Криди отпросился пораньше. Как только село солнце, Стэн поднялся с ворчанием, что в гнезде теперь воняет травами и специями, и тоже ушёл по своим делам. Одна Изабель оценила новую атмосферу и с готовностью стала помогать разбираться с обязанностями шерифа, изредка вдыхая воздух, напоенный ароматом яблок и мяты, коим пропах весь кабинет. Когда в разговоре образовалась пауза, его самый преданный лейтенант внезапно сказала:
— Мне нравится лаванда и сандал, — она почти кокетливо повела плечом. — Я бы с удовольствием обсудила это с девушкой. Она ведь живёт в районе...
— Нет, — Годрик поднял глаза от бумаг и, судя по напряжённости Изабель, взгляд его был слишком тяжёл, так что он продолжил гораздо мягче: — В этом нет необходимости. Я сам ей скажу завтра.
— Но ведь завтра она здесь не работает, — вампирша едва заметно приподняла брови. — Ты ходишь к ней, чтобы видеть каждый день?
— Изабель, ты задеваешь опасные темы, — Годрик поджал губы. — Мои личные связи тебя не касаются. Закончим это разговор.
— Я скорее говорила о себе, — она откинулась на спинку стула. — Знаешь, Хьюго очаровывает своей человечностью и тем, что относится ко мне, как к человеку. Предлагает свой пиджак, когда холодно. Не позволяет поднимать ничего тяжелее двадцати фунтов. Смешно, правда?
Годрик вспомнил, как Светлана сегодня одной рукой, почти играючи, приподняла диван. Захотелось поделиться хотя бы мелочью.
— Она любит петь. И с лёгкостью краснеет, словно невинная девица.
— О...
— Хватит отвлекаться, — вампир схватил первый попавшийся документ. — Вернёмся к делу.
А ведь действительно — он желает видеть свою певунью каждый день. В перспективе это может стать проблемой и уязвимостью. И опасностью для самой певуньи, если она ещё раз примется расчёсывать перед ним свои волосы. Надо просто подождать, пока неспокойствие в его душе не утихнет хотя бы вполовину, а для этого придётся отправиться в ночной клуб и подыскать любовницу на один раз, ибо его неудовлетворённость тоже может стать источником проблем.
Сегодня он решил выехать на машине, а не полетел, как обычно, ведь у него вполне возможно будет пассажир при возвращении обратно. Мотор гудел, сонная тишина его района сменялась ночной суетой центра города, радио ловило волну с классической музыкой, где между композициями диктор говорил спокойно и размеренно.
— ...это была «Ода к радости» Бетховена, а теперь напоминаю, что меньше чем через неделю в театре Далласа состоится постановка оперы «Риголетто» Джузеппе Верди. Билеты бронируйте по телефону...
Когда он в последний раз был в опере? Очень давно, причём в одиночестве — Эрика больше привлекали уличные представления, где актрисы пели проще, одевались меньше, а после падения перелатанного грязного занавеса не чурались делиться объятиями. Вот поэтому Годрик выкупил целую ложу, на всякий случай. Стэн навряд ли пойдёт, Изабель наверняка согласится — у неё утончённый вкус. Может, Светлана?.. Вампир помотал головой, выруливая на парковку — его певунья не взяла тридцать долларов чаевых, сущие гроши, а от самых дорогих билетов тем более откажется, особенно если в тот вечер ей предложат заработать сверхурочные.
Громкие биты современной музыки разносились далеко за пределы стен клуба — грохот обрушился на него, как только открыл дверь машины. Внутри было ещё громче, разноцветные лучи хаотично очерчивали стены, выхватывали красными и зелёными вспышками людей на танцполе, скучающих вампиров и снующих официантов. Конечно, шерифа признали сразу и споро провели за особый столик, где весь клуб был как на ладони — идеальное место, чтобы выбрать одного из толпы. Вампирш Годрик отбросил сразу — начнут разводить интриги, дабы стать постоянной любовницей, так же пропустил вниманием холëных дам из эскорта, ведь они тоже не прочь задержаться рядом с шерифом любыми способами. Остальные... Годрик выбрал одну из случайных девушек, пришедших повеселиться — очень стройная, невысокая, зажигательная, с гладкими огненными волосами до плеч, с алыми губами и в маленьком чёрном платье. Словом, его типаж.
Ему было достаточно кивнуть метрдотелю, чтобы он привёл девушку, и Годрику даже не надо было ничего объяснять — она сама села ему на колени и обняла за шею, прикасаясь губами к уху:
— К тебе или ко мне, красавчик? Заранее даю тебе разрешение войти во все мои двери.
Слишком легко приглашает в свой дом — это настораживает, но и к себе в гнездо, где теперь пахнет яблоками и мятой, приводить её тоже не хочется. Годрик изобразил вежливую улыбку.
— Здесь недалеко есть приличный мотель.
Мотель, где всегда рады вампирам, особенно если они приходят с людьми и после оплаченного часа или двух с них можно затребовать дополнительную плату за испачканное кормлением постельное бельё. Бизнес, просто бизнес.
По прошествии более-менее удовлетворительного часа Годрик оделся и задержался на пороге, оборачиваясь к завернувшейся в простыни девушке.
— Какой подарок тебя устроит? Я говорю о деньгах.
— Хм... — она кокетливо приложила палец к губам, с которых давно стёрлась алая помада. — Оплати мне такси, назови своё имя и оставь номер сотового. Встретимся ещё раз?
— Навряд ли — я не люблю, когда женщины считают нужным утешить меня фальшивыми оргазмами.
— Да только первые два!
— До свидания, дитя.
— Я? Дитя?!
Когда он вышел прочь и был на полдороги к ресепшену, в закрытую дверь с той стороны врезалась подушка, сопровождаемая обиженным криком: «На себя посмотри». Ах, ничего нового. И да, портье не получил ни цента за испачканное кровью бельё, ведь Годрик свою одноразовую любовницу не кусал — от фальшивых стонов пропал распалённый Светланой аппетит, а тело под его руками казалось слишком худым. Слишком тонким и миниатюрным, слишком холёным, слишком умащенным притираниями и тяжёлыми духами, совсем непохожими на мяту и яблоки.
Годрик решил просто проехаться по городу и совсем не удивился, когда завернул в рабочие районы. Светлана ушла от него всего несколько часов назад, он никогда не пытался встретиться с ней так скоро после расставания, но, может, стоит начать? Исправит недавнее недоразумение, а если она уже спит, то просто поглядит в окно.
Вампир предусмотрительно припарковался у соседнего дома и взлетел в воздух из тёмного переулка, где никто не мог его заметить. Окна горят. Те, что в кухне — миссис и мисс Смирнофф ещё не спят. Наверное, пьют свой любимый чай, судя по запаху, с выпечкой, разговаривают о всяком, когда пожилая женщина пытается окружить бескомпромиссной заботой, а дочь отбивается, как может. Годрик не хотел прерывать их мирную жизнь, подлетел сбоку и осторожно заглянул... чтобы тут же заскрежетать зубами — там был Криди.
Его охранник сидел за столом, на лучшем «гостевом» стуле, пил чай вместе с певуньей, фамильярно толкал её локтем, а мать Светланы умильно подвигала ему блюдо с пирожками.
— Берите ещё, мистер Смит, — женщина нахмурилась на дочь. — Раз Светочка не ценит мои труды, хоть вы поешьте. Ведь больше некому.
— Ма! Я на диете!
— Не мамкай.
— Знаете, миссис Смирнофф, ваши пироги такие вкусные, что остановиться невозможно, — Криди вроде как тайком подмигнул певунье, от чего она улыбнулась с яркой надеждой, а Годрик уронил клыки от гнева. — Очень вкусные, потому я их куплю. Все.
— Ой, зачем вы такое говорите? Берите так, от души, — женщина поправила очки и достала откуда-то свёрнутый конвертиком пакет с логотипом «Волмарта». — А хотите я покажу вам наш семейный альбом? Светочка там очень хорошо получилась.
— Мама!
Этого Годрик выдержать уже не мог. Он рухнул на асфальт у входа в подъезд и мгновенно поднялся по лестнице на второй этаж, где бешеный пёс тут же залился хриплым лаем — пусть слышат, что он идёт. Когда шавка попыталась его укусить, вампир оскалил клыки и утробно зарычал, заставляя эхо гулять в стенах. Кобель заткнулся, но только до тех пор, пока Годрик не поднялся на этаж выше — лай продолжился, гораздо более озлобленный. Палец на дребезжащем звонке он держал дольше положенного, чтобы люди точно знали — звонящий чем-то недоволен. Очень недоволен. Когда зашуршал замок, он всё же подумал, что клыки будут лишними и с трудом их убрал — не хотел пугать Светлану слишком сильно, но ему открыл Криди. Опять Криди, а певунья стояла за его спиной с тяжёлым гаечным ключом наготове. Как за защитником. За мужчиной. За своим мужчиной.
— Мистер Галлман? — человек опустил готовые к борьбе бугристые плечи. — А что вы здесь делаете?
Годрик задрал подбородок, и хоть он был ниже, за долгие века успел отточить искусство смотреть на всякого великана с превосходством, сверху вниз.
— Это я должен задавать вопрос, почему это мой охранник таскается ночью к моим другим сотрудникам, — он медленно моргнул, чтобы не сорваться. — Не хочешь ответить?
— Так нерабочее время, — вставила Светлана из-за широкой спины мужчины. — И я сотрудник компании «Синдерелла», а не ваш. В чëм проблема-то? Просто в гости зашёл, и вы заходите.
Годрик зашёл. Только для того, чтобы взглянуть на охранника в упор и сказать:
— Криди, на выход. Не заставляй меня повторяться.
— А... Так всё же не «Смит»...
Светлана хотела сказать ещё что-то, но Годрик её перебил, когда заметил, как миссис Смирнофф любопытно выглядывает из кухни.
— Простите за испорченный вечер, дамы, но нам пора.
Просто так уйти не получилось — мать Светланы не успокоилась, пока не вручила охраннику целый пакет выпечки и наотрез отказалась от денег. Адский пёс опять заливался лаем, но замолк, когда человек зашуршал пакетом.
— Тише, парень, — он легко погладил пса по голове, и тот не рыкнул, даже завилял хвостом, когда ему отломили половину пирожка. — Чуешь своего? Дай-ка нам пройти.
Криди. Живой, высокий и мощный, подстать певунье. Она через день переодевается при нём за ширмой, он с ней шутит, ест угощения её матери и принимает дар, данный /от души/, ему хотели показать фотоальбом, где маленькая Светлана пока ещё мечтала о галлах и верила в них, как в справедливых героев. Она улыбалась ему и толкала плечом, пряталась за ним в поисках защиты... За Криди, не за Годриком. И это логично, ведь он человек с всего лишь малой примесью крови оборотня. Это логично... Ведь человеку нужен человек, а не хладный вампир...
Находиться рядом с Криди больше не было никакого желания. Шериф кинул ему ключи и чуть смягчил тон.
— Кормак, отгони машину в гнездо.
— А вы?..
— А тебя это не касается. Выполняй.
Красные задние фонари исчезли за поворотом, Годрик посмотрел наверх, где на четвёртом этаже по-прежнему светились окна маленькой кухни. Соблазн подслушать был велик, и он ему поддался, когда замер сбоку от освещённого проёма.
Они с матерью обсуждали его. Певунья, конечно, возмущалась.
— Вот что это было?!
— Ревнует, доча.
— Нафига?!
— А как собака на сене — ни себе, ни другим. А сам-то! У него же весь воротник в красной помаде был! — Годрик посмотрел на рубашку. Так и есть, а миссис Смирнофф тем временем тяжко вздохнула. — Хорошего мужчину только зря прогнал. Я так внуков не дождусь...
— Мама!
— Мне повторить свою обычную фразу?
— Мама!
— Не мамкай, дочь моя. Эх... Не ожидала такого от Годрика Риагановича...
Да, всё верно — он перешёл черту, причём весьма жёстко. Можно вернуться в гнездо, оставить это позади, но не станет ли всё хуже? Годрик перелетел к другому окну и подождал, пока певунья не зайдёт в свою комнату и не закроет дверь. Вялая, грустная, почти нехотя стащила со своей кровати покрывало и бросила на неё пижаму. Готовится ко сну? Тянуть больше нельзя.
На первый стук в окно она не обратила внимания, на второй повернулась и подскочила, но после безмолвной просьбы открыть окно просто скорчила смешное обиженное лицо и задернула шторы. Строптивая... Но вела себя тихо, чтобы не раскрыть его приход перед матерью... Годрик постучал ещё раз, чуть настойчивее и громче. Шторы распахнулись.
«Рабочее время закончилось», — сказала одними губами.
«Открой окно», — прислонил ладонь к стеклу. — «Прошу».
Свела брови, поджала губы, скрестила руки на груди, словно отказываясь выполнять просьбу. На ещё один кивок в сторону ручки она вдруг резко прижала ко лбу кулак с отставленным вверх мизинцем — «идиот» на жестовом языке Штатов. Годрик знал его немного, и это было весьма удобно, ведь перекрикиваться сейчас не стоит. Пальцы начали складываться в речь глухонемых.
«Я знаю, что был не прав, но и ты меня пойми»... — он не успел закончить фразу, а певунья испуганно спрятала кулак с мизинцем за спину. Вампир догадался. — «Ты думала, что я не знаю жестовый язык, потому решила меня оскорбить? Я опечален».
Последняя фраза выглядела как сценка «играю на самой маленькой в мире скрипке», от чего Светлана внезапно стала давить в себе смех. Годрик пытался выяснить причину веселья, но как видно, девушка знала жестовый язык ещё меньше, чем он, потому что открыла окно и прошептала:
— У нас глухонемая девчонка всего полгода отработала, я много слов не знаю. Говори так, только тихо.
— Я хотел узнать, почему моя печаль тебя развеселила, — он влез в комнату без протеста с её стороны. — На оскорбление это не тянет, но всё равно неприятно.
— Эм, понимаешь...
Бдительная миссис Смирнофф выбрала именно этот момент, чтобы быстрым шагом направиться в комнату дочери. Годрик услышал шаги заранее, так что когда она резко распахнула дверь, Светлана уже стояла одна.
— Чего окно открыто?
— Душно. Проветриваю.
— Ну тогда спокойной ночи, — и закрыла дверь, даже не подозревая, что прямо над её головой к потолку прилепился вампир.
Почему-то девушка назвала его пауком и с двух рук показала «сицилийские рога» от сглаза, при этом делала вид, что стреляет запястьями. Наверняка очередная и непонятная русская традиция, выяснение которой не столь интересно, как ответ на последний вопрос. Светлана тяжело вздохнула и поерошила затылок, прежде чем прошептать:
— Твой тот жест, «самая маленькая в мире скрипка», несёт оттенок сарказма и вообще является шуткой о надоевшем чужом нытье, особенно в Штатах. Тебя обманули, когда сказали, что это «печаль», — она отвела глаза. — Ты иногда выглядишь очень грустным, и мне тоже становится грустно. Потому я согласилась петь для тебя.
— А Криди?
— Я не спою ему, даже если заплатит — он сам себе клоун.
Выходит, она его тоже пожалела, как того старого ловеласа-импотента. Это задевает гордость. И даёт отличное оправдание, чтобы переломить ситуацию от жалости к чему-либо другому.
— Скажи, что ты делаешь в субботу вечером?
— Культурно просвещаюсь — мы с мамой идём на «Риголетто». Билеты ещё два месяца назад купили, когда только продажи открыли — они тогда дешевле, особенно на балкон. Так что увы.
Значит, в субботу вечером её ждёт сюрприз, но Годрик решил немного переломить ситуацию уже сегодня, прямо сейчас, пока он выше неё — стоя на подоконнике наклонился и быстро оставил легкий поцелуй на линии роста волос. В тот же момент он выпрыгнул в ночь, а девушка осталась стоять у раскрытого окна и растерянно потирала лоб. Годрик скрылся во тьме и полетел спиной вперёд почти сразу, потому острым взглядом заметил, как певунья сначала уронила руку, а потом резко приложила ко лбу кулак с оттопыренным мизинцем.
«Идиот».
При этом она никак не могла знать, что вампир ещё смотрит на неё.
— Эх, Belisama, ты как порох...
В субботу вечером, по старой доброй традиции, ровно за два часа до выхода, Света подумала: «А не послать ли всё к чëрту и остаться дома»? В принципе, это был обычный момент душевного упадка перед выходом в свет. Потому что в этом самом свете культурного общества её здоровенная фигура всегда выделялась, как отъевшаяся ломовая лошадь среди арабских скакунов.
Конечно же, в её шкафу было праздничное платье, которое послужило ей ещё на выпускном, но оно покупалось во время, когда Света была скорее толстой, чем мощной. Длина до пола была призвана скрывать пухлые ноги, слои прозрачного небесно-голубого шифона якобы придавали нежность её рабоче-крестьянской фигуре, а декольте «анжелика», как у героини Мишель Марсье в одноимённом фильме, должно было низким вырезом и опущенными крохотными прозрачными рукавчиками создать романтический образ барышни из романов... Эдакой мечтательной пышечки. Словом, если оно ещё хоть как-то приемлемо смотрелось на пухляшке, но теперь, когда платье на животе висело свободно, а рукавчики с натягом держались на плечах и почти передавливали подросшие бицепсы, Света чувствовала себя не просто ломовой лошадью, а рыцарским боевым конём, которого пытаются запрячь в сбрую из ромашек.
Она упала на кровать прямо в платье, пока Елена Викторовна, бескомпромиссный укротитель капризных ребятишек, подключала в розетку щипцы для завивки волос.
— Мама, я выгляжу ужасно и никуда не пойду.
— Пойдёшь, ведь деньги за билеты уже не вернуть, — она поставила табурет посередине комнаты. — Садись. Сделаем тебе такую причёску, что все мужчины окажутся у твоих ног, а их там много будет, и все культурные, ведь на оперу шпана не ходит.
— Ма...
— Садись-садись, — мама даже щелкнула горячими щипцами. — Волосы и причёска — главное оружие женщины после макияжа. Ты будешь во всеоружии!
— Пистолет предпочтительнее.
— Светлана Владиславовна! — ну всё, если называет по отчеству, то дело дрянь. — Живо садись на табурет! Я буду делать тебя неотразимо прекрасной! ...иначе внуков не дождусь...
— Господи...
— Светлана!
Полное и безоговорочное поражение.
Через час Света признала, что мама была права на пятьдесят процентов — причёска действительно скрасила образ. Плечи у неё, конечно, так и остались широкими, но теперь это не так заметно — вавилоны на голове отвлекают внимание. Частично волосы были подняты вверх и завязаны в хитрый узел на затылке в стиле «гибсоновских девушек» начала XX века, когда в парикмахерской моде царили объём и лёгкая небрежность, только вот Свете не нужны были валики для подкладки — своих волос хватало. Другую часть русой копны мама завила в крупные мягкие волны и оставила их струиться по спине до самой задницы — «девичье богатство и приданное». Замазала тёмные круги под глазами, тронула тушью ресницы и на этом всё — подходящих украшений всё равно не было, но мама довольно обошла её по кругу.
— Ничего лишнего. Ты прямо как королева Титания из «Сна в майскую ночь»...
— Как фея, которая на досуге поднимает штангу.
— Поговори мне тут, — беззлобно буркнула и подергала за свободное на животе платье. — Сними-ка. Я его быстро на живую нитку ушью.
Да, ушила, но слишком подольстила и дышать теперь придётся осторожнее, ведь лопнет либо хлипкий новый шов, либо старые рукавчики порвутся на плечах, как рубашки в видеороликах бодибилдеров. А тут ещё оказалось, что с выпускного её нога подросла на размер и элегантные бежевые туфли «на века» теперь дай бог, если переживут этот вечер. Ноги его точно не переживут без мозолей, это факт. Одно радует — ходить она будет только из квартиры до такси, от такси до кресла и потом тем же путём обратно. Как-нибудь переживет этот... культурный отдых. Да и погодка такая, что снег вот-вот сорвётся из тяжёлых туч, а из подходящей к платью верхней одежды только лёгкий весенний плащик, но красота требует жертв. Невыносимых.
Ступня, похоже, выросла с выпускного на целых два размера, ведь когда такси по субботним пробкам добралось до пункта назначения, ноги уже начали болеть. Первый в этом году снег сыпался с неба, когда Света с мамой максимально приличным быстрым шагом зашли в театр, одни из последних сдали одежду в гардероб и поднялись на балкон, когда все уже сидели на своих местах. Но они успели до того, как поднялся бархатный занавес.
Риголетто — имя шута. Злой пособник, высмеивающий горе жертв Герцога, невоздержанного до дуэлей и женщин, постоянно поющего песню про женское непостоянство.
«Сердце красавиц
Склонно к измене
И к перемене,
Как ветер мая.
Клятвами страстными
Сердце взволнует,
Этими же губками
Лжёт и целует».
Риголетто тряс своим колпаком, язвил над рогатыми мужьями и обесчещенными женщинами, но свою прекрасную дочь прятал в тайном поместье, чтобы его господин никогда её не увидел и не прельстился, даже нанял убийцу для Герцога, однако злой рок всё равно его настиг — дочь похищена и изнасилована, убийцу подговорили убить не Герцога, а просто первого, кто постучит в дверь, и дочь, до сих пор влюблённая в Герцога, добровольно принимает нож в грудь вместо него. Её запихнули в мешок и по договору отдали Риголетто, чтобы он сам утопил тело обидчика в реке, но тут он слышит беззаботную песню.
«Сердце красавиц
Склонно к измене...»
Риголетто разрезает мешок и видит в нём умирающую дочь. Никакого голливудского хэппи-энда, лишь трагедия, выраженная искусством. В трёх актах, то есть с двумя антрактами, когда положено покидать зрительский зал, а дышать и ходить Свете трудно, но искусство, как и красота, тоже требует жертв.
Места на балконе самые дешёвые, потому что оттуда до сцены далеко и почти не видно певцов. Добираться до буфета в первом антракте тоже долго, особенно если болят ноги, но Света степенно дошла, не показывая страданий, чтобы выпить с мамой по безбожно дорогому бокалу шампанского — театральная традиция. С другой стороны, игристое вино хоть немного скрасит боль, а что по закону она ещё не достигла нужного возраста, так никто не предположит, что почти двухметровой девушке ещё не исполнился двадцать один год.
— Светочка, на тебя смотрят многие мужчины, — мурлыкнула мама, пряча губы за бокалом. — Это потому, что ты красивая.
— Это потому, что я дылда, — Смирнова как можно ниже опустила плечи. — Меня просто трудно не заметить.
— Не сутулься! — легонько шлепнула по спине. — Давай, расправь плечики, подними голову — ты сейчас звезда.
— Я шут, мама, — Света оглянулась. — Я посижу немного на диванчике.
— Конечно-конечно. А я пока знакомых поищу. Мишель Стивеновна говорила, что тоже пойдёт на «Риголетто».
Добраться до дивана — это хитрость. Платье длинное, до пола, можно будет снять туфли и никто не заметит.
Зрители тихо шумят, общаются, пьют шампанское или виски, едят крохотные сэндвичи с красной рыбой или тарталетки с чёрной икрой, ходят медленно и хвастаются шикарными нарядами — есть на что посмотреть, если не вмешиваться в этот изящный мир с грацией носорога. Жаль только, что шампанское закончилось, а надевать тесные туфли и идти в буфет нет никакого желания. И лишних денег.
Какой-то мелкий мужик в смокинге сел рядом на диванчик и, насколько видно боковым зрением, смотрит на неё в упор. Света его просто игнорировала — не он первый, не он последний, но ему не надоедало. Как видно, от игнора нет никакого толку.
— Мистер, вы назойливы, — ноль эмоций. — Я не экспонат в музее, чтобы так на меня пялиться.
— Я просто никогда не видел тебя в платье. Это удивительное зрелище. Даже не сразу тебя узнал, Belisama.
— Что?! — резко повернулась. Да, это Годрик. — А я, кхем, тоже никогда не видела тебя в смокинге. Счёт один — один.
— Ещё я ни разу не видел тебя с причёской. Два — один, — он скользнул взглядом сверху вниз, со сложнозаплетенной макушки по волнистым прядям, концы которых лежали на коленях и диване. — Не могу промолчать о том, что тебе очень идёт.
— Спасибо, — чёртов румянец опять залил лицо. — Как тебе опера? Был раньше на «Риголетто»?
— Постановка в «Ла Скала», в начале прошлого века, была куда как лучше.
— Ну вот, опять я пропустила всё самое интересное.
Они усмехнулись одновременно, но поговорить смогли недолго — прозвенел первый звонок о том, что двери в зал открылись. Годрик предложил ей пойти с ним в более престижную ложу, которую он полностью выкупил (наверняка по привычке неприлично богатого вампира), но она отговорилась, что ждёт маму, которая до сих пор на него обижена за изгнание «мистера Смита». Правда же была в том, что ей не хотелось, чтобы Годрик видел, как она будет втискивать свои мозоли обратно в туфли и что вообще сидела босая. К счастью, он не стал настаивать и откланялся, как перед прекрасной дамой, чем заставил сердце биться чаще. Ну что за подлец! Красивый, стройный, учтивый, просто мечта! Как бы это пошло ни звучало, от него платье готово треснуть по швам, ведь хочется дышать полной грудью.
С этими игривыми мыслями Света незаметно обулась, подхватила под руку маму и отправилась на их места — второй звонок прозвенел.
С балкона плохо видно только сцену, а вот зрительский зал как на ладони. Света первым делом стала высматривать ложи, где сидит всего один зритель, но таких не было — всё забито, однако Годрик всё же нашёлся. Просто он был не один, а с красивой латиноамериканкой, которая выглядела в своём шикарном платье и сверкающих бриллиантах невероятно благородно, особенно когда царственно наклонялась, чтобы сказать что-то шерифу вампиров. Ну да, не пришёл же он сюда только потому, что его уборщица будет здесь. Это совпадение и простая вежливость, когда он подошёл к ней, а не сделал вид, будто вообще её не знает. Да, простая вежливость и учтивость.
Годрик отвернулся от сцены и даже помахал ладонью, чтобы привлечь к себе внимание. Опять язык жестов.
«Второй антракт короткий. Подожди меня после финала, красавица».
Нет, он не собака на сене, а Герцог из оперы, который перелетает между бабами, как пчела по цветам, причём не стесняется своей спутницы рядом. Света хотела гневно набрать полную грудь воздуха, но треск ниток остановил от опрометчивого поступка. Лучше смотреть оперу.
Перерыв между вторым и третьим актом был столь малым, что двери зала не открывали, просто опустили занавес для смены декораций, а оркестр сыграл пару композиций. И вот развязка, главная трагедия, где глупая дочь шута идёт навстречу своей гибели, хотя лучше бы ей бежать в другую сторону и вспомнить, какую боль ей принёс Герцог, какие раны оставил. Света посмотрела на ладонь со шрамами от раздавленной чашки. В чём-то она тоже глупая, как дочь Риголетто, и любовные надежды стоит отправить туда, где им самое место — в помойку.
— Мам, у меня ноги очень сильно болят, — Света протянула свой номерок из гардероба. — Как всë закончится, иди вперёд, возьми наши вещи и лови такси, а я потихоньку дойду.
Окончание оперы она встретила с радостью. Идти было больно и, судя по всему, мозоли содраны. Спускаясь с длинной лестницы в фойе, она чувствовала себя Русалочкой, но не диснеевской, а из оригинальной сказки Андерсена, которая платила за каждый шаг кинжальной болью в ступнях, однако не показывала этого. Вот и Света так же безмолвно и величаво идёт, чтобы никто не заподозрил, что её единственная красивая обувь ей безбожно мала.
Фойе было пройдено наполовину, она шла мимо гардероба, когда открытого плеча коснулась прохладная рука.
— Светлана, вот ты где, — Годрик обошёл её, перекрывая путь к побегу. — А я уж было подумал, что ты сбежала, как Золушка с бала.
— Поверь, до Золушки мне очень далеко, — она поджала в туфлях стёртые пальцы. — Я скорее похожа на её уродливых сестёр.
— Глупости. Кстати, с тобой хочет познакомиться Изабель, — вампир посмотрел ей за спину. Ну да, женщина из его ложи. — Она моя соратница и много наслышана о тебе.
— И Годрик говорил только хорошее, — эта самая Изабель буквально плыла над полом, как неземное существо. — Хотя мне для составления мнения хватило бы просто запаха свежескошенной травы в моей комнате. Жаль, что ты не присоединилась к нам в ложе.
Это та вампирша, из чьей спальни Света сбежала через окно! Красивая, а вблизи ещё красивее. И помада у неё красная... Как та, что была у Годрика на рубашке, когда он ворвался к ним в квартиру и утащил с собой охранника. Служебный роман, значит. Обычное дело.
Смирнова вела обычный вежливый разговор ни о чëм, ноги болели, якобы романтические рукавчики туго перетягивали бицепсы, ушитое платье мешало нормально вздохнуть, она подгадывала момент, когда можно будет вежливо распрощаться, и момент сам подвернулся. Вернее, подошёл походкой от бедра и попытался погладить Годрика по груди, растягивая губы в соблазнительной улыбке. Гладкие огненные волосы до плеч, изящная миниатюрная фигура и кроваво-красная помада. Это отличительная черта его любовниц? Годрик, между тем, перехватил руку и холодно спросил у новой девушки:
— Что ты делаешь?
— Милый, ну не будь таким букой. Нам ведь было хорошо в прошлый раз. Обещаю больше не имитировать оргазм, — она скользнула по Свете колким взглядом, который сменился на сочувствующий. Преувеличенно сочувствующий, хотя это её, а не Смирнову, крепко и не очень вежливо держит вампир. — Ох, дорогая, это не твой фасон и тем более не твой размер. Уволь своего стилиста — он сделал тебя смешной.
Это якобы тонкий сарказм, ведь даже идиот поймёт, что платье дешёвое и куплено давно, а таких сарказмов Света получала от Стейси с первого класса и по недавнее время, так что не показала девушке то, чего та так хотела — обиды.
— Спасибо, — холодная улыбка не коснулась глаз. — Я обязательно передам ваши слова своему стилисту.
— А ещё ему скажи, что... Ай! Отпусти! — она попыталась вырвать руку из хватки, но шериф отвёл её на два шага, выговаривая:
— А ты прекрати вести себя как дитя.
— Мне двадцать четыре! Я совершеннолетняя!
— Ты дитя передо мной.
Вот и ссора любовников подъехала... А к Годрику, явно привлечённые раздором, стали подходить другие красивые женщины и упражняться в остроумии и флирте, подключились какие-то важные мужики в костюмах, наперебой говорящие о бизнесе... Один из них, клиент «Синдереллы», узнал её, кивнул и вслух похвалил стремление обслуживающего персонала к прекрасному, ведь итальянскую оперу должны слушать даже уборщики — надо как-то выделяться из черни. Света ничего не сказала, только отвернулась, а там как раз зеркальная стена гардероба, в которой отражаются все они: серьёзные мужчины в дорогих костюмах, красивые женщины в изящных платьях и драгоценностях, и Светлана Смирнова, рабочая кобыла в голубеньком воздушном платье не по фасону и не по размеру, которая выше их всех, но только по росту. Ей здесь не место.
Шерифа очень удачно закрутил водоворот тщеславия, к нему было не пробиться, потому Света распрощалась с Изабель, попросила передать извинения Годрику и успела сделать только шаг, когда вампирша остановила её, втягивая носом воздух.
— Я чувствую от тебя запах свежей крови. Ты ранена?
— Всё в порядке, мэм, — Света улыбнулась одними губами, потому что боль нарастала. — Спасибо за беспокойство. Доброй ночи.
Мама подхватила её у выхода, отдала плащ и побежала ловить такси. Когда Света попыталась надеть верхнюю одежду, тугой рукавчик платья всё же лопнул, низкое декольте провисло на груди. Пришлось просто запахнуться и идти быстрее, придерживая позор рукой. Пройдена тяжёлая парадная дверь, ступеньки крыльца и половина пути к машине с мамой, туфли зарылись носками в первый снег, которого за время оперы нападало уже с пару дюймов. Белым-бело...
Каблук провалился в запорошенную решётку ливневой канализации и застрял там. Света вытащила ногу, благодаря всех богов, что это классическая модель, а не босоножки с кучей ремешков, и замерла над застрявшей туфлей — пятка и носок изнутри были красными от пятен крови. Вот что почуяла Изабель — стёртые до мяса мозоли.
— Светлана, подожди! — в дверях показался Годрик. Пусть он был далеко, его вампирский взгляд наверняка заметил неприятность с обувью, ведь его голос стал веселее: — Я же говорил, что ты Золушка. Я сейчас подойду.
Часы пока не пробили полночь, но карета уже превратилась в тыкву — порванное платье прикрывает грудь только потому, что его удерживают рукой. Позориться ещё больше? К чёрту. Света прохромала в единственной туфле всего пару шагов, а потом плюнула на всё и тоже её сняла. Снег щипал раны, но успокаивал гудящие ступни — идти босиком по холоду было приятно и легко. Она даже побежала к такси и выкинула вторую туфлю в урну, прежде чем нырнуть в машину к маме и с чистым сердцем сказать: «Поехали». Годрик остался позади, и когда она обернулась, то увидела, что он стоит с её первой туфлей и смотрит на цепочку отпечатков босых ног в снегу, с алыми пятнами у пальцев и пятки. Красное на белом. Он не Прекрасный Принц, а вампир, вот и туфелька ему попалась дешёвая и измазанная кровью. Какая ирония...
Дома она сняла с себя платье, порвав его в процессе ещё больше, но мама только поохала и помогла заняться ногами. Что ж, этот культурный отдых не забудется никогда, ведь после него отдыхать придётся — Света позвонила Джоновне и отпросилась на два дня, чтобы стёртая до мяса кожа хотя бы корочкой покрылась. Ничего, походит недельку в свободной обуви, с листиками алоэ на мозолях, и снова будет бегать, как раньше.
Мама уже видела десятый сон, а вот Света заснуть не могла — всё не давали покоя воспоминания об Изабель, той первой девчонке и детали, что их объединяла. Она стащила мамину красную помаду и накрасилась в своей комнате, будто тайком посвятила себя в поклонницы Годрика. Картина в зеркале была неприглядной — из-за яркого цвета лицо сразу стало казаться невзрачным, блеклым. Она яростно стёрла помаду с губ и упала на кровать. Нет ей места среди холёных красавиц и быть ей вечно Золушкой в розовом рабочем комбинезоне, а не в бальном платье. Ну и пусть...
Стук в окно был последним звуком, который засыпающая Света хотела услышать. Шторы закрыты, свет выключен — пусть вампир думает, что она уже спит, но стук повторился.
— Я знаю, что ты не спишь. У спящего человека сердце стучит медленнее и он так тяжко не вздыхает, — глухо прозвучало с той стороны окна. — Я принёс тебе мазь. Открой, иначе буду сидеть здесь до рассвета.
Пришлось впустить и позволить ему самому размотать бинты, иначе он не верил, что Света воспользуется дорогущим лекарством, а не отложит его до лучших времён. Когда раны обнажились, Годрик первым делом поинтересовался, не надо ли ему надавить на мисс Шарп, если она платит своим работникам столь мало, что им приходится стирать ноги в неподходящей обуви и не иметь нормальной праздничной одежды, хотя его оплата за услуги «Синдереллы» более чем щедрая.
— Шмотки — блажь. Зачем мне покупать платье? Чтобы надеть его один раз? Я коплю на обучение. Стану архитектором, буду заниматься любимым делом и грести деньги лопатой...
— ...если до этого не умрёшь по глупости. Или от скупости, — вампир нахмурил брови, когда Света попыталась убрать от него ноги. — Лежи. Я сам нанесу мазь. Ты ведь пожадничаешь и размажешь всё слишком тонким слоем, а надо наносить щедро.
— У вампиров не бывает мозолей. Откуда узнал про слой?
— Инструкцию прочитал.
Мазь принесли с улицы, она была такой же прохладной и приятной, как руки вампира. Он лечил её осторожно, не давил на раны, едва касался пальцами, а если девушка дёргалась, тут же успокаивал жжение ветерком.
— Ты сейчас как папа — он всегда дул на мои ранки, чтобы было не так больно.
— Я рад твоим словам, — поместил ноги на свои колени так, чтобы израненные ступни висели в воздухе. — Бинты нельзя заматывать сразу — надо подождать, чтобы мазь впиталась. Я сам это сделаю. Позже.
Кто она для Годрика? Кто она для древнего шерифа вампиров? Дитя. Ребёнок, которого он пожалел. Он дует на ранки, прежде чем залепить их пластырем с цветочками, с удовольствием слушает, как она читает стихи с табуретки, восхищается кривым поделкам, прикалывает корявые рисунки «палка-палка-огуречик» на холодильник и называет красавицей, когда она надевает мамины туфли с платьем, что волочится за ней по полу. Это умиление взрослого перед детской непосредственностью, не более. Только вот Света не ребёнок, а здоровенная дылда, которая возвышается над ним, даже если они просто сидят рядом, и только сейчас она ниже лишь потому, что лежит. Она милый шут в его жизни вампира, полной жестокости и крови, а он старик, хлопающий в ладоши на смешной лепет внуков.
— Светлана, почему ты тогда не сказала, что тебе больно? — он отвёл глаза. — Ты поступила очень гордо, когда солгала Изабель и предпочла убежать, пачкая кровью снег, но неужели я недостоин знать, когда тебе плохо? Или ты боялась, что от запаха крови я сойду с ума и попробую тебя укусить? Мы же договорились, что я не монстр, а чудовище. От слова «чудо».
— Платье, — немного соврала Света.
— Причём здесь слово «платье»?
— Платье порвалось. В плечах, — проклятый румянец опять захватил лицо. — Оно с меня почти свалилось, когда ты сказал, что сейчас подойдёшь.
Годрик смотрел на неё в упор, его губы дрожали, пока он не расхохотался. По закону подлости, сделал он это достаточно громко, чтобы мама заглянула к ним со стаканом воды и гаечным ключом.
— Доброй ночи, Елена Викторовна. Я пришёл принести Светлане лекарство и скоро уйду, — вампир с достоинством кивнул. — Прошу прощения, я догадываюсь, для чего гаечный ключ, но вода?
— От истерики. А то вдруг Светочка с горя повредилась умом и начала гоготать не своим голосом, как дурной конь, — мама сама хлебнула из стакана, не отрывая пристального взгляда от вампира, который как раз принялся нежно наматывать бинты на раненные ноги её дочери. — Годрик Риаганович, я принесу вам гостевые тапочки.
Похоже, для мамы «собака на сене» снова желанный гость, но как возможного соблазнителя своей дочурки она вампира уже не видит. Елена Викторовна пусть и ходит в очках, но не слепая и прекрасно рассмотрела, какие шикарные женщины окружали мистера Галлмана в театре — её бесконечно любимой дочери с ними не сравниться. Но она этого никогда не скажет, потому что красота — в глазах смотрящего, а для неё Света самая красивая, даже если весь мир против.
ПРИМЕЧАНИЯ:
Джузеппе Верди - Песенка Герцога ("Риголетто") - исполняет Лучано Паваротти
watch?v=r4f5fmue3Hc
Для монстров матчасти есть полный метр, то есть два часа оперы -
watch?v=QgkDQNY5AfQ