В воздухе бездвижно парят ошмётки пыли. Девушка полулёжа сидит на заправленной кровати, держа на коленях потрёпанный и обклеенный старыми стикерами ноутбук. Поскольку вечер уже постепенно начинает опускаться на улицы Лос-Анджелеса, в широких окнах с красивым видом на город появляются зачатки первых янтарных лучей багрового заката.

Квартира Барбары представляет собой достаточно просторную студию с ванной и ещё одной дополнительной комнатой для её младшей сестры Челси. Вполне себе приличное жилище, однако, если учесть, что ради него старшей Робертс пришлось продать старый дом на окраине города — единственное, что осталось от родителей, — вещи начинают приобретать свой, далеко не самый светлый оттенок. На самом деле девушка по-своему рада, что смогла отпустить прошлое. До совершеннолетия ей и Челси пришлось жить под опекунством бабушки, в Висконсине, а возвращение в заброшенный дом, с которым связано столько пройденных несчастий, было и вовсе лишним поводом для ворошения пережитых когда-то давно лет.

Барби шумно выдыхает, когда на экране ноутбука всплывает новое сообщение от Рене в их с подругами общем чате:

«Между прочим, в нескольких кварталах от моего дома открылась новая пиццерия. — А чуть позже вдогонку всплывает новое: — Догнали, на что намекаю, так?»

Шпионка проводит рукой по взъерошенным светлым волосам, наблюдая за тем, как Тереза в знак одобрения присылает эмоджи пиццы и сердечек. Девчонки слишком сильно стараются навязать свою помощь. И Барбара это действительно ценит, однако… расхаживание по пиццериям не поможет ей разобраться в том, что не так с её работой, да и, если уж на то пошло, что не так с её жизнью в принципе. И когда это «не так» началось? В ту ночь, когда случилась авария? Или в ту, когда Робертс узнала обо всём, что творило агентство за её спиной? Быть может, всё пошло наперекосяк именно в самом начале их приключения. Не стоило девушкам полгода назад соглашаться на всю эту авантюру с двойной жизнью. Тереза была права, сказав, что они всего-навсего гимнастки.

«Извините, ребят, но я не смогу», — отправляет краткий ответ Барбара, искренне сожалея о всех отказах и недомолвках, что возникли в её отношениях с друзьями. Она специально сворачивает окно с чатом, прежде чем Тереза и Рене начинают высказывать какие-либо возмущения. Быть может, позже Робертс им всё объяснит… нет, позже она просто обязана будет всё объяснить подругам, ведь это их касается напрямую. И она это сделает. Только не сейчас.

Барбара безразлично включает первую попавшуюся песню в своём плейлисте, чтобы сконцентрироваться на мыслях. Музыка часто помогает.

Она откидывает голову на твёрдую подушку. Вдумчивые голубые глаза направлены в сторону широких окон, за которыми солнечные лучи заката вовсю играют с зеркально гладким покрытием офисных зданий. Завораживающее зрелище въедается своей яркостью и контрастом цветов в память Робертс.

Барбара должна что-то предпринять. Как там говорила Мисс Z? «Представляй и действуй», — вспомнив, безрадостно ухмыляется про себя девушка. Это до смешного иронично, поскольку в данный момент она и представить себе даже не может, каким образом следует действовать. Робертс глухо вздыхает, сомкнув веки. Скопившаяся усталость, полулежащее положение и расслабляющая музыка способствуют тому, что к девушке впоследствии проникает дрёма, заставляя окунуться в паутину беспроглядной тьмы.

Буквально через пару минут Барбару будит детский голос сестры. Шпионка нехотя раскрывает сонные глаза. Чувство скомканной ваты, набившей мозг, словно мягчайшую перину, слегка утяжеляет попытку старшей Робертс поднять голову с подушки. Однако девушка всё-таки приподнимается на локтях, смотря на то, как её младшая сестра разговаривает с кем-то по телефону. Челси выглядит расстроенной, а повышенный тон голоса выдаёт, что ещё и сердитой. Барби выключает песню, которая всё это время звучала в стенах квартиры, закрывает ноутбук и откладывает его в сторону, зевая.

— Вот и делай, что хочешь! — доносится крик Челси из другой стороны студии, где располагается кухонная гарнитура. Барбара хмурится: с кем это сестра ссорится по телефону? Она пытается заставить свой разум отойти от дрёмы, но ощущение туманности в голове всё равно не хочет никуда исчезать. Однако девушка всё же встаёт с кровати, потягиваясь, и идёт к младшей сестре.

Челси сидит за стойкой, наливая в стакан апельсиновый сок. Неподалёку лежит мобильный телефон.

— Что за шум, а драки нет? — голос сестры заставляет девочку обернуться.

— Извини, я разбудила тебя, наверное… — с сожалением произносит Челси, наполняя напитком стакан до самых краёв. — А насчёт драки, не спеши с выводами.

Барбара сдержанно улыбается, но беспокойство по поводу расстроенной сестры всё же ясно проглядывается в её взгляде. Она присаживается на высокий стул рядом со стойкой, интересуясь:

— Так кто там должен был делать, что хочет?

Челси отпивает глоток цитрусового сока и, совсем чуть-чуть упрямствуя поначалу, в конце концов рассказывает, в чём заключается проблема. Лучшая подруга её, Мила, обзавелась мачехой и решилась попросить помощи у младшей из сестёр Робертс в том, как же избавиться от чужой взрослой женщины в доме. Однако светловолосая девчонка, вопреки ожиданиям подруги, не нашла ничего плохого в «новой маме», а даже наоборот: Челси начала перечислять все те плюсы и привилегии, что теперь, должно быть, были у Милы. Юные гимнастки поспорили, и дело дошло до того, что в младшей Робертс начала кипеть жгучая зависть вперемешку с чувством несправедливости. Как такое могло быть? Её глупой подруге досталась новая мать, а та этого даже не ценит!

— А почему ты считаешь, что Миле повезло? — задаётся вопросом Барбара после осмысления ситуации — в её всё ещё сонном состоянии это было сделать крайне сложно.

— Как почему? — с искренним удивлением смотрит на неё младшая сестра. — Это же новая мама!

До Робертс наконец-то доходит, и она опускает взгляд. Очевидно, что Челси не хватает полноценной семьи. Родители погибли, когда она была младенцем. Барбара с сожалением отмечает, что её сестра даже толком и не помнит их. Ей становится не по себе, и Челси это замечает.

— Ты не подумай, что мне не нравится наша семья, — взволнованно протестует она. — Просто меня рассердило, что Мила не может понять, как ей повезло.

Старшая Робертс выдаёт грустную полуулыбку, встаёт со стула и обнимает Челси со спины.

...

Патриция сидит у окна с потрескавшейся краской. С застывшим на лице грузом задумчивости она смотрит на цветущее напротив дерево сирени. На фоне заволочённого пеленой туч неба оно выглядит по-особенному красиво: бледно-фиолетовые и серые краски имеют весьма интересное сочетание. Оно завораживает Этчинсон. Крупные грозди из крошечных цветов свисают вниз, будто древо этим самым склоняет свою «голову», в попытке извиниться перед дождливой погодой за то, что оно посмело начать цвести так рано. Девушка в инвалидной коляске отрицательно качает головой — прощения просить должна отнюдь не сирень.

Пациентка в состоянии просидеть так ещё множество часов, всматриваясь отстранённым взглядом в вид из окна, однако её отвлекает звук щелчка замочной скважины. Патриция гулко выдыхает, сразу же решив про себя игнорировать того, кто бы в палату не вошёл.

— Привет… — сзади раздаётся осторожный голос Барбары.

Белокурая особа с опаской поглядывает на спину Этчинсон, подходя ближе. Девушка в инвалидной коляске так и не оборачивается в её сторону. Робертс машинально делает глубокий вдох, который она обычно воспроизводит перед началом сложной миссии или гимнастическим выступлением на соревнованиях, и достаёт из спортивной сумки целлофановый пакет с неким чёрным содержимым внутри.

— Эмма всё ещё на больничном, — наконец выдаёт шпионка. До сих пор сложно общаться напрямую с той, жизненный путь которой Барби своими же руками повернула в сторону разрухи. После некоторого оцепенения она добавляет: — Не стоило тебе её тогда брызгать в ванной комнате…

Медленными и размерными движениями Патриция разворачивает инвалидную коляску в сторону вошедшей гостьи. Изумрудные глаза девушки смиряют ту своим тусклым отблеском. В них не отражается более никаких эмоций, кроме пренебрежения и усталости. Однако Робертс, уже собравшись и настроившись, игнорирует и это. Она осторожно подходит ещё ближе и кладёт на колени пациентки целлофановый пакет:

— Перчатки. Чтобы мозолей не было.

Барбара наблюдает, как Этчинсон опускает взгляд на столь щедрый подарок и едва ухмыляется одним уголком губ, а затем, вдруг о чём-то вспомнив, вытаскивает из бокового кармана всё той же спортивной сумки тюбик мази.

— Вот, держи, это поможет, — она протягивает лекарство вперёд. — У нас на тренировках по гимнастике часто разные травмы случаются, помогает.

Патриция рассматривает совсем новый тюбик с зелёным изображением листвы на нём. Можно невооружённым взглядом обнаружить что-то вдруг очень сильно заинтересовавшее девушку. В тусклом отблеске её глаз появляется искра любопытства:

— Тренировки по гимнастике, говоришь? — переспрашивает Этчинсон.

Робертс будто окутывает ледяной водой из ржавого ведра от пытливого взгляда, направленного на неё, и интонации вопроса.

— Да, я занимаюсь гимнастикой, — кратко поясняет Барбара, присаживаясь на корточках перед инвалидной коляской. Она с присущей ей аккуратностью берёт поочерёдно каждую из рук Патриции и намазывает поверх уже затвердевших шершавых мозолей, располагавшихся на ладонях, приятно прохладную мазь. Сидящая напротив неё девушка ничего не отвечает и не высказывает никаких возражений или же протестов. В этот момент она просто внимательно рассматривает Робертс и её сконцентрированное выражение лица: та будто старается сделать каждое движение рук, наносящее сгустки лекарства, максимально точным, чтобы скрыть этим самым лёгкое волнение. Однако последнее беспощадно выдаёт едва заметный испуг в глазах. Этчинсон вновь ухмыляется одним из уголков губ в ответ на собственные мысли — теперь уже в более приветливой манере.

— Знаешь, а может, ты будешь даже не самой плохой заменой Эмме, — взбадривается Патриция, когда Барбара заканчивает «процедуру». — Нет, конечно, временно, и лишь на правах второго варианта, не более…

— И на том спасибо.

Однако про себя Робертс с насмешкой произносит: «Знала бы эта упрямица, чего мне стоило упросить Льва Давыдовича выйти одной в смену. И, естественно, ещё и без одобрения Мисс Z…». Шпионка прерывает размышления, чтобы не забивать ими голову сейчас. Она поднимается на ноги и ставит спортивную сумку на кровать, заправленную стерильно белым бельём. Вопреки факту о чистейшем постельном белье, обволакивающим подушку и одеяло, последнее находится в полном беспорядке, будто Патриция преднамеренно пыталась его оставить покоиться на матрасе в самой причудливой форме всем и каждому перфекционисту назло. И ведь Барбаре даже в голову не приходит, что так оно на самом деле и было. Бунтарь — он и есть бунтарь, где бы и в каких условиях не находился.

Робертс приходит в голову идея — и она достаёт из сумки уже третий за этот день предмет. Однако он вызывает у Патриции больше радости и уважения по отношению к «новенькой», чем первые два вместе взятые. Этой таинственной и желанной для пациентки вещью служит старый ноутбук Барбары.

— Чё за детский сад? — Этчинсон показывает в сторону старых стикеров с персонажами мультфильмов на заднике. Тон голоса девушки раскрывает её собеседнице быструю перемену настроения и почти детский заводной восторг.

Барбара игнорирует реплику пациентки, внутри радуясь тому, что сегодня ей повезло растормошить Патрицию на более позитивный лад общения. Интересно, сколько заняло времени у Эммы на это, когда та знакомилась с Этчинсон впервые… День? Неделю? Во всяком случае, шпионка хочет надеяться, что значительно больше, нежели у неё самой.

Робертс ставит ноутбук на своеобразную гору из скомканного одеяла и садится на край кровати. Она что-то долго ищет, роясь в груде папок на рабочем столе, а затем дважды кликает на видеофайл.

— Подкатывай ближе к экрану, я тебе сейчас кое-что покажу, — произносит Барбара, разворачивая вкладку с видеороликом на полный экран.

— Подкатывать я только к людям умею, — язвит Патриция, однако подъезжает чуть ближе, забыв о мази на своих руках, из-за чего следы той остаются на краях подлокотников.

Барбара воспроизводит видео с выступления её команды на последнем соревновании, которое снимала Челси, пока сидела на скамье зрителей. Затем достаёт из сумки очередную очень нужную вещь — а если точнее, упаковку свежих булочек с корицей, — со словами: «Эмма говорила, ты их любишь». В это время Этчинсон концентрируется на показанном ей материале: девушки в спортивных гимнастических купальниках исполняют совместный номер. Все трое слаженно проделывают каждый трюк, и при каждом элементе программы у Патриции возникает ощущение, будто она знает наперёд, как именно нужно управлять телом и дыханием, чтобы выполнить всё правильно. Будто её тело уже знает, что нужно делать. Дыхание пациентки замирает, а глаза не смеют отрываться от экрана.

Тем временем Робертс открывает упаковку пряного лакомства, что своим ароматом мгновенно заполняет палату и заставляет слюноотделение начать активно работать у обоих девушек. Шпионка достаёт себе одну булочку, а вторую протягивает Этчинсон. Та машинально берёт её и откусывает, не сводя взгляда от гимнасток на видео. Барбаре же интересней наблюдать за самой Патрицией и её реакцией на каждый элемент номера, жуя мучное изделие. Иногда пациентка что-то хочет сказать, приоткрыв рот, — видимо, замечание — или просто чуть подаётся корпусом вперёд, из-за чего весь просмотр видеоролика Барбара не сводит с неё внимательного и очень заинтересованного взора. Когда же выступление девушек заканчивается и экран становится чёрным, Этчинсон, откинувшись на спинку коляски, прищуривает глаза и произносит:

— Ты не так безнадёжна, как я думала.