой твёрдый стержень, иначе ей не удалось бы достойно выдерживать все невзгоды.
Изабель знала, что Светлана тоже будет здесь, но никогда раньше её не видела, только знала, что она любит петь и легко краснеет. Надо признать, его соратница давно желала познакомиться с человеком, что так запал в душу шерифа.
— Годрик, она здесь? Мне угадывать? Или скажешь?
— На балконе. Девушка в голубом, — край губ сам потянулся вверх. — Ищи самую высокую.
— Неожиданно, — хмыкнула Изабель, прекрасно зная предпочтения не выделяющегося ростом вампира. — Хотелось бы пообщаться с ней лично. Сможешь это устроить?
— Не сразу, — предвкушение пощекотало горло. — Она ещё не знает, что я тоже пришёл в театр.
Время до антракта пролетело быстро. Пусть это было слишком хищным, но он покинул ложу незадолго до конца первого акта оперы и расположился поодаль от выхода с балкона, как в засаде, поджидая Светлану для сюрприза. Однако первоначальный план пошёл прахом, ведь она величавой поступью вышла под руку с мамой, как девица в прежние времена никуда не ходила без дуэньи, что должна стоять на страже её целомудрия. Игра только что стала интереснее... В буфете дамы взяли по бокалу шампанского, а Годрик ждал своего часа, и скоро он наступил — они разделились.
Светлана была очень заметной. Не ростом, так своими длинными волосами, укрывшими спину почти до бёдер. Когда она решила присесть на канапе в стороне от толпы, Годрик острым слухом различил, что некоторые мужчины уже составляют свои планы — забрать его певунью себе. На одну ночь, не более, ведь из-за своей внешности она наверняка не избалована мужским вниманием и станет лёгкой добычей, ещё одной отметкой в длинном списке побед. Пришлось убедить себя, что насилие на публике нежелательно, и просто опередить их. Годрик опустился рядом, повернулся с заготовленной шуткой... и всё.
У неё в руках пустой фужер, взгляд направлен на разряженную в пух и прах толпу, а мысли летают далеко... Она словно скромная певчая птичка, залетевшая в оглушающий галдеж ярких попугаев, и потому хранящая молчание, ведь её нежные песни созданы для тишины. Роскошные волосы собраны в хитрый узел на затылке, часть струится по спине и даже лежит кончиками на бёдрах. Как преступно... Как преступно, что распущена только часть — хочется по одной вытащить шпильки, снять с неё сковывающее платье и увидеть, будет ли её нагота полностью закрыта волосами, как у леди Годивы, когда та в защиту простого народа проскакала голой через целый город.
В этот момент Годрик понял, что то помутнение разума в его гнезде, когда Светлана запуталась своими волосами в его пуговицах, было не ошибкой, а предвестником — она должна быть с ним. Не как сотрудник, личная певица или даже друг, а как женщина. Его женщина. И далеко не на одну ночь, потому надо действовать осторожно и не спеша.
Он уверился в этом, когда привычное соблазнение не увенчалось успехом — она убежала от него, словно Золушка, оставив торчать в решётке застрявшую туфлю. Смотря на кровавые отпечатки босых ног на снегу, Годрик ощутил, как в нём пробуждается инстинкт хищника, толкающий загнать раненную дичь, но задавил его в себе и вместо погони забрал себе другую добычу. Пусть эта замаранная кровью тесная туфелька станет его первым трофеем.
Вечера и ночи сменяли друг друга, последнее тепло осени стало зимними ветрами, ему преподнесли домашнюю обувь. Это не просто подарок, нет. Это символ того, что певунья и её мать приняли его в свою семью, будто он не вампир, а дорогой друг. Даже больше чем друг — родич по выбору.
Елена Викторовна по-прежнему уважительно называла его Годриком Риагановичем, но более расслабленно, а потом и вовсе принялась окружать материнской заботой, коей Годрик не видел уже как два тысячелетия. Его мать умерла рано, не стоит удивляться, что шериф девятой Зоны Техаса старается почаще приходить в дешёвую квартирку на окраине Далласа, чтобы хотя бы на пару часов перестать быть Смертью и греться в человеческом участии. Его не спрашивают о том, каким он становится за порогом, не пресмыкаются, не лебезят, не боятся. Его зовут к столу и ставят перед ним «Настоящую кровь» в личной кружке или просто чай с выпечкой, ведь это тоже символ принятия в семью. Если о символах семьи, то в русском менталитете они порой принимают странные и малопривлекательные формы. Просто в один вечер Елена Викторовна попросила его выкинуть мусор, раз он всё равно уходит.
— Мама! — возмутилась Светлана. — Ну ты чего говоришь?!
— Твой папа всегда выносил мусор, — стояла на своём женщина, пока вампир пытался осмыслить наглое предложение. — У нас теперь есть мужчина в доме. Если не дать ему обязанностей, он так и будет считать себя всего лишь гостем.
— Но почему мусор?!
— А у нас все полочки крепко висят и ничего тяжёлого двигать не надо. И лампочки моя дочь меняет, даже не вставая на табуретку, — хозяйка невозмутимо удалилась. — К тому же на улице уже темно и опасно, особенно для молодой девушки.
— О Господи... — Светлана сжала переносицу, пока в Годрике нарастало веселье. — Ну что за жертва патриархата... Мужика ей в дом подавай...
Интересный способ показать обязанностями, что его положение «мужчины в доме» вполне серьёзное. Конечно, певунья не позволила ему прикоснуться к мусорному пакету и предложила просто проводить её к бакам, а на обратном пути её посетила ещё более безумная мысль, чем у матери — подружить вампира с адским псом их дома.
— Ваш Бастер слишком злой, Светлана, мне его не подчинить, только задавить страхом, — он вспомнил, как один раз ему это удалось. — Это глупая затея.
— Кто говорит о страхе? Тут ласка нужна.
Она взяла с собой нарезанную на части сосиску и позвала Годрика из квартиры. В подъезде опять было темно из-за украденных лампочек, стены исписаны граффити, исчерчены трещинами в штукатурке, от окурков на полу пахнет отсырелым табаком. Не очень приятное место, ещё и шавка заливается лаем на втором этаже. Там Светлана попросила повторять за ней и присела на корточки.
— Мы сейчас для Бастера большие и страшные, потому должны стать меньше, — она кивнула, когда Годрик сел рядом с ней, а пёс сменил лай на тихий рык. — Видишь? Он знает, что из такой позы сложнее напасть, потому стал спокойнее.
— Так и будем сидеть? — вампир словно невзначай прикоснулся к ней плечом. — Я пока не вижу обещанной ласки.
— Мы её смешаем с завистью и с личным примером — я покажу, что ты «свой». Хороший, Бастер, хороший... — она потрепала пса по ушам, а другую руку протянула к Годрику. — Позволишь?
Какая чудесная возможность.
— Конечно.
Она напоказ погладила его по плечу, приговаривая: «Хороший, свой». Пёс сбавил рык, её рука прекратила движение и Годрику совсем не было стыдно, когда он тайком показал шавке зубы. Снова рык, снова поглаживания с приговором, что этот вампир хороший и злиться на него не надо. Чем шире он скалил зубы, тем громче рычал пёс и тем смелее становилась Светлана.
Ах, как приятно, когда гладят по голове и прочёсывают короткими ногтями волосы за ухом... Это можно было бы принять за собачье поглаживание, но когда она успокаивала Бастера, её пальцы касались только звериной макушки, а не спускались к шее, напоследок ласково касаясь клинышка волос на шейных позвонках. К тому же до пса она тянулась рукой, а к нему почти прислонилась, будто забыла, что весь этот перфоманс затеян для примирения, а не для неги одного вампира. В итоге Годрик так расслабился, что не успел спрятать оскал, когда она повернулась.
— Развлекаешься?
— Да, — без капли стыда сказал вампир и наклонил к ней голову. — Ты права — ласка определённо лучше страха. Погладь ещё раз.
— Ты как наглый кот! — но всё же вернула руку обратно. — Я ведь думала, что ты, как другие вампиры, не любишь чужие прикосновения.
— Не люблю, — Годрик прикрыл глаза. — Но твои мне приятны.
— Мог бы просто сказать... — её пальцы каким-то невероятным образом прошлись по коже головы, вызывая волну нетипичных для вампиров приятных мурашек. Однако продлилось это недолго. — Теперь Бастера надо постепенно прикормить. Я начну.
Один кусочек сосиски скормлен псу с её руки. Следующий так же, но на этот раз Годрик держал ладонь на локте девушки, потом на запястье, подбираясь всё ближе и ближе, пока их пальцы не соприкоснулись. Пёс недоверчиво прижимал уши, но угощение принимал.
— Во-о-от... Хорошо... — прошептала девушка почти в ухо вампира. — А теперь меняем руки, чтобы твоя была сверху... Осторожно... Потихоньку... Без резких движений...
— Он только сильнее зарычал, — Годрик дёрнул щекой. — Ничего не выйдет — животные не любят вампиров.
— Это потому, что ты на него смотришь. Для собак прямой взгляд — акт агрессии. Доверься ему. Отвернись.
— Тогда я могу смотреть на тебя? Ты ведь знаешь, что я не желаю тебе зла.
— Н-ну... Кхем... Попробуй... — она заранее залилась румянцем.
Как странно... Сидеть на корточках в вонючем подъезде жилья для малоимущих и пытаться накормить животное, при этом радоваться ощущению тёплых пальцев на тыльной стороне руки и смотреть на женщину, что зарделась и стыдливо прячет взгляд. Этого уже было достаточно, но Годрик обрадовался ещё больше, когда ощутил, что угощение пропало с ладони.
— Ты видела? Он его взял! — вампир улыбнулся, словно дитя. — Давай ещё раз!
С каждым разом адскому псу требовалось всё меньше времени, чтобы забрать подношение, он даже пару раз лизнул руку, чем привёл Годрика в нетипичный восторг. Такая мелочь, а сколько эмоций... Светлана радовалась вместе с ним, и он просто не удержался — крепко переплёл их пальцы и резко обнял девушку. Зря, конечно — от внезапного движения Бастер укусил его за руку, а досталось обоим, причём сильно — в воздухе запахло кровью человека и вампира.
Шавке повезло, что певунья встала на его защиту и утянула Годрика обратно в квартиру, иначе пролилась бы и пëсья кровь, но сейчас важнее её раны — у вампира уже всё зажило. Однако это не значит, что он был спокоен.
— Мы должны обратиться к парамедикам за вакциной, — теперь он тянул её за собой в ванную комнату, где была аптечка, доставая на ходу телефон. — Я не хочу, чтобы ты умерла от бешенства. Я звоню в больницу прямо сейчас.
— Да подожди ты! Я ещё летом прививалась, а вакцина действует год. Просто пластырем залеплю, — она промыла свою руку под краном, посмотрела на неё и замерла. — Подожди-ка... Я точно почувствовала, что Бастер прокусил мне безымянный и средний палец, но там ничего нет, только кровь... Это потому, что туда попала твоя кровь? Так вот как вы это делаете...
Годрик медленно убрал телефон в карман брюк. Целебные свойства крови вампиров — тайна, но Смирнофф уже знала о возможности лечения. Судя по опустившимся уголкам губ и прямому взгляду, она была готова к зачарованию, но вместо этого Годрик собрал пальцем немного крови со своей руки и размазал её по оставшимся ранкам, кои исчезли без следа.
— Это будет наш секрет. Договорились?
— Буду молчать, как могила, — она отвернулась к раковине, заново намыливая руки. — Завтра выходной, днём я иду в донорский пункт. Мне сразу им сказать, чтобы отложили мою кровушку?
— Криди пойдёт с тобой. Заодно присмотрит, чтобы в донорский пакет не добавили ничего лишнего, и привезёт тебя в гнездо. Если ты хочешь, конечно же, — Годрик встал рядом с ней, смывая кровь со своих рук. Он смотрел, как розовая вода утекает в слив, чтобы спрятать глаза. — Это не приказ, а просьба. Я бы хотел, чтобы ты хотя бы раз пришла ко мне гостьей, а не работником «Синдереллы».
— Если меня в твоём вампирском логове ждёт шоколадка и сладкий чай, то я согласна, — Светлана задрала подбородок. — Людям, знаешь ли, после кровопотери требуется восполнить энергию.
— Будет тебе шоколад, — вампир легонько толкнул её плечом. — Ты заставляешь меня чувствовать себя старым извращенцем, который заманивает в своё логово наивных детей обещанием сладостей.
— Не похож. Для этого ты должен звать меня посмотреть на котят, — Светлана толкнула его в ответ. — Котята — безотказное оружие педофилов. Или щенки.
Они прощались не на пороге, за которым ждал наполовину прирученный адский пёс, а у подоконника. Годрик опять задержался, пока был выше Светланы, и опять ошарашил её быстрым поцелуем в лоб. На этот раз она не показала жестом, что он идиот, а вполне вербально сказала: «Ну не сволочь ли?» Насколько Годрик знал русскую культуру, это было риторическим вопросом, причём почти восхищённым. Шаг за шагом он ближе к тому моменту, когда певунья буквально прыгнет на него, думая, что это только её решение.
Уже в гнезде его посетила ещё одна мысль, про «мужчину в доме». Пусть у него нет времени и, если честно, желания заниматься мелким ремонтом, это не значит, что он не может отблагодарить семью Смирнофф за их приязнь. Денег они не возьмут, но плату примут ремонтники, кои за увеличенный чек мигом приведут дряхлый подъезд в порядок. И вкрутят лампочки.
Просыпался Годрик с великим предвкушением. Нет, не только из-за обещанной крови, но и потому, что певунья придёт в его гнездо добрым гостем, а не вынужденная зарабатывать деньги. Ей не удастся больше прятаться от него за уборкой или громоздиться на стремянку, хотя её рост и так высок. Возможно, бокал вина расслабит её достаточно, чтобы она ещё раз подарила ему нехитрую ласку, но именно ему, а не ради приручения адского пса. Да-а-а... У него большие планы на этот вечер.
Годрик как раз неторопливо надевал джемпер тонкой шерсти, когда чуткий слух различил шум воды. Не простой шум, как из крана, а звук, с каким выжимают тряпку над ведром. Странно... Он пошёл на звук и поджал губы, когда увидел, как певунья энергично елозит шваброй по полу гостиной, причём опять одета в бесформенный серый рабочий балахон.
— Светлана, что это?! — он оказался рядом и остановил её, взявшись за ручку. — Ты гостья и не должна этого делать!
— Да я... греюсь так, — пожала плечами. — Ночью ударил мороз, у тебя холодно. Зачем прыгать на месте, если можно согреться за работой, причём с пользой? И завтра меньше убирать.
— А комбинезон?
— Протоколы безопасности никто не отменял. Ты же сам ввёл это правило — в своей одежде к вам нельзя, чтобы не пронести жучки прослушки.
— Боги... — Годрик потëр лоб и прошёл к камину. — Я сейчас разожгу огонь — котёл прогреет дом не сразу.
— Я тогда разогрею твой завтрак — он уже час лежит в холодильнике.
— Сам справлюсь. Возьми тёплый плед и садись ближе.
Есть в этом что-то первобытное и глубоко мужественное, когда разжигаешь огонь для женщины. Пока разгоралось пламя, Годрик разогрел донорский пакет, приготовил горячий чай и принёс всё к камину, добавив обещанный швейцарский шоколад. Певунья сидела рядом с ним на толстом ковре, куталась в пушистый плед, купленный Изабель только ради ощущения уюта в гнезде, и с покачиванием головы смотрела на огонь.
— В чëм дело, Belisama?
— Да так... Думала, что ты не умеешь разжигать камин, — протянула руки к языкам пламени. — Зачем вам огонь, если вы не мерзнете?
— Вампиры легко игнорируют холод, это правда. Он для нас не так губителен, как для людей — вампир может ходить голышом хоть на Северном полюсе, — подкинул ещё дров. — Но это не значит, что мы не любим тепло.
Постороннее движение рядом — Светлана отставила руку вместе с краем пледа, словно пташка расправила крыло.
— Ты предлагаешь мне согреться рядом с тобой?
— Ага, — она тряхнула рукой. — Полезай, пока тепло не ушло.
Адского пса Бастера приручали лаской и угощением. Годрик сейчас сидит под одним пледом со Светланой, угощается её кровью и наслаждается живым теплом. Что это, как ни приручение? Даже пусть ненамеренное, ведь её сердце не колотится от страха или вожделения, а бьётся ровно, и взгляд снова смотрит в никуда. Опять её мысли не здесь, а где-то далеко.
— Твоя кровь намного лучше, чем в прошлый раз, — Годрик сделал маленький глоток из пакета, задерживая часть на языке. — Пищевые добавки пошли тебе на пользу. Как твоё самочувствие после посещения донорского пункта?
— А?.. Что?.. — вернулась в реальность и быстро закивала. — Всё отлично! Я так часто сдаю кровь с плазмой, что без этого у меня повышается давление, как у старушки, только к сладкому тянет. Специально для тебя я две недели ела борщ без чеснока, чтобы привкуса не было. Большая жертва с моей стороны, знаешь ли.
— Думаю, такая жертва должна быть вознаграждена, — Годрик ожидаемо увидел скептичное лицо. — Я помню — никаких денег. Может, бокал хорошего красного вина? И мы сделаем вид, будто забыли, что двадцать один год тебе еще не исполнился.
— Шериф... Вы идете на преступление?
— А кто меня здесь арестует?
— Эх, Годрик Риаганович, совсем вы вразнос пошли... Того гляди парковаться начнёте в неположенном месте, а потом и до хулиганства дойдёте. Витрины будете разбивать или неприличные слова на стенах писать?
— Мы поговорим об этом за бокалом вина.
Вино тоже пришлось согреть, но Светлана почему-то стала печальнее, быстрее уходила в свои мысли и не сразу возвращалась обратно. И это начало раздражать вампира, ведь его планы рушились на глазах.
— Светлана, в чëм дело? Тебе скучно со мной?
— Нет, что ты. Просто... — она прикусила губу. — Просто в этот день мой папа подарил своё сердце.
— О... День обручения твоих родителей? Это должна быть радостная дата.
— Папа подарил своё сердце не маме, а другому человеку. Буквально. А через месяц умер, — певунья съежилась. — Его сердце было совсем плохим, нужна была трансплантация, и донор нашёлся. Правда, кандидатов для пересадки было двое — папа и какой-то парень из Канзаса. Так не должны делать, но врачи пришли к нему и сказали, что тот парень призёр конкурсов, красавчик и единственный ребёнок в семье, что ему ещё жить и жить... если папа уступит ему донорский орган. Многообещающий парнишка против иммигранта...
— Твой отец был благородным человеком.
— Он был идиотом! Он оставил нас с мамой из-за этого дурацкого благородства! — на её глазах вспухли злые слëзы. — Я ведь тоже у него единственный ребёнок! Почему он решил, что может оставить нас одних из-за парня, которого вообще не видел?! Чем мы хуже него?! Разве папа думал о нас, когда решил умереть?! А потом?! Страховая компания решила, что если он отказался от пересадки, то последующие расходы должен возместить сам. Месяц в реанимации! Счета пришли после похорон и нам пришлось продать почти всё и выживать, чтобы гасить ежемесячный платёж! Если бы не адвокаты Ирины Джоновны, мы бы до сих пор ели через день и покупали только просроченные продукты. А мама?! Она дважды пыталась выпить целую пачку снотворного, её еле откачали! Мы заплатили за папино дурацкое благородство, и за это я его ненавижу, — она опустила голову, слëзы часто закапали на плед. — Если бы я знала, то колотила бы его на больничной койке, пока не передумает быть... «благородным». И буду так делать с любым похожим идиотом.
— Даже со мной? — Годрик кончиком пальца стёр влажный след с щеки. — Если я решу стать благородным идиотом, ты будешь меня бить?
— В два раза сильней, — она шмыгнула носом. — В три. Потому что ты вампир. Нет, в четыре — ты мой способ бессмертия и умирать тебе нельзя. Кто, кроме тебя, будет меня помнить через сто лет?
— Как ты жестока... — в противовес якобы огорчённому тону, Годрик был воодушевлён. — Неужели я так для тебя дорог, что ты поднимешь руку на вампира?
— Пять. Я буду тебя бить в пять раз сильнее. И можешь даже забыть меня.
Годрик посчитал момент идеальным, чтобы добавить немного объятий, и не просчитался — Светлана вцепилась в него в ответ, словно он прямо сейчас решил глупо и благородно умереть. Приятно... И тепло... Намного теплее, чем когда тебя обнимает любовница на одну ночь, хотя его любовницы обычно делают это голыми, а Светлана в своём грубом сером комбинезоне, укрытая от шеи до пят.
После вспышки скорби и гнева она повеселела словно скинула тяжёлый груз, по единому намеку принялась гладить его по голове, даже стала разминать плечи и без слов мурчать песню. Конечно же, Годрика это не устраивало.
— Спой вслух, — и добавил, подумав. — Пожалуйста. Или есть причина, чтобы не делать этого?
— Просто ты вампир, а это папина любимая песня про звезду по имени... Солнце. Ну и там... другое тоже...
«Белый снег, серый лед,
На растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней -
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым,
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды
По имени Солнце...»
«И две тысячи лет — война,
Война без особых причин.
Война — дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная, красная кровь -
Через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
Через три она снова жива
И согрета лучами Звезды
По имени Солнце...»
Две тысячи лет войны и крови... Как будто про него песня и понятно, почему Светлана опасалась её петь. Только вот зря она боится.
— Я прочитал «Синюю птицу» трижды. Мне понравилось. Теперь я гораздо лучше понимаю, что такое счастье и что ты имела в виду под бессмертием в чужой памяти, — он легко поцеловал её в висок. — Я буду помнить тебя до конца моей вечности. Ты всегда будешь для меня пташкой, что пропитала моё гнездо запахом солнца и пыталась подружить с бешеным адским псом. Клянусь, моя певунья.
— Не просто «уборщица» — уже хорошо.
— Ох, Belisama, ну что ты за человек такой... — он покачал головой в притворной скорби. — Я приду к тебе вечером — мсье Брюно очень ждёт моего ответа, а пароли, как ты помнишь, я потерял.
— Угу-угу, только заходи в дверь, а не в окно. Не забудь угощение для Бастера, иначе он тебя не пропустит.
— Адская шавка... — Годрик сильнее сплëл руки вокруг девушки и перевёл взгляд на пляску огня. — Мне впервые хочется, чтобы закат не наступал.
Она ответила не сразу, как будто осмотрела его заявление со всех сторон и сочла его достойным.
— Мне тоже, Годрик... — сердце ускорило ритм, жар от румянца почти обжёг кожу вампира. — ...Риаганович. Кхем, очень хороший день. Один из лучших. И вино вкусное, а шоколад вообще выше всех похвал. Где ты его покупал?
Скрывает смущение за болтовнёй... Значит, реакция всё же есть, и не как на мальчишку, а на мужчину.
/Быть тебе, девица, нашей — сама виноватая!/
ПРИМЕЧАНИЯ:
Flëur - Печальный клоун
watch?v=SWyCZnrQlwk
Кино - Звезда по имени Солнце